The health care crisis in Germany due to the general crisis

Abstract

Over the past 10 years (since 1922) we have had to visit Germany almost every year (with the exception of 1928-1929). In general, we had to spend about 3 years in Germany, and the duration of stay in Germany each year ranged from 2 months to a year; however, in a year's time we had to leave for 4 months to America.

Full Text

За последние 10 лет (с 1922 г.) нам почти ежегодно пришлось бы­вать в Германии (за исключением 1928—1929 г.г.). В общем нам приш­лось провести в Германии около 3-х лет, причем продолжительность пре­бывания в Германии каждый год колебалась от 2-х месяцев до года; правда, за годовой срок нам пришлось выехать на 4 м-ца в Америку.

В 1931 г. нам пришлось выехать в Германию па 2 месяца, захва­тив конец августа, сентябрь и первую половину октября. Мы выезжали под знаком жестокого германского кризиса: только что прошел ряд сокрушительских банковских крахов, финансовые затруднения охватили широ­кие обывательские массы, прекратились выдачи из сберкасс, биржи то .закрывались, то открывались, шел натиск боевых империалистов—Фран­ции, Англии, Америки; шли бесконечные международные конференции о том—как „спасти Германию“, как сохранить ее . как плательщика— с одной стороны, вассала Версальских победителей—с другой; как пре­вратить Германию в орудие контр-революционных замыслов международ­ного капитала. Германия судорожно задыхалась в железных объятиях этого международного капитала. Колоссальная безработица, паралич про­мышленности и торговли, валютная вакханалия, депрессия всех областей народно-хозяйственной жизни, натиск на культуру и социальные завое­вания трудящихся—определяли внутреннее содержание кризиса.

При выезде нас интересовал один вопрос: как выглядит Европей­ский „красавец-город“ Берлин в эти дни ужасного кризиса? И, в ча­стности, как отражается этот кризис на культурной жизни Берлина и, прежде всего, на интересовавшей нас области—на здоровье и здраво­охранении Берлина?

Мы подъезжали к Берлину 26-го августа в яркий солнечный день. Начались предместья и окраины Берлина. Начались садово-огородные хуторские мелкие хозяйства (Lauben) с крошечными фанерными хи­жинками (Hütte)—„гордость немцев; в после-военный период широким кольцом эти лилипутские сады-огороды окружили все крупные города Германии. Владельцами их является мелкая буржуазия, служилый люд и часть наиболее крепкого пролетариата; эти мелкие сады-огороды слу­жат хозяйственным подспорьем—с одной стороны, местом летнего от­дыха—с другой; эти хуторки-дачки строятся на личные средства при некоторых коммунальных льготах. Все эти поселки образцово расплани­рованы; печать культуры и любовного ухода—налицо.

Все по-старому: с первого взгляда никаких признаков кризиса.

Вот и окраины самого Берлина. Здесь обращает на себя внимание новое жилстроительство самого последнего времени; вы видите и текущее строительство; громадные дома 2—3-этажные с массою балконов, кра­сиво убранных цветами и зеленью; вы видите, что это дома с мелкими квартирами; они заселены и заселяются преимущественно опять-таки мелкой буржуазией, но уже более достаточной, служилым людом, пред­ставителями свободных профессий; пролетариату и рабочим они совер­шенно недоступны по их дороговизне. После вы узнаете „гримасы этого нового жилстроительства, отражающего кризис. Но внешне вам не при­ходит мысль о кризисе.

Наконец, вы приближаетесь к большим вокзалам (Bahnhof’ы), коль­цом окружающим Берлин: Schlesischer, Alexanderplatz, Fridrichstrasse, Zoo- и друг.; вы прорезаете важнейшие улицы старого и нового Берлина; поезда один за другим в разных направлениях продвигаются ежеминутно в полном образцовом порядке, как по хронометру. Обычно на этих вок­залах громадное скопление народа и самое оживленное движение; на сей раз движение не столь шумное и оживленное—первый признак снижения темпа берлинской жизни; лица несколько озабоченные. Но признаков кризиса вы все же не улавливаете.

Наконец, вы на улицах центра Берлина. Старый образцовый по­рядок внешнего благоустройства: великолепная планировка города, не­сколько грузная, но разнообразная архитектура старых домов с массою- балконов, украшенных цветами, масса зеленых бульваров, обильное ко­личество садов и парков, великолепные обновленные мостовые необы­чайной чистоты; масса разнообразных магазинов с богатыми выставками- витринами; особенно много продовольственных магазинов с манящим ассортиментом всяких деликатесов; колоссальные универмаги зазывают по­купателей богатыми художественными оконными выставками; склады и магазины завалены товарами, покупатель идет густо. Словом, и здесь кризис с первого взгляда не бьет резко в глаза.

Но тут, на торговом фронте, уже чувствуется неблагополучие: все жалуются, что дела плохи, резкое снижение покупателей, покупатель­ной способности; резкое изменение состава покупателей: снижение поку­пателей-трудящихся, повышение имущих; снижение ценности марки за­ставляет каждого имеющего лишнюю марку превратить в вещевую ценность. В центре Берлина на домах и больших окнах обращают на себя внимание многочисленные кричащие объявления „сдается в наем квар­тира в 5—7—10 комнат“; эти объявления комментарий к новому жил­строительству Берлина на периферии; это оборотная сторона жилищного вопроса: даже имущая буржуазия и средние капиталисты бегут из ста­рых больших квартир; много-комнатные квартиры с большой жилпло­щадью отжили свой век; они непосильны современному немцу; все стре­мятся в меньшие квартиры, на периферию.

Первые дни вы все же находитесь под впечатлением внешнего блеска Берлина; вы видите, что он все еще растет и украшается: растут новые части Берлина, широко и красиво планированные, растет сеть городских сообщений надземных и подземных; вы наблюдаете массу новых построек последних лет; вам рекомендуется, полюбоваться на новое строительство Wansee—миллионное сооружение летнего отдыха и физкультуры. Правда, вскоре вы узнаете, что все это коммунальное и частное строительство находится в катастрофическом финансовом положении; все эти начинания близки к банкротству, все это вызывает зависть, раздражение, злобу иностранцев-кредиторов, ибо, по их мнению, на все это потрачены их деньги, „их“ краткосрочные кредиты. Вы услышите, что «экономных хозяйственных немцев“ обвиняют в бесхозяйственности и расточительно­сти; вы узнаете, что все это „плановое“ строительство—отражение край­ней капиталистической бесплановости, судорожные усилия капиталисти­ческого строя „на рентабельность“, на удовлетворение запросов буржуа­зии. Но внешне Берлин пока остается блестящ и во время кризиса.

Однако, чем больше вы присматриваетесь к Берлину, тем больше бросаются вам в глаза гримасы этого внешнего благополучия и благосо­стояния Берлина: в центре города в блестящие парки, на мраморные лестницы и скамьи дворцов и музеев вдруг прорывается спокойная, мрач­ная, символически угрожающая фигура в отрепьях: это голодный безра­ботный со „дна-, прорвавшийся через бдительный полицейский надзор, чтобы соснуть в чудном парке, а может быть удастся получить несколько пфеннингов у „гуманного буржуя“. В вашу квартиру то и дело раздается звонок; открываете дверь—и перед вами интеллигентная фигура безра­ботного учителя, художника, который вежливо просит у вас 1—2 пфен­нинга. Вы просыпаетесь чаще всего под звуки великолепного оркестра или хора: это странствующая по дворам „артель“ безработных артистов. Но и они еще не определяют кризиса: может быть это неминуемые гри­масы большого капиталистического города.

Кризис Берлина и Германии определяется общим воплем о кризисе всех групп, всех слоев, всех классов населения. Со стороны пролета­риата и трудящихся вы менее всего слышите об этом кризисе; здесь вам грозно говорят цифры, здесь вы являетесь свидетелем организован­ного протеста, здесь вы слышите не жалостный, ноющий вопль, а грозное требование—„хлеба и работы“. Сплошной истинный вопль—негодую­щий или безнадежно-нудный—вы слышите от широкого обывателя мел­кой и средней буржуазии. Безработный или полу-работный пролетариат, обнимающий официально более 5 мил., а с членами семей 15—20 мил. населения—естественно является основной массой, определяющей кризис. Широкие обывательские массы—это дополнительные массы. Она необы­чайно разнородна в социальном и политическом смысле, она менее всего организована, она слизиста и аморфна, но она четко выявляет свое кри­тически-безвыходное положение. Ее вопль не столь резко оформленный, как требования пролетариата, но по существу он отражает то же тре­бование „хлеба и работы“, ибо эта масса столь же безработна и голодна; эта масса формируется, по преимуществу, из служилого люда, уже выброшенного кризисом за борт жизни, или (поящего накануне этого: это Служащие учреждении, торговых фирм, контор, банков и представителей свободных профессий; достаточно сказать, что в связи с кризисом одна Пруссия выбросила на улипу 20 тыс. учителей. Эта обывательская масса отражает свой вопль не пролетарски, а интеллигентски, эмоционально: „безумно тяжело, так жить нельзя, нет сегодняшнего дня, но что более1’ ужасно—нет завтрашнего дня“. Далее идет расшифровка этой формулы в социальном, экономическом, политическом смысле в зависимости от того, к какой социально-классовой группировке принадлежит расшифро­вывающий.

Вопль о кризисе раздается и со стороны крупных капиталистиче­ских кругов. Здесь надо различать две группы: крупные капиталисты, еще сильные, стоящие у власти; и капиталисты, уже повергнутые в прах кризисом, потерявшие и деньги, и власть. Первые еще заседают очень озабоченно в различных комиссиях п конференциях—отечественных и международных, ищут выхода из тупика, ищут виновников кризиса, упи­раются в Советский Союз, в „5-летку“ и даже доходят до проблемы „капитализм или социализм“ (этой проблемой особенно заняты крупные буржуазно-экономические журналы); вторая группа капиталистов, уже повергнутых в прах, переживают по-своему трагическое положение, под­час кончая самоубийством, не говоря о том, что в сохранившихся еще роскошных особняках при богатой обстановке уже царит полное разло­жение и в некоторых случаях голод.

Как трактуется кризис в Германии? Различно, в зависимости от политической ориентировки трактующих. Мы не говорим о коммунисти­ческой трактовке; здесь она ясна и четка—классовая; борьба классов, родила кризис, под знаком классовой борьбы кризис протекает, под этим же знаком он будет разрешаться в Германии и в международном масштабе. Важно, как трактуется кризис в буржуазно-капиталистических сферах Германии—от фашистов до социал-демократов—даже самых „ле­вых"? Вес сознают, что идет бой и, может быть, „последний решающий бои“ между капиталистической и социалистической системами хозяйства. Это не осознается беспартийной массой, но и она чувствует, что кри­зис— „канун“ каких-то решающих событий. Характерно, что в августов­ские дни в Берлине, когда биржа и сберкассы закрылись—широкий не­мецкий обыватель бросился за консультацией" к русским эмигрантам: что делать? Ведь, это канун революции! Вы это пережили—как быть“?

Фашисты наиболее ясно дают себе отчет, что кризис— текущий и грядущий—„последний бой“ и бой классовый; рецепт у них ясный: ско­рее в открытый бой, чтобы затопить пролетариат в крови. Социал-демо­краты—с каждым днем теряя власть и силу, но имя „наименьших жертв“ путаются в соглашательских рецептах, идя тем самым на. поводу центрально-правых партий. Эти последние, чувствуя, что они в петле международного капитала, стараются разрешить или отслоить кризис международно-дипломатическими путями, надеясь найти свое спасение в противоречиях своих кредиторов. Безликие „социалисты“, к числу ко­торых относится большинство немецких врачей, надеются, что кризис ми­нует, „культура не погибнет“, „культура победит“, „культурная Европа не даст торжества и победы хаосу“ (читай—революции). Но так или сяк в Германия население живет в напряженной панике. Каждое внутреннее и международное политическое событие—круп­ное п даже мелкое—обостряет эту панику. Крах английского фунта вы­звал в Берлине и Германии необычайную сенсацию и панику, ибо крах фунта бил по немецкому обывателю и обострял германский кризис; фа­шистский съезд в Брауншвейге, агрессивное выступление фашистов про­тив правительства. Брюининга—опять обострение паники; антисемитский „погромчик“ фашистов в Берлине в сентябре—опять паника; наконец, перевыборы правительства Брюннинга, угроза перехода власти к фаши­стам, угроза в короткий срок смести социал-демократов, выбросить их на-чисто из государственного аппарата—самая острая напряженная па­ника. Все эти события совершились за короткий срок нашего пребыва­ния. II немцы все время в этой напряженной панике; все время они себя чувствуют под Дамокловым мечем неожиданных ударов и событий. Этим определяется внутренний смысл вопля: „нет сегодняшнего дня—и еще хуже—пет завтрашнего дня“.

Резюме. Итак, кризис в Германии, поистине, колоссален. Он за­хватил всю страну, все население, все области народно-хозяйственной жизни. Кризис в Германий—отражение мирового кризиса. Он представ­ляет собой Гордиев узел, в котором спутались и переплелись все со­циально-политические вопросы: политика, экономика, финансы, культура. В кризис вовлечены многомиллионные массы: пет группы и липа, кото­рое могло бы исключить себя из сферы влияния и воздействия кризиса. Открытая и закрытая борьба идет по всем линиям при трагическим жут­ком внешнем „порядке“, охраняемом Жестко-полицейскими мерами и во­оруженной сплои. Страна живет па вулкане, не зная своего сегодняш­него дня, не уверенная за завтрашний день.

Каково отношение к нам, к нашему Советскому союзу в эти жут­кие дни кризиса в Берлине?

О нас твердо памятуют. Мы являемся грозным memento, мы яв­ляемся „бельмом на глазу“. О пас памятуют и фашисты, п социал-фа­шисты, и беспартийные всех мастей—широкий обыватель. Социализм, социалистическое строительство, „5-летка“—стоят грозными тенями: по­давляющее большинство боится этих теней, а многие и мечтают о них, как единственном выходе из создавшегося тупика; у наших искренних благожелателей наша социалистическая стройка окрашивается в роман­тических красках. Взоры врагов и друзей направлены к нам. Дело до­ходит до оригинальных курьезов. С одним из них нам пришлось столк­нуться.                                             

В одном доме нам пришлось столкнуться с оригинальным типом капиталист-рантье в возрасте 65 лет. Он узнал, что советскве граждане будут гостями в доме его друзей; он пожелал во что бы то ни стало повидать нас, поговорить с нами; и вот он явился—п начал длительное интервью: как мы живем в Советском союзе, правда ли то, что про нас пишут буржуазные газеты, правда ли—сведения о колоссальных успехах нашей’ социалистической стройки и пр. и пр.; мы были засыпаны вопро­сами. И вот оказывается: это капиталист-рантье, как он себя именует, „друг Советской России“; он теперь .на покос“, много думает, много читает; его внимание фиксировано на мировом и германском кризисе: где выход из положения? По его мнению,—единственный путь Советской России: построить жизнь заново! Для этого неизбежна революция, ибо путь к социализму идет неминуемо через революцию; Советская Россия: избрала этот путь—и ныне уже строит социализм; мировая будущность, видимо, только за социализмом! И вот он сообщает нам „но секрету“: у него в кармане заявление в коммунистическую партию! Только он боится, что его не примут: ведь он капиталист. Да уж очень над ним насмехаются друзья!

Ну, если дело доходит до того, что капиталисты ходят с заявлениями в компартию—то дело в Германии плохо!

Но не только взоры обращены к Советскому союзу; живая тяга, направлена туда; в поезде, в котором мы возвращались домой, с нами ехали не только ряд делегаций к празднованию XIV годовщины Октября, но и группы молодых спецов Германии п рабочих Австрии на работу по строительству социализма.

Такой кризис, естественно, не мог не отразиться из всех областях культурной народно-хозяйственной жизни—и прежде всего на области здравоохранения. При всяких кризисах—стихийных и органических— острых п хронических, санитарные показатели и контрольные цифры являются наиболее чувствительными, неумолимыми спутниками и показа­телями. Весь вопрос в том, чтобы желать и уметь их показать. К сожа­лению, именно на этот счет надо признать, что в Германии дело обстоит неблагополучно; впрочем, это неблагополучие относится не только к Гер­мании, а ко всем буржуазно капиталистическим странам—особенно когда это касается цифровых показателей. Причина этому опять политика, от которой никуда не денешься. На Германии это демонстрируется особенно показательно. Германия для международного фронта должна выявлять особо „жалостливые“ цифры и факты, показать что международный пресс ведет Германию к вырождению и вымиранию; таких цифр и фак­тов в Германии достаточно; ими оперировал последние годы проф. Гротьян в печати и на своих лекциях (см. хотя бы письмо тов. С. М. Шварца из Берлина „Каз. мед. ж.", 1931г. № 7): факт резкого сни­жения прироста населения в после-военное время, факт приближения Германии к хронически вырождающейся „победительнице“ Франции уста­новлен уже в течение ряда лет; факт резкого повышения смертности от туберкулеза в Германии, гордившейся до сих пор снижением смертности от туберкулеза; повышение детской смертности; резкое понижение пол­ноценного питания, замена его фальцифицированным и пр. и пр.—все эти грозные санитарные показатели достаточно убедительны для всех кроме хищных Шейлоковских кредиторов - победительниц — Франции. Англии, Америки.

Но с другой стороны, для внутреннего фронта все эти данные по­литически с точки зрения буржуазно-капиталистической власти не столь интересны и выгодны; очень они беспокойны и тревожны для трудя­щихся, пролетариата; здесь объективной статистике для буржуазно-капи­талистической власти лучше помолчать.         

Но все же мы решили начать со статистики. Мы обратились к наилучшему медицинскому статистику Германии—другу Советского проф. R ö s I е; совместно с т. С. М. Шварцем мы провели 2-х часовую беседу на тему: есть ли в медицинской статистике какие-либо данные, отражающие влияние кризиса на смертность, -болезненность или какими-либо иными показателями? Как мы и ожида­ли—ответ был отрицательный. Мотив был—слишком короткий период наблюдения. Мы принимаем этот мотив, но не он определяет корень вещей. Корень кроется в том, что по существу буржуазно-капиталисти­ческая статистика и при более длительном периоде наблюдения не может дать правильного ответа на поставленный вопрос; о диалектической ста­тистике в буржуазно-капиталистических странах, понятно, речи быть не может; о классовом анализе материала речи быть не может. И все же соответственный анализ наличных данных выявляет не­благополучие в этой части. Тов. С. М. Шварц занялся кропотли­вым изучением соответственного материала за последние три года. В об­щем т. Шварц разделяет наш взгляд, что буржуазный статистический материал—неблагодарный источник для освещения таких вопросов, как „кризисы" народно-хозяйственной жизни. Но при всем том, если под­ходить с диалектической расценкой даже наличного материала, то лицо и сущность кризиса начинает выявляться. Так, по выборкам т. Швар­ца, количество браков продолжает катастрофически падать (в 1929 г.— 178.800, в 1931 г.—158.500, в городах с населением выше 100 тыс.); количество рождений также (с 232,800—13,3% на 216.400—11,7%); смертность 1931 г., по сравнению с 1930 г., имеет тенденцию к повы­шению. Число рождений упало с 35,6% в 1900 г., с 27,5%—в 1913 г. на 17,5% в 1930 г.; плодовитость населения снизилась с 116 в 1913 г. на 67—в 1930 г.; самоубийства резко поднялись', в 1929 г,—5064, з 1931 г.—6021. Все эти цифровые показатели уже выявляют лицо кризиса даже из бесклассового статистического материала.

Отдельные врачи и профессора все же пытаются вскрыть и классовое лицо кризиса; в начале 1931 г. вышла из печати книжка Moses’a под заглавием „Безработица—проблема народного здравия“; в ней собраны отзывы ряда крупных специалистов-медиков по этому вопросу, но ста­тистические данные в ней отсутствуют.

Доцент по социальной гигиене W о 1 g опубликовал в январе 1932 г. работу, пытающуюся выяснить, как отразился кризис на физическом развитии детей; обследовалась группа детей 5—6 летнего возраста ан­тропометрически в одном из районов с трудовым населением (Prenzlaner- Berg), сравнивались данные 1928 и 1930 г.г. По заключениям автора, физические показатели (вес и рост) 1931 г. не уступают показателям 1928 г.

Wirz-Tronnhauser (Берлин) приводит данные сравнения за­болеваемости и упитанности детей безработных и прочего По его данным получается:

Интересные данные, имеющие свою „диалектику. К сожалению, такие попытки исследования безработных пока единичны, отрывочны, не углубленны.

Что касается материалов, характеризующих болезненность населе­ния в связи с кризисом, то они почти отсутствуют, а те, которые представляются, крайне Сомнительны и иллюзорны. Мы определенно» склонны утверждать, что истинная картина заболеваемости искусственно затемняется и скрывается по отношению к пролетариату и трудящимся г всевозможными „рационализаторскими“ мероприятиями хозяев положения. Прежде всего чрезвычайные декреты последнего времени Брюнвинга— Гинденбурга, уже лишили пролетариат и трудящихся ряда основных прав и завоеваний по линии социального обеспечения. Страхование и страх­кассы. при благословении социал демократов, крайне затруднили поль­зование врачебной помощью; каждое лишнее обращение к врачу связано с лишней н непосильной затратой денег. Кроме того, безработица и ре­жим капиталистической  „рационализации" заставляют рабочего воздержатся от обращения к врачу; каждый рабочий, обращающийся к врачу, на учете хозяина-капиталиста; позволяющий себе „роскошь болезни“ невыгоден хозяину; он уже кандидат на увольнение; а это явно искус­ственно понижает обращаемость к медицинской помощи.

Словом, для выявления истинной болезненности в Германии вовремя кризиса при настоящем режиме и не только болезненности, а всего са­нитарного быта трудящихся п безработных нужно искать других источ­ников и путей. Мы решили обратиться к здравотделу (Gesundheitsamt) рабочего района Берлина. Кое-какие материалы конфиденциального „архивного порядка нам удалось получить; это материал обследования спе­циальных, комиссий по безработице и некоторый анкетный материал. Этот материал является, пожалуй, куда более ценным, объективным и выразительным. Часть этого материала мы приведем.

Комиссионные обследования, прежде всего, рисуют ужас жилищного положения безработных и полубезработных. Это обратная сторона жилищного строительства, данного нами в начале статьи. Вот картина по комиссионным данным: крайнее переполнение. жилищ—в одной-двух комнатах, часто в одной кухне, потопленных, часто на чердаках, сыры подвалах, па подволоках, в сараях; почти без мебели, без кроватей, без домашней утвари помещаются громадные, многодетные семьи; отношений редко кто пользуется, больше всего спят на полу. Зимой широка пользуются летними хижинами и шалашами, отмеченными выше. За не­взнос платы широкое выселение из квартир не только частными владель­цами, но и коммунальными управлениями. Широкая болезненность, бес­призорность, беспомощность—особенно детей и престарелых. Широкое развитие туберкулеза, и венерических болезней. Вот о чем говорят „ар­хивные" документы специальных обследовательских комиссий по безра­ботице, врачей, санитарных попечителей, сестер обследовательниц и др.

А дают и живая иллюстрация к этому, вот кинематографическая картинка ряда „немецких семей Филипповых“ по документальной анкете- одного из „здравоотделов“ (Gesundheitsamt) рабочего района. Мы вос­производим имеющийся у нас документ дословно без каких-либо допол­нений и  сокращений.

Семья К, Родители и три девочки в возрасте 4—7 лет. Комната и кухня. Две кровати. Мать больна’ гонореей. Той же гонореей больны двое детей.

Семья В. Пять человек; занимают комнату и кухню. Родители больны го­нореей; спят в единственной кровати; бабушка с ребенком пользуются складной кроватью; взрослый брат спит на позу. Муж часто работает в ночной смене.

Семья В. 11 человек; занимают комнату, кухню и темную переднюю. В ком­нате спит мать и старшая дочь в «иной кровати, младшая дочь с подругой — в другой; в кровать для отца и сына 16 лет; в темной передней спит женатый сын и троих детой -все на полу. В один таз для умывания, один стакан, одно полотенце. Старшую дочь жених заразил сифилисом; больна.

Семья П. 6 человек; комната и кухня. На кухне живет чета (сутенер и проститутка), больная. Комната разделена перегородкой; на темной стороне живут родители—отец парализован, у матери —tabes; на светлой сторон: живет глухонемая дочь 21  и 15-летний сын. Отсутствие постельного белья один общий умывальный таз.

Семья Ба. 9 человек занимает комнату и кухню; всего 4кровати. Взрослая дочь— сифилитичка спит в одной постели с 15-летней сестрой.

Семь Н. Львова и комната. В лавочке, почти не поддающейся проветри­ванию, живет 0. П. с 4-мя детьми в возрасте 4 мес. — 6 лет. В комнате живет другая семья - старики , eщe молодая чета и незамужняя дочь стариков. Родители О. П. больны свежим сифилисом. Мужчины часто работают в ночной смене.

Семья Ку. Комната и кухня. 3 человека. Мать туберкулезная имеет свою кровать; отец спит на тюфяке; у дочери сифилис и гонорея; спит на стульях в кухне.

Семья Р. Квартира из комнаты и кухни, 6 человек. Родители пьянствуют, «пят в одной кровати; двое детей Тоже в одной кровати; старшая дочь больна  гонореей; спит одновременно—где имеется место; иногда с квартирантом.

Семья X. Живет в тесном шалаше; у матери активный туберкулез; млад­ший ребенок умирает от дифтерита; труп лежат два дня не убранный.

Не паша вина, что „архивная* анкета нам преподнесла такой бу­кет патологии из области социальной венерологии; мы не делали ника­кого отбора; да и подходит к этому материалу нельзя статистически; здесь нет и не может быль „диалектики количества“, но то, что здесь есть стихийная „диалектика" капиталистического строя, в частности го­лодной, безработной массы— в этом нет сомнения.

Так рисуется положение пролетариата и трудящихся Германии в период наличного кризиса на фоне „блестящего Берлина по недо­ступным, по нелицеприятным „архивным документам. Таковы условия „труда и быта“ трудящегося населения Германии во время кризиса; таковы условия здоровья и здравоохранения в период кризиса.

Судя по этим материалам, 3оммервиль прав ( у него речь идет об Англии;: „Высыхают источники роста нации0—формула, определяю­щая социально-биологические процессы капиталистической Европы.

По материалам открытым и явным, положение в Германии характе­ризуется „плановой рационализацией“ всего народного хозяйства в связи с кризисом. Все идет под знаком экономии государственных и комму­нальных бюджетов и прежде всего по линии социального обеспечения и культурных интересов трудящихся. Так захватывается и область здра­воохранения.

Здесь уместно напомнить, что здравоохранение в Германии, как и во всех буржуазно-капиталастических странах, характеризуется основны­ми чертами: государственное законодательное регулирование, основная роль принадлежит коммунальным органам, известная роль предоставлена самодеятельности населения с привлечением профессиональных и стра­ховых рабочих организаций, широкая роль представлена частным, част­но-общественным, благотворительным, филантропическим и религиозным организациям. В Германии до последнего времени играли и играют круп­ную роль страховые больничные кассы.

Достаточно сказать, что в Германии теперь числится более 50.000 врачей (по одним источникам до 55.000); 35.000 из них вовлечены в стра­ховые организации; правда, эта врачебная масса резко дифференциро­вана в „классовом“ отношении: есть врачи-пролетарии и врачи-капита­листы; есть врачи, заработок коих в страхкассе определяется сотнями марок в год; есть врачи, зарабатывающие до 150—200 тыс. марок. Общий заработок немецких врачей в год определяется суммой около 500 милл. марок в год; средний заработок врача определяется в 10—11 тыс. ма­рок в год. Медицинская страховая организация располагает широкой лечебно-санитарной сетью (санатории, лечебницы, поликлиники), боль­шими кадрами районных страховых врачей. Основная сеть лечебно кли­нических учреждений, научно-санитарных учреждений, лабораторий, больниц принадлежит государству и коммунальным управлениям; допол­нительная сеть—и очень почтенная—Красному Кресту, всевозможным филантропическим, религиозным, миссионерским организациям. Однако, основной сетью для рабочих и трудящихся были страховые организа­ции, около которых концентрировалась и основная врачебная масса. Эта специфическая черта налагала и особую печать на германское здраво­охранение.

Но в течение последних лет, в процессе политической борьбы и финансово-экономических затруднений, в процессе сдачи позиций социл-демократами и натиска фашистского правительства—больничные кассы вынуждены были все более и более, с одной стороны, сокращать свои бюджеты, а с другой -все более ограничивать льготы и завоевания ра­бочих. Уже в 1930 г. во время выборной кампании шла борьба рабо­чих по поводу урезывания доступности врачебной помощи рабочим и трудящимся —членам страховых касс (введение оплаты за каждое посе­щение); естественно, социал-демократы потерпели поражение. Развернув­шийся в 1931 г. кризис еще более обострил положение рабочих. Пра­вительство открыло боевой натиск по основному завоеванию рабочих— по социальному обеспечению. Безработица, в свою очередь, выбивала из строя сотни тысяч рабочих из контингента страхуемых; работы под стра­хом безработицы или угрозы перед ней - резко снизили обращаемость за медицинской помощью.

Кризис же перед правительством и коммунальными органами остро поставил вопрос о сокращении бюджетов под лозунгами „рационали­зации“; началось сокращение больниц, лечебных учреждений, сокраще­ние врачей, уплотнение их работы—лечебно-профилактической, санитар­ной, выбрасывание врачей на безработицу; одновременно увеличилось налоговое бремя врачей.

К сожалению, нам не удалось получить статистических материа­лов к характеристике этой „рационализаторской44 работы правительства и коммунальных управлений; она пока также остается в тайниках бюд­жетных архивов: случайно кое-что прорывается в печать. Но за короткое время нашего пребывания нам сообщили о закрытии ряда больниц (ве­нерических и др.), о сокращении сотен врачей-лечебников, санитарных школьных и др.; съеживаются ряд лечебных и профилактических учреж­дений. „Рационализаторская" работа еще в полном ходу, она развивается и углубляется. Путем сокращения врачей—работа их нагружается в 2—3 раза.

Эта рационализаторская работа распространяется и на ряд учреждений, которые еще год—два тому назад начаты с широким размахом для укра­шения и культивирования Германии. Нам пришлось близко знакомиться с одним таким учреждением: это детская туберкулезная санатория „для новорожденных и детей первого возраста" (Säuglinge und Kleinkinder). Она расположена в горной части Баварских Альп близ йодистого ку­рорта Bad Tölz под Мюнхеном. Сооружается эта санатория благотвори­тельной организацией (Kinderheim „Maria") на 120 кроватей для детей до 4-х лет. Нам говорили об этом учреждении, как о чуде санитарной техники и самом последнем слове науки, совершенстве техники; сана­тория эта должна явиться первой не только в Баварии, но во всей Гер­мании; затрачивается на ее постройку 1,5 милл. марок. Мы осматривали эту санаторию в конце сентября; открыться она должна была в октябре. Осматривая эту санаторию, мы неизбежно должны были придти к вы­воду, что гений немецкой санаторной техники вместе с богатством рос­коши здесь доведены до совершенства. Мы не знаем, на какие средства сооружалась постройка, есть ли здесь лепта краткосрочных кредитов", но постройка сооружена на „мировой показ"—что может дать „немец­кий гений; мы не сомневаемся, что эта санатория будет фигурировать по всем международным гигиеническим выставкам.

Но кризис современной Германии вынудил и здесь прибегнуть к „рационализации": постановлено в виду кризиса использовать данную санаторию лишь на 25 кроватей, а не на 120. Даже немцы, показы­вавшие нам санаторию, вынуждены были поставить вопрос: в праве ли немцы так „планировать“ свое хозяйство? Даже лозунг „Gruss Gott!“, под которым живет Бавария (ведь родина Гитлера!), плохо защищает такое мудрое хозяйничанье немцев—особенно если расценивать данное учреждение с точки зрения интересов трудящегося населения и с точки зрения профилактики туберкулеза среди детей трудящихся и пролетариата.

Словом, кризис здравоохранения в Германии, под влиянием общего кризиса, проходит по всем линиям и разрезам. Здесь было бы уместно глубже задуматься над вопросом о корнях кризиса в системе герман­ского здравоохранения вообще. Но место не позволяет нам специально заняться этим вопросом. Нам вновь пришлось бы углубиться в вопросы „политики" германского здравоохранения. Но мы проделали для этого некоторую предварительную скромную работу: мы решили углубиться в жизнь немецких врачей. В организованности немецким врачам отка­зать нельзя. Они прочно организованы и в профессиональном смысле. „Союз немецких врачей" почти поголовно охватывает всю массу врачей; их союзные печатные органы распространены почти среди всех врачей; наиболее распространенный из них „Ärztliche Mitteilungen“ печатается в 43 000 экз. и рассылается всем врачам. Мы занялись просмотром этих союзных органов врачей: чем живут немецкие врачи в эти дни кризиса, как этот кризис отражается на жизни врачей, что противопо­ставляют этому кризису немецкие врачи?

Этой теме стоило бы посвятить особый очерк. Здесь мы лишены возможности это сделать. Но общую характеристику немецких врачей в период исторического кризиса мы кратко считаем необходимым дать.

С высокой общей культурой немецких врачей мы достаточно зна­комы, как мы знакомы и с высокими достижениями и завоеваниями немецкой науки, медицинской и санитарной техники. Мы много учились у немцев и многому еще предстоят учиться -между прочим и в органи­зационном, рацио смысле, как в области теории, так и практики. Но это не должно ослаблять нашего критического отношения к путям, методам и самим п достижениям немецкой меди­цины. Особенно когда речь вдет о путях и фирмах си­стемы Здравоохранения. Здесь вопрос переносится в обществен но-полити­ческую плоскость.

Медицина и здроохранение:—всегда отражение общественно-хо­зяйственных форм ,активного бытия относится к таким периодам. каким является период кризиса в Германии. печать уже давно лежит на враче: это кла­дет печать и на всю систему немецкою» здравоохранения. Врач—ремес­ленник-специалист высшей марки, в лучшем его — врач-гумманист; идеалист, немножко философ-метафизик, сильно пропитанный христиан­ской, религиозной мистикой—вот в  профиль немецкого врача. Дух времени, т. е. политика, кладет на синею печать: он в общем куль­турен, образован—это делает его относительно  поэтому он причисляет себя к гос. соответствующей группе интеллигенции— к „социалистам“; большей частью это—аморфные социалисты, но кар- тине» они причисляют себя к социал-демократам; за последнее время с процветанием фашизма—-среди врачей и студентов растет и множится число врачей-фашистов; здесь перспективы на ближайшее время как буд­то более радужны! Характерно отметить, что при 309 тыс. армии комму­нистов в Германии из 3 тыс. врачей —врачей коммунистов по всей Гер­мании имеется всего 23. В беседах с наиболее культурными немецкими врачами, с наиболее образованными, вооруженными даже философски, когда они интересовались типом современного советского врача, с систе­мой—медобразования, с типом советского врача-диалектика—немецкие врачи никак не могли попять, какую связь может иметь врач с  Со­фией и особенно с диалектикой.

При таком профиле немецкого врача,—не удивителен и общий облик немецкой массы врачей. Профессиональная врачебная немецкая печать рисует этот облик. тематика статей периода кризиса (нами просмотрена эта Печать за 1930—31 г.г.) характеризует вопросы, которые занимают и волнуют умы немецких врачей. Вопросы страховой медицины, меры уязвления кровных, желудочных интересов врачей в связи с кризисом страховой медицины, обложения врачей, знаменитый § 218 (об абортах), вопросы традиционной этики врачей, вопросы политический партийности, как „коренного зла врачебной массы и врачебного быта, наконец, во- ирисы перепроизводства врачей в связи с безработицей последних—вот круг основных вопросов, занимающих умы немецких врачей, 0 выявле­нии наложения населения, его острейших нуждах в связи с кризисом, о роли врачей в облегчении положения населения—нет и помина.

Наиболее ярко общий облик немецкой врачебной массы был отра­жен на последнем Всегерманском съезде врачей (Ärztetag), состоявшемся в июне 1931 г. в Кельне. Мы используем печатные труды этого съезда для выявления идеологических течений, царивших на этом съезде в раз­гар кризиса в Германии.

Съезд полностью отразил национал шовинистскую и фашистскую современную Германию. Он отразил ее во всем своем академическом и политическим блеске. Съезду нарочито старались придать политический и патриотический характер; голос съезда должна была услышать вся страна и окружающие немецкие страны (Австрия имела особое предста­вительств''); голос съезда должен был докатиться до всей Европы—прежде всего Франции (недаром местом съезда был избран Кельн—на границе Франции) и даже до Америки.

Председательствовал на съезде Geheimrath доктор Stander, с при­ветствиями и программными речами выступали обер-бюргермейстер г. Кель­на Abeпhaueг. министр внутренних дел знаменитый д-р Ѵ і г t h, пред­ставитель Прусского ландтага von Erie s s. С основным докладам на программную тему съезда „Переполнение академических профессий“ вы­ступил министр народного просвещения Саксонии Statscbulrath—D-г Наг tnасko. Стоит прислушаться к их речам.

Председатель съезда д-р Stander в своей вступительной речи даст тон съезду. Он начинает свою речь, как высокий сигнал-экономист и политик. Он свидетельствует, что Германия проделывает эволюцию пе­рехода из аграрной страны в индустриальную. Эта эволюция сопровож­дается громадными социальными сдвигами; эти сдвиги неминуемо ведут к политической борьбе (почти большевистское выступление?—-во всяком случае—„позаимствование“!). Ио..., с грустью констатирует председатель— врачебное сословие насильственно втягивается в политику: новейшее со­циальное законодательство и, в частности, втрое о социальном страхо­вании он считает вопросом политики, и. к сожалению, врачи, связанные с этим вопросом, кровно обижены этим социальным законодательством. Но что особенно огорчает председателя, это то, что врачи в данном во­просе не составляют „единого сословно-врачебного фронта“, а вдут на поводу у различных политических партий; он жалуется, что нужды вра­чебного сословия становятся игрушкой в руках политических партии и предупреждает, что врачи рано пли поздно погрязнут в пучине партий­ной политики и сделаются сами могильщиками интересов врачебн. сос­ловия. Еще более тревожно звучат слова председателя, когда он касается вопроса о „катастрофическом переполнении академических профессий“, и в частности, врачебной. Здесь он упирается в вопрос о страшной без­работице, являющейся лишь частью ,,обще-народного бедствия“. Кончает он патетически: ,,Народ—в нужде, народ—в тревоге! Сословие (Врачеб­ное)—-в нужде, сословие—в тревоге! „Но да не придется нам восклик­нуть:“ народ—в отчаянии, врачебное сословие—в отчаянии? Председатель касается также § 218— понятно становясь на узко-профессиональную точку зрения: врачи должны строго держаться узко-медицинский точки зрения. Только медицинские, но отнюдь не социально-экономические по­казания!

Обер-бюргермейстер Кельна, приветствуя съезд, считает долгом оп­равдаться перед врачами от имени городского самоуправления в том, что тяжелое финансовое положение страны и народа вынудило „к величай­шему сожалению" обложить налогом и врачей и тем „поколебать идеалы свободной профессии“. Только народная катастрофа и кризис могут слу­жить к тому оправданием!

Министр внутренних дел Вирт старался дать своей речи масштаб „международный“; он старался, чтобы к его речи прислушалась не толь­ко Европа, но и Америка. Он говорил тоже о нужде и кризисе, каких Европа и мир не знали со времен наполеоновских войн. Он говорил о нужде материальной, но перед ученым синклитом он подчеркивал нужду и кризис духовный. Он говорил о мировом кризисе крупного капитализма (die Krises des Grosskapitalismus), который берет за горло и душит все народы. Он призывает ученый съезд произнести эти слова, чтобы они были услышаны и за океаном (тогда Германия еще надеялась на помощь Америки); он предупреждает, что слова эти должны быть сказаны те­перь, ибо потом будет поздно! Он вспоминает призраки мировой войны. Он не упоминает Франции, но он помнит, что он говорит с трибуны Кельна. Он вспоминает о мировых научных заслугах Германии. Он говорит, что кризис угрожает культуре и науке. Он вспоминает о заслугах немецких врачей в науке и о заслугах тех же врачей в мировой вой­не (?!). Он подчеркивает юбилейный характер Кельнского съезда (50-ле­тие объединения врачей) и рост врачебного сословия (100 врачебных союзов при 600 членах в 70 г.г. и 600 союзов при 40.000 членах ныне).

Но по существу Вирт ничего не сказал и не мог сказать съезду за исключением общих фраз и патетических слов, хотя от него именно съезду надлежало бы кое-что услышать и прежде всего по отчаянному кризису здравоохранения—хотя бы по вопросам, стоявшим в порядке дня: социальное законодательство, социальное обеспечение, социальное страхование, § 218-й, переполнение академических профессий, безработица врачей и пр.          

Зато многое сказали два следующих оратора: von Kriess и Нагtnackе—представитель Прусского ландтага и представитель Сак­сонского министерства просвещения. Оба они говорили на одну и ту же тему—„Переполнение академических профессий".

Фон-Крисс явился застрельщиком по данному вопросу. Он клик­нул клич: Германия в опасности! ВУЗ’ы Германии захлестываются на­плывом учащихся: в 1913 г. в Германии было студентов 78.000; в 1930 г.—их стало 124.О00. Если не будет принято мер противодей­ствия этому наплыву, то Германия в 1937 г. угрожаема выпуском 300.000 оканчивающих ВУЗ’ы. По мнению фон-Крисса, эти будущие безработные, обманутые в своих надеждах люди, являются „самыми опасными носителями переворота11 (возгласы сочувствия и одобре­ния). Но фон-Крисс хочет быть правильно понятым; он поясняет свою мысль: „эти слова означают не отказ от лозунга „свободный путь способному“, но предостерегает от нездорового распространения высшего образования на средне и мало одаренных!".

D-r Hartпаске, как представитель мин. просвещения, углубляет этот лозунг и дает ему философско-идеологическое обоснование.

Исходная философская концепция Hartnacke формулируется кратко; он говорит дословно: „Мне кажется неискоренимым, фа­тальным заблуждением, что путем образования можно повысить духовный уровень любых человеческим масс, что уровень развития масс определяется только внешними формирующими, воспитывающими и обучающими усилиями и что всякая сту­пень образования—в том числе и высшее—может быть сделана достоянием народных масс“. Вот философская сентенция Hart­nacke!

„Я считаю —продолжает Hartпаске,—что существуют пределы способности умственного развития. Проводить эту мысль—является для меня задачей моей жизни—и мне кажется, что (мой) посев на­чинает постепенно давать свои всходы!“ Таков „сеятель" просвещения современной Германии!

Он обосновывает свое положение „убедительными“ цифровыми дан­ными: по его обследованиям школьников выяснилось, что из детей ра­бочих способно пойти в ВУЗ'ы только 7,3Qlo, а из детей про­фессоров и учителей—93,9Q/о. Невежественная и грубо-фальсифика­торская статистика в руках Hartпаске то же орудие борьбы с рабо­чими.

Но он далее углубляет свое философское обоснование; он утверж­дает: „неопровержимо положение: школа—в частности высшая— которая является отражением количественного социального состава населения, не может быть объектом высших дости­жений. И, наоборот, высшая школа, имеющая характер высоко­качественный, должна являться не зеркалом социального со­става народных масс, а должна базироваться на социальном отборе.

Это великолепно! Оказывается, Hartnacke и не дурной „диа­лектик“, он великолепно манипулирует законом перехода количества в качество и обратно!

Но Hartnacke желает быть неопровержимо убедительным и в жизненном практическом смысле: кризис Германии и академическая без­работица служат для него прекрасным орудием для его доказательств. Если талантливый химик, прошедший 14 семестров, безнадежно искав­ший работу, с благодарностью принимает место почтового чиновника с оплатой 80 марок в месяц, то это лучшее доказательство правильности философии Hartnacke. Много тысяч инженеров безработицы; они рады бы получить место за токарным станком, но профсоюзы следят за тем, чтобы в первую очередь получили работу те, кто ее потерял вследствие увольнения.

Мудрость Hartnacke делается еще более убедительной и неоп­ровержимой!

И, наконец, перл идеологии и мышления Hartnacke заключается в том что он находит „первопричину“ академической катастрофы, кото­рую переживает страна: это—изъятие „классического“ образования, изъ­ятие „латыни“ из системы образования. Реформа 1901 г. в Германии (введение реальных школ)—вот корень и причина катастрофы!

Ну, о Hartnacke говорить больше не приходится. Облик его ясен: он символически оправдывает свою фамилию; это „твердолобый“ чистейшей воды и высшей марки.

Но то, что „ученый“ доклад Hartnacke был принят на Всегерманском съезде врачей 1931 г. с триумфом—это говорит о многом. Это говорят об идеологии немецких врачей в период исторического кризиса. Здесь, на наш взгляд, кроется истинный кризис" здравоохранения в Германии. Мы знали о кризисе медицины" в Европе и Германии уже давно; об нем много писали такие немецкие авторитеты, как Краус, Бир п др. Но там шла речь о „кризисе медицины", об идеологических путях лечебной и профилактической медицины; там „философы медици­ны“ тоже искали спасения .позади", а не .впереди" (Бир с его гомео- пашей). Но теперь идет речь не о кризисе медицины, а о „кризисе здравоохранения", вытекающем из социально-экономического и политиче­ского кризиса страны и Европы. Здесь кризис требует иного подхода, иных путей, иного выхода из положения.

Немецкие врачи не могут его найти, не видят истинных корней катастрофы. Их находит оголтелый реакционер, мракобес, фашист чистой воды Нartпаске! И организованные врачи Германии принимают веру 'Hartпаске“, шумно аплодируют ему! Вог где узел и первопричина кризиса здравоохранения в Германии.

Наше заключение. Для нас. советских врачей, кризис в Германии и, в частности, кризис здравоохранения представляет большой социально- политический интерес. Его течение н формы представляют поучительный интерес к истории крушения буржуазно-капиталистического строя. Кри­зис здравоохранения находится в процессе динамики и развития; основ­ные материалы в цифрах и фактах но всем линиям здравоохранения по мотивам политическим еще не выявлены; больше того, эти цифры и факты скрываются и затушевываются. Выявлять этот материал, накоплять его, составлять летопись этого кризиса буржуазно капиталистического здраво­охранения—составляет интересную и важную задачу. Советское социа­листическое здравоохранение может почерпнуть в этой летописи много поучительного.