Atopic dermatitis: pathogenetic mechanisms and role of biomarkers in diagnosis

Full Text

АКТУАЛЬНОСТЬ

Атопический дерматит — мультифакторное заболевание с высокой медико-социальной значимостью. Распространённость атопического дерматита среди детей достигает 20%, среди взрослых — до 10% [1]. Современные исследования демонстрируют, что патогенез атопического дерматита выходит за рамки аллергической природы, включая генетические дефекты, нарушения врождённого и адаптивного иммунного ответа, микробиологический дисбаланс и нейроиммунную дисрегуляцию [2, 3].

Заболевание часто сопровождается повышенным уровнем сывороточного иммуноглобулина E (IgE) и связано c семейным атопическим анамнезом — группой заболеваний, включающих экзему, бронхиальную астму и аллергический ринит [4]. Хотя сенсибилизация к аллергенам окружающей среды или пищевым продуктам явно связана с фенотипом атопического дерматита, она, по-видимому, не является причинным фактором, но может быть способствующим фактором в группе пациентов с тяжёлым заболеванием [5].

В условиях развития молекулярной медицины растёт потребность в биомаркерах, которые могли бы служить объективными индикаторами диагностики, оценки тяжести и прогноза заболевания, а также предикторами эффективности терапии. Интеграция генетических, иммунологических и микробиологических данных в диагностическую практику представляет собой перспективное направление персонализированного подхода к ведению пациентов с атопическим дерматитом.

Нами проведён анализ и обзор 88 источников литературы, найденных в открытом доступе через поисковые системы Яндекс и Google, с использованием баз данных PubMed, eLibrary.Ru, Scopus и Google Scholar за период с 2019 по 2025 год. При поиске использованы запросы: «атопический дерматит», «патогенетические механизмы атопического дерматита», «биомаркеры атопического дерматита», «новые методы лечения атопического дерматита». Отбор проведён по критерию высокого методологического качества публикаций; из рассмотрения исключены тезисы, аннотации и повторяющиеся данные.

ГЕНЕТИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ И МОЛЕКУЛЯРНЫЕ БИОМАРКЕРЫ ПРЕДРАСПОЛОЖЕННОСТИ К АТОПИЧЕСКОМУ ДЕРМАТИТУ

Патогенез атопического дерматита представляет собой сложное взаимодействие различных механизмов, включая нарушение эпидермального барьера, иммунную дисрегуляцию, генетическую предрасположенность, изменение кожного микробиома и воздействие внешних факторов [6–8]. До сих пор ведётся дискуссия: что является первичным — повреждение кожного барьера (гипотеза «снаружи — внутрь») или иммунные нарушения (гипотеза «изнутри — наружу») [9]. В результате взаимодействия этих процессов формируются различные эндотипы и фенотипы атопического дерматита, каждый из которых может иметь уникальный профиль биомаркеров [10].

Генетическая предрасположенность к атопическому дерматиту подтверждается высокими показателями конкордантности у монозиготных близнецов и поддерживается результатами широкомасштабных геномных исследований ассоциаций (GWAS) [11–15]. Одним из ключевых генетических биомаркеров является мутация в гене FLG (хромосома 1q21.3), кодирующем профилаггрин — предшественник филаггрина [16, 17]. Эти мутации, вызывающие потерю функции, повышают риск развития атопического дерматита в 3–4 раза и часто связаны с тяжёлыми клиническими фенотипами, включая раннее начало, хроническое течение и сопутствующую аллергию [18–21].

Аллельные варианты FLG (например, R501X, 2282del4) ассоциированы с повышенной проницаемостью кожи, трансэпидермальной потерей воды и сниженной эффективностью терапии [22, 23]. Распространённость этих вариантов варьирует по популяциям: до 50% у европейцев и около 27% у азиатских пациентов [24]. Они также связаны с показателями системной аллергической сенсибилизации, включая предрасположенность к астме, аллергическому риниту и пищевой аллергии [25, 26].

Генотип FLG может рассматриваться как фармакогенетический биомаркер, влияющий на индивидуальный ответ на терапию. Например, дети с гомозиготными вариантами потери функции в FLG реже достигали длительной ремиссии и чаще нуждались в регулярном применении кортикостероидов [27].

Помимо FLG, идентифицированы и другие генетические биомаркеры восприимчивости к атопическому дерматиту, связанные с врождённым иммунитетом и функцией Т-клеток. В крупном метаанализе 26 GWAS, включавшем более 21 тыс. пациентов, выделен 31 локус, среди которых — кластер цитокинов на 5q31.1 (IL-4, IL-13), комплекс эпидермальной дифференцировки на 1q21.3 (FLG, LCE, SPINK5), а также участок на 11q13.5 с генами-кандидатами EMSY и LRRC32, ассоциированными с атопическим дерматитом [28]. Эти гены регулируют иммунную активацию, барьерные функции кожи и воспалительный ответ, что делает их перспективными мишенями для персонализированной терапии и диагностики.

ПАТОГЕНЕТИЧЕСКИЕ МЕХАНИЗМЫ И БИОМАРКЕРЫ ЭПИДЕРМАЛЬНОЙ ДИСФУНКЦИИ ПРИ АТОПИЧЕСКОМ ДЕРМАТИТЕ

Основной структурный компонент кожного барьера — роговой слой эпидермиса, состоящий из безъядерных корнеоцитов, заключённых в липидную матрицу, богатую церамидами, продуктами распада филаггрина, холестерином и жирными кислотами [29–31]. При атопическом дерматите наблюдаются изменения в липидном составе и снижение уровня натурального увлажняющего фактора (NMF), что может быть отражено в уровне таких биомаркеров, как филаггрин (FLG), лорикрин, инволюкрин [32–34]. Эти изменения способствуют повышенной трансэпидермальной потере воды и проницаемости кожи, что подтверждается как клинически, так и лабораторными методами [35].

Одним из ключевых биомаркеров нарушения кожного барьера при атопическом дерматите является снижение уровня филаггрина — структурного белка, участвующего в дифференцировке кератиноцитов и формировании рогового слоя кожи [36, 37]. Мутации в гене FLG, кодирующем профилаггрин, приводят к снижению синтеза филаггрина, что сопровождается нарушением целостности корнеоцитов, изменением липидного состава и повышенной трансэпидермальной потерей воды (TEWL) [38]. На молекулярном уровне процесс включает фосфорилирование профилаггрина, его хранение в кератогиалиновых гранулах и расщепление на мономеры филаггрина, способствующие агрегации кератиновых филаментов [39].

Продукты дальнейшей деградации филаггрина, включая пирролидонкарбоновую и трансуроканиновую кислоты, формируют основу естественного увлажняющего фактора (NMF), который поддерживает гидратацию кожи. Снижение уровней этих метаболитов в роговом слое также рассматривается как клинически значимые метаболические показатели атопического дерматита [40].

Нарушение баланса между активностью эпидермальных протеаз и их ингибиторов также рассматривается как биомаркер нарушения дифференцировки эпидермиса [41]. Дополнительными молекулярными индикаторами являются аномалии белков плотных контактов (например, клаудина-1), снижение уровня которых указывает на нарушение барьерной функции кожи [42].

Нарушения протеолитического баланса в эпидермисе проявляются в виде чрезмерной активности таких ферментов, как калликреины (KLK5, KLK7), и снижения уровня их физиологических ингибиторов, например, LEKTI (лимфоэпителиальный ингибитор Kazal-типа) [43]. Это способствует деградации межклеточных связей и воспалению, что делает уровни калликреинов и LEKTI дополнительными маркерами барьерной дисфункции [44].

Ещё один важный класс биомаркеров — белки плотных контактов, обеспечивающих эпидермальную герметичность. Особенно значимым считается клаудин-1, снижение экспрессии которого обнаружено у пациентов с атопическим дерматитом [45]. Его дефицит приводит к повышенной кожной проницаемости, активации иммунных рецепторов и усилению аллергического воспаления [46]. Клаудин-1, наряду с другими компонентами плотных контактов, такими как окклюдин, трицеллулин и JAM-A, рассматривается как потенциальный диагностический и прогностический биомаркер тяжести заболевания [47].

Кроме того, сниженная экспрессия клаудина-1 коррелирует с повышенной трансэпидермальной потерей воды, выраженной сухостью кожи и сенсибилизацией к аллергенам (включая пищевые), что подчёркивает его значимость в системной аллергической реакции при атопическом дерматите [48].

ИММУННАЯ ДИСРЕГУЛЯЦИЯ ПРИ АТОПИЧЕСКОМ ДЕРМАТИТЕ

Одним из ключевых механизмов, поддерживающих хроническое воспаление при атопическом дерматите, является повышенная продукция провоспалительных цитокинов, среди которых особенно важны интерлейкины IL-4, IL-13, IL-17A, IL-22, IL-25 и IL-31 [49]. Они оказывают непосредственное влияние на экспрессию филаггрина в кератиноцитах, угнетая его синтез и тем самым способствуя прогрессирующей утрате кожного барьера [50]. IL-4 и IL-13 — ключевые цитокины Th2-типа, подавляющие дифференцировку кератиноцитов и синтез филаггрина, лоракрина и инволюкрина [51]. Их уровни в коже и сыворотке крови коррелируют с тяжестью атопического дерматита и часто используются в качестве биомаркеров Th2-зависимого воспаления. IL-31 ассоциирован с интенсивностью зуда, характерного для атопического дерматита, и рассматривается как потенциальный показатель симптомов и тяжести зуда [52]. IL-17A и IL-22 участвуют в эпидермальной гиперплазии и нарушении барьерной функции кожи [53]. Профиль экспрессии указанных цитокинов в коже или плазме может служить набором биомаркеров, позволяющим оценивать эндотип атопического дерматита, тяжесть воспаления и прогнозировать ответ на терапию.

Иммунное воспаление при атопическом дерматите обусловлено сложным взаимодействием различных субпопуляций T-хелперов, и динамика этого взаимодействия может быть отражена через соответствующие иммунные показатели. В острой фазе заболевания преобладает Th2-опосредованный ответ, характеризующийся повышенной секрецией IL-4, IL-5 и IL-13 [54]. Эти цитокины способствуют IgE-опосредованной сенсибилизации и активации тучных клеток, что делает их ключевыми биомаркерами аллергического воспаления и потенциальными мишенями для терапии [55].

В переходе к хроническому течению атопического дерматита наблюдается вовлечение других субпопуляций T-хелперов: Th1, Th17 и Th22. IL-22 способствует пролиферации кератиноцитов и эпидермальной гиперплазии, являясь маркёром гиперпластического воспаления [56]. IL-17A усиливает воспаление и привлекает нейтрофилы, играя роль в резистентных формах атопического дерматита; IFN-γ, ассоциированный с Th1-ответом, участвует в поддержании длительной активации иммунной системы и может служить маркером перехода к хроническому воспалению [57].

Кератиноциты и антигенпрезентирующие клетки эпидермиса экспрессируют Toll-подобные рецепторы (TLR). Их активация повреждением тканей или воздействием микробных компонентов запускает продукцию аларминов — ранних медиаторов воспаления и стрессовых сигналов. К числу аларминов, повышающих экспрессию при атопическом дерматите, относятся: TSLP (тимический стромальный лимфопоэтин), IL-25 и IL-33, IL-1α, протеазы (калликреины, катепсины), внеклеточные белки матрикса, такие как периостин [58].

Алармины активируют эпидермальные дендритные клетки, а также врождённые лимфоидные клетки 2-го типа (ILC2), тучные клетки и базофилы, индуцируя секрецию Th2-ассоциированных цитокинов, прежде всего IL-4 и IL-13 [59]. Эти цитокины не только поддерживают воспалительный каскад, но и активируют сигнальный путь STAT (signal transducer and activator of transcription), в частности STAT6, стимулируя переключение B-лимфоцитов на продукцию иммуноглобулина класса IgE — одного из классических серологических биомаркеров атопического дерматита [60].

Кроме того, IL-4, IL-13, IL-31 и IL-22 оказывают прямое влияние на эпидермальный барьер, снижая экспрессию генов FLG, лорикрина и инволюкрина, что приводит к нарушению терминальной дифференцировки кератиноцитов и ослаблению барьерной функции кожи. Одновременно отмечается подавление синтеза антимикробных пептидов (AMP), что повышает восприимчивость кожи к бактериальной и вирусной колонизации [61].

Таким образом, профиль воспалительных и эпителиальных цитокинов, аларминов, иммуноглобулинов и факторов дифференцировки эпидермиса формирует широкую панель биомаркеров, отражающих иммунный статус пациента, тяжесть заболевания и характер эндотипа.

НЕЙРОИММУННЫЕ МЕХАНИЗМЫ И ХРОНИЧЕСКИЙ ЗУД ПРИ АТОПИЧЕСКОМ ДЕРМАТИТЕ

Хронический зуд является одним из наиболее характерных и мучительных симптомов при атопическом дерматите, значительно снижая качество жизни пациентов [62]. На молекулярном уровне зуд обусловлен активацией немиелинизированных С-волокон периферической нервной системы, подразделяемых на гистамин-чувствительные и гистамин-нечувствительные. Их тела локализуются в заднекорешковых ганглиях спинного мозга и образуют окончания в эпидермисе, дермальных сосочках и кожных придатках, где способны распознавать широкий спектр пруритогенных медиаторов [63].

У пациентов с атопическим дерматитом ведущую роль в формировании зуда играют гистамин-независимые механизмы, включающие нейроиммунное взаимодействие между сенсорными нейронами, кератиноцитами и Th2-клетками. В качестве ключевых медиаторов выступают цитокины Th2-типа: IL-4, IL-13, IL-31 и тимусный стромальный лимфопоэтин (TSLP). Их повышенная экспрессия рассматривается как группа молекулярных биомаркеров хронического зуда при атопическом дерматите [64].

Экспериментальные исследования на животных моделях продемонстрировали, что сенсорные нейроны, иннервирующие кожу, экспрессируют рецепторы к IL-4Rα, IL-13Rα1 и IL-31Ra, что указывает на прямую модуляцию зуда цитокинами [65]. IL-31 способен индуцировать зуд непосредственно, в то время как IL-4 и IL-13 сенсибилизируют нейроны к другим пруритогенам, снижая порог чувствительности и усиливая восприятие зуда [66].

Клиническое значение этих взаимодействий подтверждается эффективностью ингибиторов нейроиммунных мишеней: например, дупилумаб, блокирующий рецептор IL-4Rα, снижает интенсивность зуда и воспаления; ингибиторы JAK-киназ, подавляющие сигнальные пути IL-4/IL-13, также демонстрируют выраженное противозудное действие [67].

МИКРОБИОТА КОЖИ И ЕЁ ВЛИЯНИЕ НА ТЕЧЕНИЕ АТОПИЧЕСКОГО ДЕРМАТИТА

Одной из основных характеристик атопического дерматита является дисбаланс кожной микробиоты, который сопровождается значительным увеличением колонизации кожи условно-патогенными микроорганизмами, прежде всего Staphylococcus aureus. Эта бактерия выявляется более чем у 90% пациентов с атопическим дерматитом, тогда как у здоровых лиц она обнаруживается лишь в 5–30% случаев [68].

Колонизация S. aureus рассматривается как важный микробиологический биомаркер обострений атопического дерматита. Она сопровождается продукцией различных токсинов, суперантигенов, протеаз и адгезивных белков, включая фактор слипания B, фибронектин-связывающие белки и энтеротоксины [69]. Эти молекулы выполняют несколько функций:

• усиливают Th2-опосредованное воспаление;
• повреждают межклеточные контакты эпителия и липидный матрикс;
• нарушают экспрессию антимикробных пептидов (AMP);
• активируют рецепторы врождённого иммунитета, включая TLR2 и TLR4, что вызывает каскадную продукцию провоспалительных цитокинов (IL-4, IL-13, IL-31) [70].

В норме микробиоту кожи составляют комменсальные микроорганизмы, такие как Staphylococcus epidermidis, Cutibacterium acnes, Corynebacterium spp., которые поддерживают барьерную целостность и иммунный гомеостаз. Однако у пациентов с атопическим дерматитом наблюдается снижение микробного разнообразия и дисбактериоз, что способствует пролиферации S. aureus и усугублению заболевания [71].

Исследования кожного микробиома с использованием секвенирования 16S рРНК гена бактерий показали значительное снижение бактериального разнообразия во время обострений атопического дерматита; уменьшение численности Streptococcus, Corynebacterium, Propionibacterium и резкое увеличение плотности S. aureus [72].

Интересно, что после противовоспалительной или антимикробной терапии наблюдается восстановление микробного разнообразия, что подтверждает диагностическую и прогностическую значимость микробиоты как биомаркера активности и ремиссии атопического дерматита [73].

Одним из ключевых микробных факторов, усиливающих воспаление при атопическом дерматите, являются суперантигены, продуцируемые Staphylococcus aureus [74]. К ним относятся токсин синдрома токсического шока-1 (TSST-1) и стафилококковые энтеротоксины серотипов SEA, SEB, SEC, SED, SEE и SEG. Эти белковые токсины обладают способностью вызывать неспецифическую (поликлональную) активацию Т-лимфоцитов за счёт одновременного связывания с молекулами MHC II на антигенпрезентирующих клетках и TCR на Т-клетках [75].

Такой механизм приводит к массированной продукции провоспалительных цитокинов (включая IL-2, TNF-α, IFN-γ), что запускает и поддерживает системное воспаление [76]. Повышенное содержание суперантигенов и индуцируемых ими цитокинов в коже и крови пациентов с атопическим дерматитом может служить биомаркером тяжёлого, рефрактерного течения дерматита, особенно в случаях с частыми инфекционными обострениями.

Кроме провоспалительного действия, суперантигены также обладают аллергическим потенциалом, выступая как молекулы с функцией аллергенов. Они способны индуцировать синтез IgE, активировать тучные клетки и вызывать их дегрануляцию, что усиливает зуд, отёчность и кожные высыпания [77].

Бактериальный состав кожи, экспрессия факторов вирулентности и активность иммунного ответа на микробные продукты могут рассматриваться как диагностически значимые биомаркеры, отражающие фазу заболевания и степень выраженности воспаления при атопическом дерматите.

ГУМОРАЛЬНЫЕ И КЛЕТОЧНЫЕ БИОМАРКЕРЫ В КЛИНИЧЕСКОЙ ПРАКТИКЕ

Несмотря на то что клиническая картина остаётся основным критерием постановки диагноза атопического дерматита, активно исследуются гуморальные и клеточные биомаркеры, способные объективизировать воспалительный процесс и облегчить стратификацию фенотипов заболевания. Один из наиболее часто регистрируемых лабораторных признаков — повышение общего и/или аллерген-специфического иммуноглобулина E (IgE) в сыворотке крови, который рассматривается как потенциальный биомаркер Th2-опосредованного воспаления [78].

Однако значение IgE как диагностического и прогностического маркера остаётся ограниченным, т. к. гиперпродукция IgE формируется на поздних стадиях заболевания и может быть вторичной по отношению к нарушению кожного барьера и эпикутанной сенсибилизации [79].

Кроме того, общий уровень IgE не всегда коррелирует с тяжестью заболевания; аллерген-специфический IgE демонстрирует низкую специфичность и может выявляться у пациентов без выраженной симптоматики [80]. Повышение IgE встречается и при неатопических состояниях (гельминтозы, злокачественные опухоли, аутоиммунные заболевания), что снижает его диагностическую избирательность [81]. Сывороточный IgE может служить биомаркером Th2-ответа, однако не обладает достаточной чувствительностью и специфичностью для использования в качестве универсального диагностического критерия.

Аналогичные ограничения касаются и других гематологических биомаркеров, таких как уровень эозинофилов и количество тучных клеток. Несмотря на их участие в патогенезе атопического дерматита, значения этих показателей в периферической крови демонстрируют высокую вариабельность и отсутствие устойчивых корреляций с клиническими проявлениями заболевания [82].

В клинической практике сывороточные и клеточные биомаркеры, включая IgE, эозинофилы и тучные клетки, могут использоваться как вспомогательные параметры, дополняющие клинико-иммунологическую картину, однако требуют осторожной интерпретации и не могут служить самостоятельными критериями диагностики.

С развитием иммунологических методов и углублённым изучением патогенеза атопического дерматита были выявлены новые субпопуляции Т-лимфоцитов и открыты цитокины и хемокины, ранее не ассоциировавшиеся напрямую с данным заболеванием. Среди наиболее значимых сывороточных маркеров, которые в настоящее время активно изучаются, выделяют:

• CD30 — маркер активации Т-клеток, связанный с Th2-ответом;
• TARC (тимусный и активируемый хемокин, CCL17) — хемокин, регулирующий миграцию Th2-клеток в кожу;
• MDC (макрофагальный хемоаттрактантный белок, CCL22) — хемоаттрактант для активированных Th2-лимфоцитов;
• IL-12, IL-16, IL-18 — цитокины, участвующие в формировании воспалительного микроокружения [83].

Исследования показали, что уровни этих молекул в сыворотке крови коррелируют с клинической выраженностью заболевания, в т. ч. по шкале SCORAD (SCORing Atopic Dermatitis) [84]. Например, повышенные уровни TARC и MDC устойчиво ассоциированы с активной фазой заболевания и снижались при достижении ремиссии; IL-31 демонстрирует высокую корреляцию с субъективной интенсивностью зуда; CD30 и IL-18 могут служить биомаркерами системного воспаления при тяжёлых формах атопического дерматита [85].

Несмотря на активное изучение молекулярных и клеточных биомаркеров атопического дерматита, на сегодняшний день ни один из них не обладает достаточной чувствительностью и специфичностью, чтобы служить надёжным универсальным диагностическим или прогностическим инструментом [86]. Большинство представленных биомаркеров отражают отдельные звенья патогенеза — барьерную дисфункцию, иммунную активацию, микробное воздействие или нейроиммунный зуд, — однако ни один не охватывает весь спектр клинико-патогенетических проявлений заболевания. Основные ограничения опубликованных исследований включают ограниченный объём выборки, её формирование преимущественно из пациентов специализированных медицинских учреждений с тяжёлыми формами заболевания, а также отсутствие сопоставления с аналогичными показателями у пациентов с другими экзематозными или атопическими патологиями [87]. Прогностические маркеры также демонстрируют неоднозначные результаты, хотя повышенные уровни общего IgE и нулевые мутации гена FLG чаще ассоциируются с более тяжёлым и затяжным клиническим течением заболевания [88].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Атопический дерматит представляет собой сложное мультифакторное заболевание, в основе которого лежит взаимодействие генетических, иммунологических, микробиологических и нейроиммунных механизмов. Углублённое понимание патогенеза этого состояния позволяет выделять всё более точные и информативные биомаркеры, способные не только отразить клиническую тяжесть и фазу заболевания, но и прогнозировать ответ на терапию.

На сегодняшний день перспективными биомаркерами, отражающими ключевые патогенетические звенья, считаются генетические маркеры (например, мутации гена FLG), позволяющие определить уязвимость к раннему началу и тяжёлому течению заболевания. Цитокины Th2-типа (IL-4, IL-13, IL-31), алармины (TSLP, IL-33) и хемокины (TARC, MDC) являются также чувствительными индикаторами воспаления и активности зуда при атопическом дерматите. Показатели трансэпидермальной потери воды (TEWL), сниженные уровни филаггрина, клаудина-1 и инволюкрина — важные структурно-функциональные маркеры барьерной недостаточности кожи, позволяющие объективизировать нарушения эпидермального гомеостаза. Колонизация Staphylococcus aureus и продукция им суперантигенов (SEA, SEB, TSST-1) служат индикаторами риска обострений, рефрактерного течения и системного воспаления. Методы секвенирования 16S рРНК позволили выявить снижение микробного разнообразия кожи в периоды обострения, что делает структуру микробиома потенциальным маркером мониторинга эффективности терапии и прогноза при атопическом дерматите.

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

Вклад авторов. Б.И.Х. — разработка концепции, написание рукописи — рецензирование и редактирование, научное руководство; Т.Ф.Х. — разработка методологии, проведение исследования, написание черновика рукописи; Ш.К.Ю. — проведение исследования, написание черновика рукописи; А.З.Х. — проведение исследования, написание черновика рукописи, написание рукописи — рецензирование и редактирование; Г.А.З. — проведение исследования, написание черновика рукописи. Все авторы одобрили рукопись, а также согласились нести ответственность за все аспекты работы, гарантируя надлежащее рассмотрение и решение вопросов, связанных с точностью и добросовестностью любой её части.

Этическая экспертиза. Одобрение этического комитета на проведение исследования не получали. Причина — обзорный характер статьи.

Источники финансирования. Работа выполнена в Кабардино-Балкарском государственном университете им. Х.М. Бербекова при поддержке программы стратегического академического лидерства «ПРИОРИТЕТ-2030». Финансовой поддержки со стороны компаний-производителей лекарственных препаратов и медицинского оборудования авторы не получали. У авторов есть полный доступ ко всем данным, полученным в результате поиска и анализа литературы.

Раскрытие интересов. Авторы заявляют об отсутствии отношений, деятельности и интересов за последние три года, связанных с третьими лицами (коммерческими и некоммерческими), интересы которых могут быть затронуты содержанием статьи.

Оригинальность. При создании настоящей работы авторы не использовали ранее опубликованные сведения (текст, иллюстрации, данные).

Доступ к данным. Редакционная политика в отношении совместного использования данных к настоящей работе не применима, новые данные не собирали и не создавали.

Генеративный искусственный интеллект. При создании настоящей статьи технологии генеративного искусственного интеллекта не использовали.

Рассмотрение и рецензирование. Настоящая работа подана в журнал в инициативном порядке и рассмотрена в соответствии с процедурой fast-track. В рецензировании участвовали два внешних рецензента, член редакционной коллегии и научный редактор издания.

ADDITIONAL INFORMATION

Author contributions: B.I.Kh.: conceptualization, supervision, writing—review & editing; T.F.Kh.: methodology, investigation, writing—original draft; Sh.K.Yu.: investigation, writing—original draft; A.Z.Kh.: investigation, writing—original draft, writing—review & editing; G.A.Z.: investigation, writing—original draft. All the authors approved the version of the manuscript to be published and agreed to be accountable for all aspects of the work, ensuring that questions related to the accuracy or integrity of any part of the work are appropriately investigated and resolved.

Ethics approval: Ethics committee approval was not required because the article is a review.

Funding sources: This study was conducted at Kabardino-Balkarian State University named after Kh.M. Berbekov with support from the Priority 2030 Strategic Academic Leadership Program. The authors received no financial support from pharmaceutical or medical device companies. The authors had full access to all data obtained through the scientific articles search and analysis.

Disclosure of interests: The authors have no relationships, activities, or interests for the last three years related to for-profit or not-for-profit third parties whose interests may be affected by the content of the article.

Statement of originality: No previously published material (text, images, or data) was used in this work.

Data availability statement: The editorial policy regarding data sharing does not apply to this work, as no new data was collected or created.

Generative AI: No generative artificial intelligence technologies were used to prepare this article.

Provenance and peer review: This paper was submitted unsolicited and reviewed following the fast-track procedure. The peer review process involved two external reviewers, a member of the editorial board, and the in-house scientific editor.

About the authors

Irina Kh. Borukaeva

Kabardino-Balkarian State University

Author for correspondence.
Email: irborukaeva@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0003-1180-228X
SPIN-code: 9102-2336

MD, Dr. Sci. (Medicine), Head, Depart. of Normal and Pathological Human Physiology

Russian Federation, 5 Gorky st, Nalchik, 360051

Farida Kh. Temirzhanova

Kabardino-Balkarian State University

Email: temirzhanova.farida@yandex.ru
ORCID iD: 0009-0007-0997-1099
SPIN-code: 7279-9097

postgraduate student, Depart. of Normal and Pathological Human Physiology

Russian Federation, 5 Gorky st, Nalchik, 360051

Kazbek Yu. Shkhagumov

Kabardino-Balkarian State University

Email: kazbek07_07@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-3671-481X
SPIN-code: 3214-4894

MD, Cand. Sci. (Medicine), Assistant Professor, Depart. of Normal and Pathological Human Physiology

Russian Federation, 5 Gorky st, Nalchik, 360051

Zalina Kh. Abazova

Kabardino-Balkarian State University

Email: zalina.abazova@mail.ru
ORCID iD: 0000-0003-2827-5068
SPIN-code: 5442-5253

MD, Cand. Sci. (Medicine), Assistant Professor, Depart. of Normal and Pathological Human Physiology

Russian Federation, 5 Gorky st, Nalchik, 360051

Amina Z. Getigezheva

Kabardino-Balkarian State University

Email: amina.geti@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0001-8498-1165
SPIN-code: 1308-6694

MD, Cand. Sci. (Medicine), Assistant Professor, Depart. of General Medical Training and Medical Rehabilitation

Russian Federation, 5 Gorky st, Nalchik, 360051

References

Supplementary files