The current state of the doctrine of the etiology of typhus

Abstract

In connection with the modern European war, and also in view of the well-known fact of the extraordinary development of typhus epidemics in wartime, both in the ranks of active armies and among prisoners of war, in recent years among doctors there has been a significant increase in interest in the etiology of typhus. This interest, in addition, was largely fueled by those reports in the special literature that were made by a number of authors, and in particular Nicoll and his students, who published the results of their work and observations during the typhus epidemic in Tunisia.

Full Text

В связи с современной европейской войной, а также в виду всем известного факта чрезвычайного развития сыпнотифозных эпи­демий в военное время как в рядах действующих армий, так и среди военнопленных, за последние годы среди врачей значительно возрос интерес к вопросу об этиологии сыпного тифа. Интерес этот, кроме того, в значительной мере подогревался теми сообщениями в специальной литературе, которые были сделаны рядом авторов и в особенности Nicollе’ем и его учениками, опубликовавшими ре­зультаты своих работ и наблюдений во время эпидемии сыпного ти­фа в Тунисе.

Клинические наблюдения давно уже указывали на то, что сып­ной тиф должен быть отнесен к разряду инфекционных заболева­ний. Чрезвычайная прилипчивость болезни, а также постоянная на­клонность ее к распространению в виде эпидемии—издавна счита­лись за несомненное доказательство в пользу признания сыпного ти­фа одной из самых характерных заразных болезней. Соответственно, этому представлялось чрезвычайно важным изучить те пути и спо­собы, которыми распространяется эта болезнь, а также определить и сущность самой заразы.

Попытки к уяснению этих сторон патологии сыпного тифа де­лались уже давно. Еще в начале XIX столетия некоторые ученые, как Liеbig, Simbn, Scherer, Vial, Latini, Richardson, пораженные совершенно своеобразным запахом, кото­рый приобретает выдыхаемый воздух, а также в тело сыпнотифоз­ных больных, предполагали, что болезнетворное начало сыпного тифа должно быть газообразным веществом, а именно, тем или иным производным аммиака. Этот взгляд в течение десятилетий держал­ся в науке, и еще в 60-х годах прошлого столетия Murchison, старается подтвердить его различного рода соображениями.

Само собой разумеется, взгляд этот должен был неминуемо рух­нуть, лишь только гениальными исследованиями Рas tеига была, указана роль микробов в развитии и распространении инфекцион­ных болезней. Тогда и при сыпном тифе исследователи стали искать зависимости между болезнью и жизнедеятельностью того или иного микроба. Первоначальные попытки в этом направлении имели, од­нако, сплошь отрицательный результат, если не считать исследований Наlliег. Этот автор описал в крови сыпнотифозных боль­ных двух паразитов, из которых одного он отнес к виду Rhisopus,. а другого—к Penicillium crustaceum. Чтобы судить о степени до­стоверности и об этиологическом значении находок Наlliег для сыпного тифа, достаточно указать на то, что тех же самых пара­зитов Н аlliег находил и при брюшном тифе—как в крови, так  и в кале больных.

Через более или менее значительный промежуток времени по-' является ряд работ, посвященных вопросу о возбудителе сыпного- тифа, с описаниями авторов их находок в крови сыпнотифозных больных, а также и в органах трупов умерших от сыпного тифа людей. В настоящее время большинство этих исследований имеет лишь историческое значение и потому заслуживает лишь самого краткого упоминания. Так, Gutmann описывает в крови сыпно­тифозных больных мелкие, подвижные тельца, Mot t—спириллу, Moreau и Coche z—палочку с закругленными концами, Sсhееsmаnn—палочку, Нlavа—стрептобациллу, Афанасьев—па­лочку, похожую на брюшнотифозного микроба, и т. д.

В дальнейшем различные авторы- описали, в качестве спе­цифического возбудителя сыпного тифа, как кокковидных, так и палочковидных микробов. Останавливаться на детальном описании всех этих видов совершенно не представляется возможным, и пото­му в дальнейшем речь будет только о тех исследованиях, которые,, являясь наиболее обоснованными, не потеряли свозго значения и в настоящее время.

Из таких исследований надо прежде всего остановиться на наблюдениях и работах Левашова, произведенных им за период

времени с 1892 г. по 1916 г.г. В качестве материала для сво­их исследований Левашов пользовался кровью сыпнотифозных  больных, взятой в различные периоды болезни. Рассматривая свежую кровь под микроскопом при увеличени в 1000—2000 раз, этот автор подметил в промежутках между, красными кровяными шари­ками особые, в высшей степени мелкие, сильно преломляющие свет тельца. Тельца эти совершенно круглой формы, при вращении микро­метрического винта отливают зеленоватым цветом. Чаще всего вст­речаются отдельные тельца, но нередко они представляются соеди­ненными по два, или лежат кучками, или, наконец, образуют со­вершенно правильные цепочки. Некоторые из этих телец остаются совершенно неподвижными, тогда как Другие совершают очень ожив­ленные движения. Далеко невсегда, а преимущественно в тех слу­чаях, когда исследовалась кровь, взятая в поздние периоды болезни, следя за каким-нибудь подвижным тельцем, можно было иногда за­метить, что один из полюсов его оказывается вытянутым и перехо­дит непосредственно в очень нежную нить, равную приблизительно 6—10 диаметрам тельца и в высшей степени оживленно извиваю­щуюся. Если взять кровь для таких наблюдений под самый конец болезни, то можно наблюдать крайне своеобразные изменения в опи­санных образованиях: тело их значительно увеличивалось, нити при­обретали также гораздо большую величину, так что делались ясно видимыми и при небольших увеличениях. Вместе с тем отростки часто не представлялись более, как прежде, в виде совершенно пра- . вильных, ровных па всем своем протяжении нитей, а в одном или нескольких местах образовывали утолщения и вздутия различной ве­личины. На окрашенных препаратах-мазках удается, хотя и с боль­шим трудом, найти круглые образования, напоминающие как по ве­личине, так и по расположению те, которые наблюдаются в жидкой крови. Будучи измерены в таком состоянии, они равнялись 0,2—0,3 А-

На основании микроскопической картины Левашов отно­сит описанные ими круглые образования к виду микрококков. Что же касается до отростчатых образований, то на основании тож­дества их начального утолщения с. нехвостатыми микрококками автор считает первые за стадию развития вторых. Шарообразные тельца Левашов называет micrococcus exanthematicus, а хвос­татым образованиям дает название coccospirillum exanthematicum.

Кроме микроскопического исследования крови автором были произведены опыты для получения описанного им микрококка в чис­том виде на искусственных питательных средах. Для этой цели кровь из локтевой вены засевалась уколом в простой или асцити­ческий агар. В зараженных таким образом пробирках через болре, У или менее значительный промежуток времени, колеблющийся боль­шею частью от 2 до 8 суток, наблюдаются следующие явления: в красной полосе, которая остается от укола платиновой иглой, у”? покрытой кровью, появляются там и сям серовато-белые пятна, быстро затем разростающиеся и обыкновенно через несколько дней распространяющиеся по всему уколу. Перевивки на свежие пита­тельные среды (агар, бульон, желатина) удаются в течение первых двух недель; в последующем перевивки удаются реже и труднее, а затем и совсем перестаюг получаться. При посевах на бульон, на вторые или третьи сутки он начинает мутиться и выделять из себя осадок, опускающийся мало по малу на дно пробирки, причем жидкость снова просветляется. Нужно все же отметить, что как по наружному виду, так и по быстроте развития культуры микробы представляют некоторые различия в зависимости, по-видимому, от незначительных условий. Тем не менее при микроскопическом изу­чении разводок все они оказываются состоящими всегда из одних и тех же микробов. При исследовании в висячей капле и на окрашенных препаратах, в культурах содержится тот же самый микро­кокк, который встречался при микроскопическом исследовании крови сыпнотифозных больных.

Нужно добавить, что Левашовым был найден и выделен в чистой культуре такой же микрококк из содержимого коньюнктивальных мешков больных.

В целях выяснения болезнетворное™ выделенного микрококка, Левашовым был проделан ряд опытов на поросятах, собаках, морских свинках и кроликах. Указанным животным вводили под / кожу, или per os, или, наконец, прямо в вену бульонные разводки  микрококка, пли взвесь в поваренной соли. У морских свинок и : кроликов впрыскивания под кожу и особенно введшие в вену вызывали значительное повышение t° и признаки тяжелого общего заболевания, закончившегося у некоторых кроликов смертью. При жизни в крови таких животных наблюдались под микроскопом ми­крококки, которых можно было выделить в чистой культуре.

На вскрытии павших или убитых животных изменения най­дены были лишь в печени и селезенке: последние оказывались до­вольно сильно увеличенными и очень дряблыми, в соке же их были обнаружены те же микрококки.

Результаты исследований Левашова были подтверждены в последствии радом других исследователей: Любимовым, Габри­чевским, Зильбербергом, Спанишевской, Беньяшем, Маминским и др. Кроме того в литературе можно найти ряд работ авторов, которые, если определенно и в целом не подтвер­ждают сущности взглядов Левашова на этиологию сыпного тифа. тем не менее приводят в этих работах данные чисто-фактического характера, в высшей степени напоминающие описания Левашова. Так, наир., Toinot и Calmette почти одновременно с Лева­шовым описали в крови селезенки и сердца, взятой у субъекта, погибшего от сыпного тифа, сильно блестящие нити, быстра изви­вающиеся; на концах их часто замечались утолщения, также силь­но блестящие, то овальной, то круглой формы, величиной в г|3—г|. красного кровяного шарика. На протяжении нити часто распола­галось еще несколько подобных же, но меньших по величине утол­щений. В крови больных названные авторы описывают мелкие, сильно преломляющие свет зернышки, снабженные очень коротким отростком и быстро двигавшиеся. Нетрудно видеть, что эти описа­ния очень напоминают картины хвостатых образований Левашова.

Кроме того Dubief и В г il h 1, Cutis nCambeball наблю­дали в крови сыпнотифозных больных, а также выделили в чис­том виде микроба, который до известной степени напоминает micrococcus exanthmaticus Левашова.

Если исследования упомянутых авторов легко и просто согла­суются с данными Левашова, то трудно этого достигнуть при сопоставлении их с рядом работ других авторов, которые считают за специфического возбудителя сыпного тифа не шаровидного, а палочковидного микроба. Оставляя в стороне работы Moreau и Cochez, Scheesmann'a, Афанасьева и др., опубликован­ные в конце XIX столетия, здесь необходимо указать на иссле­дования Рабиновича, Предтеченского, Ftirth’a, Miil- ler’a, Савватеева и Лохова, Недригайлова и др., появив­шиеся в самое последнее время.

Рабинович опубликовал результаты своих работ по бакте­риологии сыпного тифа в целом ряде статей. При микроскопичес­ком исследоваий препаратов из органов умерших от сыпного тифа людей, этот автор нашел в селезенке, почках, кровеносных сосу­дах,. петехиях, реже в печени и др. органах короткие, несколько толстоватые палочки с закругленными краями, располагавшиеся большею часто попарно. В препаратах из крови больных он наблюдал те же палочки, которые лишь выглядели в этом случае более нежными и более длинными и окрашивались на своих кон­цах интенсивнее, чем в середине. Число палочек в препаратах из крови было в общем невелико. Однако с самого начала своих ис­следований автор, находил эти палочки, если не в каждом препа­рате, то почти в каждом из, исследованных им случаев болезни. Путем посевов крови на глицериновый или асцитический агар па­лочки эти могли быть выделены в чистом виде. Приблизительно на 3-й день после посева на поверхности питательной среды можно было различить, при помощи лупы, отдельные, чрезвычайно мелкие возвышения неправильной формы, которые через 1 или 2 дня делались видимыми и простым глазом. Колонии представляли собой чистую культуру палочки. Обильнее всего микроб ростёт на асци­тическом агаре, более скудно—в  остальных питательных средах. Палочки первичных колоний окрашиваются различными анилиновыми красками, а также и по Grammy, причем концы их восприни­мают окраску очень сильно, тогда как середина—очень слабо, или даже совсем не окрашивался. В очень молодых культурах палочки обычно коротки и напоминают чумные кокко бациллы, а через 1 или 2 дня они оказываются менее толстыми и похожими ско­рее на псейдодифтерного микроба.

Что касается болезнетворности палочек Рабиновича для лабораторных животных, то они оказались патогенными для кро­ликов, мышей, крыс, морских свинок и поросят, причем у послед­них после заражения чистой разводкой появляется на коже сыпь, похожая на скарлатинозную. Большая часть опытов Рабинови­чем была поставлена на морских свинках. При внутрибрюшин­ном введении чистой разводки палочки у последних наступает парок­сизм, напоминающий таковой у сыпнотифозных больных. Продолжительность инкубации и самого пароксизма, равно как тяжести и исход заболевания находятся в зависимости от вирулентности возбудителя и количества введенного животному материала. В за­висимости от этих условий инкубация колеблется от 9 часов до 37 дней, а продолжительность пароксизма—от 1 до 28 суток.

В настоящее время, как известно, в наших руках есть средство, которым мы можем воспользоваться в качестве важного доказатель­ства этиологического значения данного микроба для той или дру­гой инфекции. Средство это—биологические реакции: агглютинация п феномен связывания комплемента. Если в нашем распоряжении имеется сыворотка сыпнотифозного больного, или, лучше, выздороведшего от сыпного тифа, то, предполагая в ней наличность спе­цифических противотел, мы имеем возможность проверить специ­фичность неизвестного нам микроба но его способности вступать в реакцию с этими противотелами, показателем чего явится или агглютинация микроба сывороткой больного, или феномен связы­вания комплемента.    

И той, и другой реакцией Рабинович воспользовался для доказательства специфичности найденной им палочки для сыпного тифа. По автору обе реакции,—и агглютинация, и связывание комплемента,—получаются при сыпном тифе только в конце парок­сизма или после кризиса. Агглютинация получается в 90 *10 слу­чаев, причем культура палочки склеивается сывороткой больных в разведениях от 1:40 до 1:960. Что же касается реакции свя­зывания комплемента, то она дала автору положительный резуль­тат в 82% всех исследованных им случаев болезни.

Исследования Рабиновича представляются как будто еще более убедительными, если принять во внимание, что рядом других авторов за сравнительно короткий промежуток времени описаны и выделены в чистой культуре палочки, по своим свойствам очень напоминающие биполярные палочки Рабиновича. Так, по П р е д- теченскому, в крови сыпнотифозных больных, на высоте лихо­радочного состояния, можно найти особую палочку с закругленными краями и с просветом в середине, следовательно, морфологически похожую на палочку Рабиновича. Палочка эта отличается большим полиморфизмом: встречаются всевозможные переходные формы ее от палочки до кокка. В препаратах-мазках из крови обычно она встречается в небольшом числе, но в очень тяжелых случаях—много палочек в каждом поле зрения. Описанную палочку можно выделить и в чистом виде на обычных питательных средах. Нужно отметить, что по свойствам культуры она несколько отли­чается от палочки Рабиновича, хотя и незначительно. Как и у Рабиновича, в зависимости от питательной среды и про­должительности роста, палочка эта принимает самые разнообразные формы: так, на косом агаре она представляется по большей части очень короткой и тонкой и напоминает диплококка; на бульоне микроб ростет в виде толстых и длинных палочек, а в некоторых случаях в бульонной культуре находят массу длинных цепочек, состоящих из коротких и толстых диплобацилл.

Кроме Иредтеченского такие же или очень похожие палочки были найдены в крови сыпнотифозных больных Fuгth ом.

Минегом, Wilson’OM, Plotz’eM, Ricketts’oM nWilder’oM, Mильмаиом, Савватеевым и Лоховым, Недригайловым, Коршуном и др. Fitгth описывает толстые палоч­ки с закругленными концами, располагающиеся большею частью попарно; палочки окрашиваются на концах более интенсивно, чем в середине. Если сравнить описания культур Fгtha и Мillеrа, то должно признать даже во многих частностях полное сходство палочки обоих названных авторов. Muller говорит, что между обоими палочками разница только количественная, а не ка­чественная. Большая разница в свойствах имеется между палочками Miillera и Предтеченского. Так, напр., палочка Mill­ie га не изменяет молока, тогда как палочка Предтечен­ского свертывает его в 3 или 4 дня. Морфологически же почти все указанные авторы отмечают единогласно, что палочка харак­терна своим изменчивым наружным видом, колеблющимся между формой кокков и палочек; бросается также в глаза наклонность этих палочек располагаться попарно, так что очень' часто встре­чаются как бы диплококки и диплобациллы, а в бульоне нередки также короткие цепочки, состоящие из 3—6 члеников.

Из всего этого нельзя не видеть, что во всех случаях здесь дело идет, невидимому, об очень родственной находке, и некоторые авторы, как, напр., Савватеев и Дохов, прямо заявляют, что выделенный ими микроб морфологически и биологически тож­дествен с палочкой, выделенной Рабиновичем; другие же, как Недригайлов и Бурова, более осторожно говорят лишь О возможности того, что микробы, выделенные ими, были раньше выделены другими исследователями.

Многими из указанных авторов были произведены опыты с за­ражением лабораторных животных, а также реакции агглютинации и связывания комплемента, но ничего существенно нового по срав­нению с данными Рабиновича они не внесли. Заслуживают лишь некоторого внимания опыты Савватеева и Дохова с зараже­нием лабораторных животных чистой культурой полученной ими палочки и стремление этих авторов доказать, что патолого-анато­мическая картина у человека при сыпном тифе и у лабораторных животных в опытах с заражением одна и та же. Не останавли­ваясь на деталях, укажем, что Савватеев и Дохов особенно подчеркивают наличность распространенных геморрагий в виде мел­ких и точечных кровоизлияний в тканях и органах умерших от сыпного тифа, людей. Если, по словам названных авторов, эта па­толого-анатомическая картина не типична для сыпного тифа, то она характерна для гнилостных заболеваний, но только с наклонностью давать более сильные геморрагии и экзантему. При заражении культурой выделенной ими палочки кроликов и морских свинок Савватеев и Дохов получили ту же патолого-анатомическую картину гнилостного заболевания, что и у человека.

Сравнивая теперь картину патолого-анатомических изменений у лабораторных животных и на трупах умерших от сыпного тифа людей с описаниями патолого-анатомических изменений у животных при геморрагических септицемиях, авторы находят их очень близ­кими между собой и потому, а также на основании морфологи­ческих свойств микроба, относят его к группе бактерий геморра­гических септицемий.

Нужно отметить, что еще раньше Ricketts и Wilder высказались в этом же именно смысле на основании морфологи­ческих свойств описанной ими биполярной палочки в крови сыпно­тифозных больных. Опытов на животных эти авторы не произво­дили, так как им не удалось выделить палочку в чистой культуре.

Сопоставляя теперь с одной стороны исследования тех авто­ров, которые, как Левашов, описывают в качестве возбудителя сыпного тифа микрококка, а с другой стороны—исследования авто­ров, приписывающих роль специфического возбудителя биполярной палочке, постараемся так или иначе согласовать их между собой. Но прежде всего нужно сказать, что имеется целый ряд исследо­вателей как прежнего, так и самого последнего времени, которые при самых тщательных поисках не могли обнаружить ни путем микроскопического анализа, ни путем посевов каких-либо образо­ваний в крови сыпнотифозных больных, которые могли-бы быть, сочтены за возбудителей этой болезни. Таковы Nicolle и Conseil, Anderson и Goldberger, Mark 1, Port, Пашин и др. Однако сами по себе отрицательные результаты изысканий одних авторов не могут еще служить достаточным основанием для отри­цания всякого значения за положительными результатами других. Ведь тогда пришлось-бы допустить для объяснения противоречия только одно, хотя и очень простое, но совсем неосновательное тол­кование, а именно, что авторы, получившие положительные результаты, не обладали в достаточной мере необходимой техникой для производства бактериологических исследований, и что найденные ими микробы являются результатами случайного загрязнения. В дан­ном случае такому толкованию прежде всего противоречит уже то обстоятельство, что в числе авторов, высказавшихся в положитель­ном смысле, имеется известный бактериолог Габричевский, а также ряд других лиц, компетентность которых в производстве бактериологических изысканий не может подлежать никакому сомне­нию. Да и помимо этого против случайного характера положитель­ных находок при сыпном тифе говорит также и то обстоятельство, что картины, описанные различными авторами, часто до мелочей тождественны между собой, т, е. дело идет, по-видимому, об одних и тех же микробах, чего нельзя, конечно, было-бы ожидать в слу­чае простого загрязнения. Правда, несомненное противоречие наблю­дается при сопоставлении результатов исследователей, приписываю­щих роль возбудителя сыпного тифа микрококку, с результатами исследований сторонников биполярной палочки. Но и это противо­речие, по заявлениям некоторых из исследователей, не является со­вершенно неустранимым. Если принять во внимание довольно еди­нодушные указания почти всех исследователей на резко выражен­ный полиморфизм описываемого ими микроба, то до известной сте­пени, действительно, этим обстоятельством можно объяснить разницу в описаниях микроскопических картин различными авторами. С одной стороны, напр., Левашов и Беньяш указывают, что наряду с имеющими совершенно правильные, круглые очертания микробами встречаются шарики, вытянутые в одном известном направлении, т. е. близко напоминающие короткие палочки, и Левашов на основании этой картины готов даже назвать своего микрококка кокко-бациллой; с другой стороны, и Рабинович, описывая наблюдавшихся им в срезах органов микробов, указывает, что те из них, которые были соединены попарно, представляются более похожими на гонококков, а Предтеченский, Furth, М ii 11 е г говорят, что при микроскопическом исследовании мазков первоначальное впечатление получается такое, как будто имеешь пе­ред собой диплококков, и лишь при внимательном исследовании выясняется, что изучаемые образования представляют ряд переход­ных форм от короткой палочки до кокка. Таким образом с чисто морфологической стороны различия между описанными формами микробов не так уж велики. Что касается свойств культур, то и здесь, за небольшими исключениями, разница не слишком существенна. Но, разумеется, становясь на такую точку зрения, приходится все же игнорировать некоторые факты из наблюдений отдельных авто­ров,—факты, которые невозможно согласовать с данными авторов противоположной стороны, и во всяком случае здесь не может быть и речи о полной и твердой уверенности, что в описаниях всех указанных авторов дело идет об одном и том же микробе. Можно лишь быть уверенным в том факте, что большинству исследовате­лей удается при сыпном тифе, как правило, выделить из крови больных, без особого даже труда, микроба, который как по своим морфологическим признакам, так и по свойствам культур, опять- таки в большинстве случаев, не представляет резких различий в ^описаниях отдельных авторов. Факт этот нужно считать строго установленным, и игнорировать его во всяком случае невозможно.

Но, само собой разумелся, признание этого факта вовсе еще не означает и признания за данными микробами роли специфиче­ских возбудителей сыпного тифа. И здесь прежде всего необходимо указать на мнение тех исследователей, которые, не отрицая воз­можности бактериологических находок, подобных описанным выше, решают вопросы об этиологии сыпного тифа в совершенно иной плоскости.

Так, в 1908 году австрийские ученые Кгошресhег, Goldzieher и Ацgуап во время эпидемии сыпного тифа в Будапеште исследовали кровь 48 больных и почти во всех препа­ратах могли найти, при окраске по Giemsa, особые образова­ния, напоминающие отчасти пироплазмы, отчасти плазмодии малярии. Чаще всего авторы эти находили чрезвычайно мелкие, то внутри, то вне эритроцитов лежащие образования овальной, грушевидной или палочковидной формы. Окрашенные в светло-голубой цвет, постоянно резко ограниченные, они сод ржали одно или два, обычно эксцент­рично располагавшиеся, зернышка. Более крупные из этих зерны­шек окрашивались в интенсивно красный цвет, тогда как меньшие по величине принимали темно-фиолетовый оттенок. Наряду с этими встречались формы, у которых рядом с узким, окрашенным в тем­но-голубой цвет телом, находилось 1—2 палочкообразных, окра­шенных в интенсивно-красный цвет хроматиновых зернышка. Реже, наконец, встречались большей величины, внутри или вне эритроци­тов лежавшие образования, плазма которых представляла различные огранки светло-голубого цвета, и внутри которых находились раз­личной величины хроматиновые ядра и пигментные зернышки. Форма их была то неправильно-треугольная, то круглая или овальная. Содержащие такие образования красные кровяные тельца окраши­вались тогда менее интенсивно, чем остальные. Описанные образо­вания были очень немногочисленны и констатировались только на препаратах, окрашенных по Giemsa, из крови и на препаратах- мазках из селезенки и костного мозга. Так как эти образования удавалось видеть в крови почти во всех исследованных случаях бо­лезни, то авторы приписывают им роль специфического возбудителя сыпного тифа и относят их к protozoa.

Образования, напоминающие тельца Krompecheг’а, на­блюдались также Wi1sопбм,—правда, всего в одном из 12 ис­следованных им случаев болезни.

На протозойный характер сыпнотифозной инфекции еще раньше указывал Gotschlich, которому в крови 6 больных уда­лось видеть образования, частью сходные с описанными , часто отличные от них и отнесенные Gotschlich'OM также к protozoa.

Кроме того, совершенно своеобразные включения были описа­ны при этой болезни внутри белых кровяных шариков Prowа-геком. Во время эпидемии сыпного тифа в Сербии, в 1913 году, Prowazeк имел возможность исследовать 51 больного. При исследовании мазков крови, взятой от больных, ему бросилась в глаза наличность в обработанных по Giemsa препаратах интенсивно окрашенных в карминово-красный цвет, продолговатых или овальных телец, которые резко отличались от неравномерной и не­отчетливо окрашенной в красный цвет нейтрофильной зернистости. Эти тельца особенно часто были видны на периферии протоплаз­мы лейкоцитов и никогда в ядре; в некоторых случаях они сво­бодно лежали в плазме. Число их нарастало с развитием болезни, начиная с 3-го дня. Часто они представлялись в виде парных образований, интенсивно окрашенных и соединенных нежною связью. В противоположность различного рода зернистостям, они обладали сильной сопротивляемостью к обесцвечиванию алкоголем. При неко­торых специальных способах окраски тельца представлялись как- бы чужеродными телами или паразитами, лежащими в вакуолях.

Ргоwazек, на основании постоянного появления этих те­лец при сыпном тифе, нарастания их в числе по мере развития болезненного процесса и расположения внутри лейкоцитов, счи­тает их за особых паразитов—strongyloplasmen. Они наблюда­ются таким же характерными и в крови зараженных обезьян во время лихорадочного периода, а также в крови < ыпнотифозных боль­ных после падения t°, когда кровь, по наблюдениям Gaviпо и Giгагda и самого Ргоwazека, остается еще заразитель­ной.

Нужно сказать, что еще за несколько лет до открытия Ргоwazеka Nicolle и Iаеggу высказали предположение, что неизвестный возбудитель сыпного тифа должен быть интралейкопитарным микробом. Основанием для такого заключения послужили те своеобразные изменения в полинуклеарных лейкоцитах, которые были описаны авторами в крови больных сыпным тифом и впослед­ствии подтверждены также и Ргоwazeком. Изменения эти, по описанию N i со11еяи1аеggу начинаются с ядра, причем клубок хроматина как-бы развертывается в то время, как ядро рас­падается на отдельные (фрагменты, располагающиеся по периферии лейкоцита в виде короны. Эти фрагменты теряют постепенно при­сущее им сродство к основ 'им краскам; они красятся плохо, их контуры представляются неясными, и кажется, что они мало по налу как-бы растворяются в протоплазме, которая, наоборот, красит­ся очень интенсивно. В то же время в протоплазме появляются очень неясные зернышки, отличные от обыкновенной нейтрофильной зер­нистости. Эти зернышки, очень бледные и в начале немногочислен­ные, увеличиваются в числе и окрашиваются более интенсивно по мере развития распада ядра в то время, как нейтрофильная зернистость исчезает. Некротизированная клетка представляется, в конце концов, по размерам более крупной, чем нормальная, с не­ясными контурами, и состоит из протоплазмы, окрашенной по Giemsa в грязно-голубой цвет, в которой больше нельзя уже различить ядра, а консштируются лишь многочисленные базофиль­ные зернышки неправильной формы и без всякого порядка рассеян­ные в протоплазме. Описанные изменения бывают выражены тем резче, чем интенсивно  инфекция. Полагая, что описанные измене­ния в полинуклеарах .крови встречаются только при сыпном тифе, авторы склонны видеть в их существовании и интенсивности ука­зание па местонахождение неизвестного, по их мнению, агента ин­фекции, т. е. в полинуклеарных лейкоцитах крови.

Наконец, следует упомянуть, что Riсkеlls и Wilder, описавшие в крови сыпнотифозных больных биполярную палочку, нашли там же. кроме палочки, особые, по их словам, организмы, состоящие из двух-телец, окрашивающихся по Giemsa-одно в красный, а другое—в голубой цвет и соединенных между собой межуточным веществом, окрашивающимся в слабо-голубой цвет. Находки эти подтверждены Gaviпо и Giгагdом, Nicol, Ргоwazеком. Однако как сами Ricketts и Wil­der, так и другие упомянутые авторы отрицают этнологическое значение этих телец для сыпного тифа и заявляют, что значение их при данной болезни во всяком случае неясно.

Таким образом мы видим, что в настоящее время нет недо­статка в самых разнообразных решениях вопроса об этиологии сыпного тифа.—решениях как в чисто-конкретной, так и в пред­положительной только форме. С одной стороны часть авторов счи­тает за специфического возбудителя сыпного тифа кокко-бацилла; другие авторы, отрицая этиологическое значение за описанными раз­личными исследователями микробами бактериальной природы, гово­рят, что возбудитель сыпного тифа принадлежит к protozoa; нако­нец, третьи думают, что, возбудитель сыпного тифа нам просто не­известен до сих пор.

Как известно, для доказательства специфичности данного микроба по отношению к тому или другому инфекционному заболеванию, согласно требованиам Кос h’a. необходимо 1) установить, что данный микроб постоянно встречается при исследуемом заболевании и отсутствует при других, £) получить чистую разводку данного микроба и 3) с помощью этой разводки экспериментально вызвать у животного то же заболевание. Об­ращаясь теперь к исследованиям сторонников кокко-бациллярной теории сыпнотифозной инф кции, мы видим, что первый и второй пункты требований Кос h’a можно считать выполненными ими' бо­лее или м н е удовлетворительно. Так, что касается первого требо­вания Кос ha о постоянстве присутствия данного микроба при определенном заболевании, то по Рабиновичу, напр., удается констатировать микроба в 84°^ случав, а по Савватееву и Л охов у, при помощи предложенной ими методики.—почти всег­да. Н.сомненно также, что микроб этот большинством авторов был выделен в чистом виде на искусственных питательных средах. На­оборот, что касается третьего пункта требований Кос h’a, то вос­произведение у экспериментальных животных аналогичного сыпному тифу заболевания при помощи чистых культур нужно считать не удавшимся или, по крайней мере, сомнительным. Большинство опы­тов в этом направлении имело своим объектом морскую свинку. Мы можем признать, что выделенный различными авторами микробы является патогенным для этого животного, вызывая у него признаки общего заболевания. Но этого, конечно, еще слишком мало, чтобы признать в таком заболевании экспериментальный сыпной тиф. Де­ло здесь осложняется тем обстоятельством, что сыпной тиф у чело­века не вызывает своеобразных, только ему свойственных патологию-апатомических изменений в тканях и органах и распознается главным образом на основании клинической картины. Не имея, та­ким образом, возможности воспользоваться патолого-анатомической картиной болезни, как прочным основанием для суждения о тожде­ственности или аналогии между экспериментальным сыпном тифом у животных и таковым у человека, приходится волей-неволей ограни­читься клинической картиной болезни.

Тем не менее в настоящее время мы знаем, что несомненный сыпной тиф мы можем получить экспериментально у животных, при­чем такими животными являются обезьяны, Исследованиями Nicol1ея и его сотрудников, Anderson’a и Goldberge га, Riсkе1sa и Wildera, Gavino и Girarda, установлена с несомненностью восприимчивость к сыпному тифу некоторых пород обезьян: шимпанзе, macacus sinicus, macacus rhesus и др. В результате многочисленных опытов оказалось прежде в его, что зараза сыпного тифа может быть передана от больного человека обезьяне и от послед­ней—другой обезьяне только посредством прививки крови, но не выделений больного организма. Наилучшие результаты получаются, по Nicol 1е’ю, если обезьяне ввести интраперитонеально 4—5 к. с. крови больного. При этой дозе и достаточной вирулентности яда инкубационный период тянется 5—8 дней. За тремя инкубации и в первые дни лихорадки не отмечается каких-либо особенных : животное не представляется по наружному виду больным. Только на 3-й или 4-й день можно отметить некоторые ненор­мальные симптомы: уменьшение или потерю аппетита, жажду, утом­ленный, печальный вид, воспаленные глаза, слезотечение, по вре­менам красные пятна на лице и, наконец, сыпь. Пятна сыпи располагаются исключительно на лице и ушах, или изолированно, или группами. В редких случаях отмечается впоследствии очень нежное шелушение. Почти всегда после падения t° отмечается гипотермия, часто очень короткая (1—2 дня), иногда же более продолжительная. Похудание и потеря сил появляются во второй половине лихорадочного периода и в начале выздоровления; эти признаки не отсутствуют никогда и позволяют вместе с гипотермией распознать сыпной тиф у обезьяны при формах абортивных, когда лихорадка продолжается всего несколько дней. Однако главным признаком экспериментального сыпного тифа у обезьян является все- же температура. Продолжительность лихорадочного периода колеб­лется от 5 до 14 дней, в среднем равняясь 8—10 дням. Лихо­радка начинается то внезапным, резким повышением до 40°—41° и в дальнейшем держится около 40’, то достигает тех же цифр пу­тем постоянного повышения без утренних ремиссий, то температур­ная кривая принимает совершенно особенный вид, когда, после рез­кого и быстрого повышения t° до 40° — 41°,. она на другой день, падает с тем, чтобы потом путем прогрессивного повышения сно­ва достичь тех же цифр и на них держаться в дальнейшем. Па­дение температуры у обезьян обычно бывает довольно быстрым. У некоторых обезьян после возвращения температуры к норме или да­же после наступления гипотермии наблюдается новое однодневное повышение температуры. Этот общий ход, а также характер под­нятия и падения температуры встречаются с теми же самыми ха­рактерными признаками и у человека согласно многочисленным наб­людениям самого Nicollея.

Ту же самую картину заболевания у обезьяны можно получить еще другим путем, заслуживающим особого внимания как с чисто научной, так и практической точки зрения. Niсо1еем, его сот­рудниками и др. исследователями доказано, что инфекцию сыпного тифа можно передать человеку и обезьяне помощью вшей (pedicula vestimenti). Вошь, насосавшаяся крови больного организма, стано­вится способной передать заразу здоровому организму при помощи укуса, причем способность эта к передаче болезни появляется у винт лишь спустя определенный период времени после питания кровью больного организма. По последним исследованиям Niсо11ея срок этот определяется в 8 дней. К этому времени становится зарази­тельным и кал вшей, а также эмульсия, приготовленная из расте­ртых вшей, при введении их животному в полость брюшины. Состояние заразительности вшей продолжается недолго—около 2 дней, после чего вши теряют свою способность передавать болезнь.

Установив таким образом с несомненностью восприимчивость к сыпному тифу обезьян, N icolle и другие авторы исследовали- затем в этом направлении целый ряд других животных. В резуль­тате соответствующих опытов .оказалось, что некоторою чувствитель­ностью к сыпнотифозному яду обладает лишь морская свинка. Обык­новенно бывает достаточно ввести ей внутрибрюшинно 2—4 к. с. крови больного человека или обезьяны, чтобы вызвать инфекцию. Более значительные дозы оказываются токсичными, а часто даже смертельными, причем наблюдающиеся симптомы не отличаются от тех, какие вызываются впрыскиванием таких же количеств нор­мальной крови (паралич, кахексия, быстрая смерть). В удачных случаях после инкубации в 7—16 дней болезнь у свинки начинается повышением t°. Продолжительность пароксизма—около 7 дней. Незначительная потеря в весе может наблюдаться в конце лихора­дочного периода, но в общем болезнь остается незаметной, если не пользоваться измерением t°. Температурная кривая напоминает та­ковую при экспериментальном сыпном тифе у обезьян. При вскрытии свинок не наблюдается никаких изменений, которые были-бы харак­терны для инфекции. От зараженной таким образом свинки болезнь может быть передана другой свинке или обезьяне, причем у пос­ледней развивается вполне характерное заболевание. Кровь свинки «оказывается вирулентной для обезьяны даже тогда, когда у свинки после инфекции не наблюдается никаких лихорадочных явлений. Нужно сказать, что заражение морских свинок удается далеко не всегда, и часть их совершенно не реагирует на введение virus’a. Таким образом морская свинка, являясь до известной степени чувствительной к яду, в то же время не может служить удобным объектом для экспериментального сыпного тифа в виду 1) недос­таточно ясной картины болезни и 2) в виду отсутствия уверенности получить наверняка инфекцию в каждом отдельном случае при поль­зовании даже заведомо вирулентным материалом. Niсо11е говорит, что чувствительность свинок к инфекции сыпного тифа может быть использована главным образом для сохранения virus’a в лабора­тории, в особенности, если пользоваться попеременным пассажем через свинку и обезьяну. Однако при экспериментальных научных исследованиях для решения важных вопросов, особенно принци­пиального характера, совершенно невозможно обойтись без опытов на обезьянах. Отсутствие таких опытов в высокой степени обес­ценивает результаты тех исследователей, которые по тем или дру­гим причинам не могли их произвести. В особенности это нужно отнести к опытам, поставленным с целью получения при помощи чистых культур экспериментального сыпного тифа у животных для .доказательства специфичности данного микроба для сыпнотифозной инфекции.

Большинство опытов в этом направлении с чистыми культура­ми было произведено именно на морских свинках. Единственным автором, который экспериментировал с чистыми культурами на обезьянах, был, насколько нам известно, Furth. Раньше уже ^упоминалось, что Fiirthy удалось выделить из крови сыпнотифоз­ных больных палочку, очень похожую на палочку Рабиновича, Предтеченского и др. В работе Flirt ha, опубликованной им s 1912 году, имеется всего два очень коротких протокола его опы­тов на обез1янах с чистой культурой выделенной им палочки.. К сожалению, автор не приводит относящихся сюда температурных кривых. Но уже из тех указаний, которые приводятся в протоко­лах, нетрудно видеть, что едва-ли в данном случае можно гово­рить о положительном результате опыта. Так, напр., что касается температуры, то в одном протоколе говорится, что на 6—9 дни температура была выше 38°, а дальше до 16-го дня следовали отдельные повышения t° также выше 38". В другом протоколе так­же отмечается несколько спорадических повышений t° выше 38° до 12-го дня от начала впрыскивания, а в дальнейшем t° постоянно была ниже 38°. Что касается общего состояния, то одна из обезьян не представляла никаких болезненных явлений, а другая—только- обычные симптомы на значительного лихорадочного состояния. Во- всяком случае в подобной картине едва-ли можно узнать тот эк­спериментальный сыпной тиф у обезьян, о котором трактует Nico Не и ряд других авторов. Да и сам Furth не настаивает на этом, отмечая лишь, что культура выделенной им палочки об­ладает незначительными патогенными свойствами для обезьян, и что* необходимы еще дальнейшие опыты в этом направлении с свеже­выделенными культурами.

Что касается попыток получить при помощи чистых культур- экспериментальный сыпной тиф у мирских свинок, то все исследо­ватели, экспериментировавшие на свинках, указывают, что ника­ких характерных для сыпного тифа наружных признаков при этом не отмечается, равно как и патологоанатомических изменений.. По N i с о 11 е'ю сыпной тиф у морских свинок при заражении их кровью больного организма остается незаметным, если не пользоваться- измерением температуры, являющейся, таким образом, единствен­ным признаком болезни,, которым исследователь может руководиться в своих опытах. И Рабинович в одной из последних своих, работ руководствуется в своих суждениях главным образом темпе­ратурной кривой у зараженных морских свинок. Находя ее анало­гичной той, которая наблюдается у сыпнотифозных больных, автор считает, что ему удалось получить при помощи чистой культуры его палочки экспериментальный сыпной тиф у морских свинок. Не останавливаясь, однако, на разборе кривых Рабиновича, отметим только, что распознавать сыпной тиф в данном случае па основании аналогии температурных кривых—по меньшей мере рискованно.. В особенности осторожно приходится отнестись к заключению Рабиновича, что культура его палочки оказалась патогенной также и для кроликов, крыс и мышей—животных, которые, по наблюдениям NicoНея, а также Gavino и Girard а, обла­дают естественной невосприимчивостью к сыпному тифу при зара­жении их заведомо вирулентным материалом, т. е, кровью больных.

Сказанное по отношению к опытам Рабиновича относится полностью и к исследованиям других авторов, экспериментировав­ших с чистыми культурами на морских свинках и других мелких лабораторных животных.

Таким образом нужно признать, что до настоящего времени мы не имеем достаточно убедительных опытов с воспроизведением экспериментального сыпного тифа у животных при помощи чистых культур микробов, выделенных различными авторами из крови сыпно­тифозных больных. Единственным опытным животным для этого может служить обезьяна; и до тех пор, пока у нее не будет полу­чено характерного заболевания при помощи чистой культуры, результаты исследований по вопросу о специфичности того или дру­гого микроба для сыпного тифа едва-ли могут рассчитывать на всеобщее признание.

Современное состояние наших знаний по вопросу об этиологии сыпного тифа является, таким образом, далеким до своего полного и окончательного разрешения. Тем не менее огромной фактический материал, имеющийся в специальной литературе и заключающий в себе немало противоречивых данных, невольно побуждает разоб­раться в этих противоречиях и составить себе определенный взгляд на этиологию сыпнотифозной инфекции, хотя-бы в виде временного, более пли менее вероятного предположения. И здесь в первую очередь нужно решить вопрос об этиологическом значении п роли при сыпном тифе выделенных различными авторами из крови сыпно­тифозных больных микробов бактериальной природы. Нам кажется, что в настоящее время микробов ‘этих пи в коем случае нельзя счесть за специфических возбудителей сыпного тифа, и прежде всего потому, что возможность получения экспериментального сыпного тифа при помощи чистых культур этих микробов у набора горных животных ни одним из авторов не доказана. Большинство опытов в этом направлено поставлено на морских свинках, не дающих достаточно характерной картины болезни и потому позволяющих трактовать вызванное заболевание, как ничего общего с сыпным тифом не имеющее. С другой стороны, опыты F ii г t ha, постав­ленные им на двух обезьянах, дали картину болезни, во всяком случае не единичную с той, которую нужно считать характерной для обезьян при заражении их заведомо вирулентным материалом, Т. е. кровью больных.

Кроме того в литературе имеется несколько указаний чисто фактического характера, которые плохо вяжутся с признанием за описанными микробами голи специфических возбудителей сыпного тифа. Из такого рода фактов прежде всего мне хотелось-бы ука­зать на установленную N i с о 11 ее м и его сотрудниками исключи­тельную заразительность белых кровяных шариков крови больных' при опытах с заражением обезьян. Согласно исследованиям Nicol- 1ея из всех .элементов крови наибольшей заразительностью обла­дают белые кровяные шарики, причем определенное количество их по своей вирулентности соответствует активности такого количества жидкой крови, из которого лейкоциты были получены Плазма— менее активна и, проводимому, обязана своей вирулентностью тем лейкоцитам, которые в ней содержатся, и от которых совершенно очистить плазму не удается. Наконец, красные шарики совершенно лишены вирулентности,—доза их, в 2500 раз большая той, кото.- рая необходима для получения инфекции помощью лейкоцитов, ока­зывается совершенно недеятельной. Эта исключительная заразитель­ность лейкоцитов, а с другой стороны те некротические изменения в полинуклеарах, которые были описаны Nico Пеми Jaeddy, ио которых речь была раньше, делают весьма вероятным предположение iо11ея о внутрилейкоцитарном расположении возбудителя сып­ного тифа и являются совершенно непонятными с точки зрения сторонников кокко-бациллярной теории сыпнотифозной инфекции. При микроскопическом исследовании крови больных эта последняя группа авторов находила постоянно описанных ими микробов свобод­но лежащими в плазме и не имеющими никакого отношения к лей­коцитам.

Тем же внутрилейкоцитарным положением возбудителя сыпного тифа Niсо11е объясняет еще и следующий факт, относящийся к области получения экспериментального сыпного тифа у обезьян при помощи сыворотки, а не цельной крови больного человека или обезьяны: тут сказывается далеко небезразличным, каким путем получена сыворотка из крови, путем ли дефибринирования или путем спонтанного ее свертывания. В первом случае результаты опытов всегда надежнее, т. е. заражение удается почти наверняка. Совсем иное дело, если для опыта берется сыворотка, полученная путем спонтан­ного свертывания,—здесь сплошь и рядом получаются отрицательные результаты. Так, напр., в одной из серий опытов Nicolle’a из трех, зараженных таким образом обезьян заболела сыпным тифом только одна.

Для объяснения такой разницы в том и другом случае Nicol1е приводит следующие рассуждения: сыворотка, полученная путем спонтанного свертывания, будучи совершенно прозрачной, представляет из себя кровяную плазму, очищенную от фибрина и почти всех клеточных элементов. Из микробов, находившихся раньше в крови, в сыворотке останутся только те, которые были свободны, т. е. лежали вне клеточных элементов, в данном случае лейкоцитов. Да и из них большая часть может оказаться захваченной сгустком в момент свертывания крови и последующей ретракции сгустка. Принимая гипотезу о внутрилейкоцитарном положении сыпнотифоз­ного микроба, нужно допустить, что такая сыворотка окажется бедной но содержанию в ней микробов. Другое дело, когда сыворотка для опыта получается путем дефибринированпя крови. Необходимые при дефибринировании манипуляции имеют своим иследствием разрушение значительного количества клеточных элемен­тов, в том числе и лейкоцитов, вследствие чего клеточное содер­жимое распределяется в жидкости. Если лейкоциты содержали ми­кробов, то эти последние окажутся в свободном состоянии и своим присутствием в такой сыворотке обусловят большую ее вирулентность по сравнению с сывороткой, полученной путем спонтанного сверты­вания крови.

Еще более непонятным, чтобы не сказать более, с точки зрения кокко-бациллярной теории является другой факт, установленный Nicollе’ем и относящийся к вопросу о роли вшей при передаче болезни, а именно: как уже указывалось раньше, вши. насосав­шиеся крови больных, становятся способными передавать заразу при помощи укусов не сразу после кормления, а спустя вполне опре­деленный период времени, исчисляемый Nicoll ее м в 8 дней. При оценке этого факта невольно напрашивается такое предположение: вошь, питаясь кровью больного человека или обезьяны, насасывает вместе е кровью и паразитов. Эти паразиты в течение 8 дней на­ходятся в организме вши в инертном, неинфекционном состоянии, созревают же они к 9-му дню, когда вошь при помощи укуса ста­новится способной передать инфекцию здоровому организму. В чем состоит это созревание паразита,—пока неизвестна его природа, сказать, разумеется, невозможно, но в результате этого процесса получается несомненное увеличение заразительности, так как необ­ходимое количество не модифицированного virusа для заражения обезьяны—4— 5 к. с. крови больного и модифицированного укуса вши—между собой совершенно несравнимы. Количествен­ная разница так велика, что заставляет предполагать разницу и качественную,—что созревание virus’a есть эволюция па­разита, переход его в другую стадию развития. Это в свою очередь заставляет склоняться к мнению о протозойной при­роде сыпнотифозного микроба. С точки зрения сторонников бактериального характера сыпнотифозной инфекции факт существования инкубационного периода у вшей становится совершенно неясным и непонятным.

Наконец, остается указать еще на один факт, касающийся вопроса о фильтруемости возбудителя сыпного тифа, т. е его ми­кроскопической величины. Вопрос этот до настоящего времени, к сожалению, нельзя еще считать окончательно решенным. Нужно сказать, что большинство исследователей, как Anderson и Gol­dberger. Ricketts и Wilder, при опытах фильтрации сыво­ротки как сыпнотифозных больных, так и обезьян, получили отри­цательный результат, т. е. сыворотка после фильтрации через свечу оказывалась невирулентной. В большинстве опытов Nicoll ея- результаты были совершенно аналогичны, и лишь в одном случае, при инфекции профильтрованной через свечу Berkefeld'a сы­воротки от больной обезьяны другой, у последней наблюдалось по­вышение температуры на 0,5—8° между 15 и 21 днем после заражения, что Nicoll еем отмечено, как сомнительный результат. Однако, при вторичном заражении этой же обезьяны заведомо виру­лентным материалом через 1’/2 месяца после первой инокуляции ин­фекции не наступило, т- е. обезьяна оказалась иммунной к сыпно­му тифу. Таким образом первичная инокуляция фильтрованной сывороткой от' больной обезьяны, давшая слабую термическую реак­цию (сомнительную инфекцию), сообщила животному прочный имму­нитет против последующего заражения вирулентным материалом;, следовательно, нужно допустить, что при фильтрации сыворотки мел­кие поры свечи не могли задержать сыпнотифозного-микроба, кото­рый своим присутствием в фильтрате и обусловил его активность,- Опыт с таким результатом является единственным в руках Niсо1ея, и тем не менее автор считает возможным придавать ему решающее значение, указывая, что в научных изысканиях положительный случай, будь он хоть единственным, имеет всегда большее значение, чем бесконечное число отрицательных случаев. Для того, чтобы объяснить разницу в результатах опытов своих и других авторов, Nicolle указывает па следующее обстоятель­ство: Ricketts и Wilder, равно как Gavino и Girard, применяли для своих опытов сыворотку, полученную путем дефибринирования крови, тогда как сам Nicolle пользовался исключительно сывороткой, полученной путем спонтанного свертывания. Благодаря - связанным с дефибрированием манипуляциям, сыворотка в опы­тах Rickettsa и Wilder’a, Gavino и Girard’a со­держала большое количество форменных элементов, а также мелких частиц клеточного распада, которые закупоривали поры фильтра в первые же моменты его работы и образовали таким образом в самом фильтре коллоидальную оболочку, непроницаемую даже для самых мелких микробов. Поэтому в опытах с сывороткой, получен­ной путем дефибринирования, через фильтр могло пройти лишь не­значительное число микробов, п количество их в фильтрате было- недостаточным, чтобы сообщить ему вирулентность. Другое дело— при работе с сывороткой, полученной пут м спонтанного сверты­вания крови: благодаря незначительному количеству взвешенных в н й различного рода частиц, закупоривания фильтра в скором времени  при этом не наступает, и потому мелкие микробы имеют возможность пройти через стенку свечи и своим присутствием в фильтрах обусловить его активность.

На основании этого опыта Nicolle относит возбудителя сыпного тифа к разряду фильтрующихся микробов невидимых для глаза—invisibles. Само собой понятно, что этот факт, будь он прочно установлен, положил-бы конец всяким сомнениям о роли и этиологическом значении для сыпного тифа различных микробов бактериальной природы, описанных многими авторами в крови сып­нотифозных больных.

Впрочем и помимо этого, на основании совокупности сообщен­ных здесь фактов необходимо признать, что в настоящее время в литературе не только нет достаточных данных для признания за этими микробами роли специфических возбудителей сыпного тифа, но даже больше того,—в литературе имеется ряд указаний, кото­рые прямо говорят против такого решения вопроса об этиологии сыпнотифозной инфекции. Указания эти скорее могут служить как- бы косвенным доказательством для принятия другого положения, а именно, что неизвестный возбудитель сыпного тифа принадлежит к микробам протозойной природы. Так, за это говорят: 1) существо­вание инкубационного периода у вшей и 2) весьма вероятное внутри лейкоцитарное положение возбудителя. Найденные при микроскопическом исследовании крови сыпнотифозных больных и описанные некоторыми авторами находки такого именно протозойного ха­рактера еще слишком противоречивы между собой, чтобы на осно­вании их можно было хоть несколько более подробно и определенно высказаться о природе неизвестного нам микроба сыпнотифозной инфекции.

Считая совершенно невозможным игнорировать заявленное мно­гими исследователями постоянное присутствие в крови больных бо­лее или менее родственных между собой микробов бактериальной природы, мы должны так или иначе согласовать это обстоятельство с только что высказанным предположением о протозойном характе­ре истинного возбудителя сыпного тифа. В данном случае нам ка­жется, что вопрос об этиологии сыпного тифа имеет много общего с таким же вопросом при некоторых других инфекционных болез­нях, как, напр., при кори и скарлатине. Для той и другой болез­ни до настоящего времени, как известно, мы не имеем общеприз­нанных возбудителей болезни. Но и при скарлатине, и при кори также, как и при сыпном тифе, по-видимому, почти всегда можно бывает выделить из крови больных определенного микроба, и именно, при скарлатине—стрептококка, при кори—или палочку Сопона и Pielick'a, или диплококка. Здесь невольно приходят мне на память те мысли и взгляды, которые проводились и проводятся в настоящее время по указанному вопросу моим учителем, проф. И. Г. Савченко, на лекциях слушателям Университета; а так­же п при личных собеседованиях с ним, С любезного разрешения И. Г., я и пользуюсь здесь его взглядами на роль и характер тех микробов, которых почти всегда можно бывает найти в крови ука­занных больных, как основанием для своих дальнейших рассуждений.

На‘ такого рода постоянные находки, за которыми нельзя признать права на роль специфических возбудителей болезни, при­ходится смотреть, как на возбудителей вторичной инфекции забо­левшего организма. В больном организме, несомненно, могут создастся весьма благоприятные условия для вторжения разного рода микробов в кровь из мест их обычного пребывания в качестве сап­рофитов, в особенности со слизистых оболочек полостей, имеющих сообщены? с внешней средой. При обычных условиях здоровый ор­ганизм является совершенно неуязвимым для таких микробов, так как последние; приходя с соприкосновение с его соками и клетками- фагоцитами, немедленно погибают; подвергаясь растворению под влиянием первых или фагоцитозу с последующим перевариванием внутри вторых. Как тот, так и другой процесс, как известно, свя­заны с наличностью в соках и крови организма специфических про­тивотел. Понятно, что всякое уменьшение в содержании таких про­тивотел в соках и крови понижает сопротивляемость организма про­тив внедрения в его ткани и органы соответствующих микробов, и нетрудно, поэтому, представить себе такое положение дела, когда определенный микроб, будучи до того лишь сапрофитом, может проникнуть в органы и ткани и появиться в крови больного орга­низма, истощенного вследствие болезненного процесса, в смысле уменьшенного содержания в нем бактерицидных веществ. Истоще­ние это прежде всего и, конечно, полнее всего должно коснуться тех противотел, которые могут вступать в реакцию и адсорбиро­ваться теми микробами, которые уже присутствуют в тканях орга­низма и вызвали первичное заболевание. Таким образом, основное заболевание как-бы подготовляет благоприятную почву для вторич­ной инфекции и, по преимуществу, инфекции теми микробами ко­торые имеют общие антигенные группы с микробами первичного заболевания. Казалось-бы, поэтому, что микробы вторичной инфек­ции должны находиться в близкой генетической связи с возбудите­лями основного заболевания, быть родственными между собой.

Если теперь, приняв это обстоятельство во внимание, мы со­поставим с ним высказанное нами мнение о том, что описанные различными авторами в крови сыпнотифозных больных микробы бактериальной природы являются лишь возбудителями вторичной инфекции, истинный же возбудитель сыпного тифа должен быть скорее отнесен к микробам протозойной природы, мы не можем не усмотреть здесь с первого-взгляда резкого противоречия. Однако, несомненно, противоречие здесь—только кажущееся и не имеет под собой никакой реальной почвы. Дело в том, что в настоящее время мы знаем, что общие антигенные группы могут находиться в клеточных элементах самого различного происхождения, в гене­тическом отношении находящихся на очень большом расстоянии. Так, по исследованиям Forssmann’a, общие антигенные груп­пы имеются, с одной стороны, в красных кровяных шариках бара­на, а с другой—в клеточных элементах органов, в особенности почек, морской свинки, лошади и др. животных и даже в парати­фозных бактериях. Путем иммунизации кролика указанными клет­ками удается легко получить специфический фиксатор по отноше­нию к красным кровяным шарикам барана, но не других живот­ных. Таким образом паратифозная бактерия, т. е. клетка расти­тельного происхождения, и красный кровяной шарик бареша, т. е. клетка животного происхождения,—имеют в своем составе несомнен­но общую им антигенную группу. На основании этого мы смело можем допустить возможность существования общих антигенных групп у микробов с одной стороны бактериальной, а с другой— протозой от природы, и, следовательно, в нашем предположении о протозойном характере возбудителя сыпного тифа и бактериальной природе сопровождающей его вторичной инфекции нет ничего та­кого, что находилось-бы в противоречии с современным состоянием наших знаний о специфических противотелах и их антигенах.

Кроме того, становясь на такую точку зрения при решении вопроса о сыпнотифозной инфекции, мы имеем возможность легко и просто объяснить результаты целого ряда исследований, направ­ленных в доказательство специфичности для сыпного тифа найден­ных в крови сыпнотифозных больных бактерий Для примера из такого рода исследований мне хотелось-бы остановиться на опытах Рабиновича с вакцинацией морских свинок кровью сыпно­тифозных больных и чистыми культурами выделенной автором па­лочки. Вакцинируя морских свинок кровью больных, Рабинович исследовал затем состояние иммунитета таких свинок по отношению к культуре палочки наоборот—после вакцинации культурами животные подвергались заражению кровью больных людей. В ре­зультате и той, и другой вакцинации оказалось, что животные ста­новились невосприимчивыми к последующему заражению как тем, так и другим инфекционным материалом. Если, таким образом, вак­цинация культурой биполярной палочки дает иммунитет против за­ражения несомненным сыпнотифозным virus’OM, содержащимся в кро­ви сыпнотифозных больных, то, по заключению Рабиновича, палочка эта и есть истинный возбудитель сыпнотифозной инфекции. Однако мне кажется, из опытов Рабиновича можно сделать лишь более осторожный вывод, а именно, что как в том, так и в другом материале, служившем автору в качестве вакцины, содержится общий антиген. Этот антиген должен вызвать при иммуни­зации животных образование таких противотел, которые будут адсор­бироваться и вступать в реакцию как с биполярной палочкой, так и с истинным сыпнотифозным микробом, содержащимся в крови больных; другими словами, каким-бы материалом мы пи вакцини­ровали животное, последнее может приобрести иммунитет против- заражения и тем, и другим микробом соответственно общности их антигенных групп. Принимая теперь во внимание факт существо ванна общих антигенных групп в клеточных элементах самого раз­личного происхождения, нужно совершенно отказаться от того, что­бы на основании опытов, подобных произведенным Рабинови­чем, делать какие-либо выводы относительно природы истинного возбудителя сыпного тифа.

Решение вопроса об этиологии данной болезни, таким обра­зом, является лишь предположительным. Экспериментальные иссле­дования последних лет, несмотря на их многочисленность, не дают все же достаточного материала, чтобы решить этот вопрос в пря­мой, категорической форме. Впрочем, хотя вопрос этот в настоящее время и не решен окончательно, научные изыскания последних лет имеют огромную научную ценность, как с чисто-практической стороны, указывая нам верные пути для борьбы с сыпнотифозными эпидемиями, так и с научной точки зрения,—открывая новые гори­зонты в разрешении проблемы этиологии сыпного тифа и дав науч­ной мысли толчок искать решения задачи в новом направлении, которое подсказывается работами, главным образом, Niсо11ея и его сотрудников и которое, по-видимому, должно привести нас. быть может уже в недалеком будущем, к ясному и определенному ответу на все вопросы, связанные с этиологией сыпнотифозной инфекции.