Профессор Чарльз Хойл

Аннотация

Доктор Чарльз Хойл был известным в мире нейрофизиологом, нейрофармакологом, нейро­анатомом. Степень бакалавра он получил в Колледже Королевы Елизаветы (Queen Elizabeth College) в Лондоне в 1982 г., а уже в 1986 г. защитил диссертацию на степень PhD в Королевском Колледже Лондона (University College London) под руководством профессора Джефри Бернстока (Geoffrey Burnstock) — родоначальника теории и признанного лидера в исследовании пуриновых рецепторов.

Полный текст

Печальная весть пришла из Великобритании — на 67-м году жизни скончался от осложнений, связанных с коронавирусной инфекцией, заместитель главного редактора «Казанского медицинского журнала», доктор наук, профессор Чарльз Хойл (Dr. Charles H. V. Hoyle).

Исследования доктора Хойла касались изучения фармакологической активности пуринов у беспозвоночных. Результаты его исследований различных тканей множества живых существ позволили ему сформулировать вывод о наличии рецепторов пуринов у самых примитивных животных и, с эволюционной точки зрения, поддержать гипотезу профессора Бернстока о том, что адензинтрифосфат (АТФ) является одной из самых ранних сигнальных молекул в эволюции живых организмов внеклеточных.

Последующие работы доктора Хойла касались динуклеотидов аденина и их роли в физиологических и патологических сигнальных системах, как отдельно, так и в сочетании с другими сигнальными молекулами. Его исследования были направлены на выявление эффектов АТФ и динуклеотидов как нейротрансмиттеров, высвобождаемых периферическими или центральными нервами, установлению типа рецептора, на который они действуют, фармакологического профиля этих рецепторов, ферментативного распада динуклеотидов. Результаты своих исследований доктор Хойл опубликовал в 3 монографиях и 12 главах книг, он является автором более 100 статей в ведущих журналах мира, его индекс Хирша (Scopus) составляет 35.

Эти сухие факты его биографии я хочу дополнить собственными впечатлениями от встреч с Чарльзом Хойлем. Мы с ним познакомились в Лондоне, в лаборатории профессора Бернстока в 1992 г., когда началась моя первая в жизни зарубежная научная командировка. Сначала он относился ко мне достаточно прохладно, но очень быстро в совместных научных и околонаучных беседах у нас возникла взаимная симпатия. Он был старше меня по годам и опытнее в науке, в вопросах научных взаимоотношений, публикаций. Мой английский был тогда очень далёк от совершенства, он поддерживал меня в его изучении, помогал мне преодолевать страх при разговоре, устранял «ляпы» в написании первых статей. Сам Чарльз интересовался русским языком, пытался всегда вставлять несколько выученных им русских слов и фраз в наше общение.

Решающим в возникновении нашей с ним многолетней последующей дружбы стал визит к его родителям в Ливерпуль. Я, как и все мои сверстники в то время, был «фанатом» Битлз, и когда узнал, что Чарльз родом из Ливерпуля и там живут его родители, попросил его как-нибудь взять меня с собой на родину битлов. Сам он к моему большому удивлению не был особым поклонником Битлз, но ему нравился мой интерес к его родному городу. В Ливерпуле мы посетили с ним всё, что касалось Битлз, — клуб Каверн, Пенни Лейн, Строубери Филдс и многое другое. Это было здо́рово, но из той поездки я часто вспоминаю другое — историю про сыры и грибы, которая случилась в доме у родителей Чарльза.

В первый вечер после очень вкусного ужина мама Чарльза принесла тарелку с несколькими сортами сыра. Папа Чарльза спросил меня — какой я сыр предпочитаю после еды, на что я ему честно ответил, что не имею никаких предпочтений, поскольку в моей стране (это 1992 г.) у нас на столе обычно бывает только два варианта — есть сыр или нет сыра. Папа Чарльза улыбнулся и ничего не сказал. Мой час настал на следующий день, когда они меня угощали грибным супом, и я спросил, из каких грибов приготовлен этот суп. Папа Чарльза удивлённо ответил, что грибы есть грибы, у них нет вариантов (имея в виду шампиньоны). Нет, сказал я, я знаю 10–15 видов съедобных грибов и могу их отличать друг от друга. Тут он задумался, а потом рассмеялся и сказал: один-один, ничья!

В последующем Чарльз стал большим другом нашей семьи, мы неоднократно бывали у него в гостях, вместе ходили на школьные представления нашего сына, но, к сожалению, нам так и не удалось его вытащить к нам, в Россию, на дачу, о которой он хорошо знал из наших рассказов и видеороликов. Всё думалось: потом, успеем, наступят лучшие времена… Лучшие времена не наступили, а пандемия окончательно испортила жизнь. Чарльз до последних дней поддерживал меня во всём, что касается «Казанского медицинского журнала» и Кокрейн Россия. Я и моя семья всегда благодарны ему за это.

В эти дни мне и всей моей семье очень больно и печально — научный мир потерял талантливого учёного, а я потерял очень близкого мне человека, доброго верного друга, редкого, уникального джентльмена в том понятии, которое всё больше теряет современное общество.

А.У. Зиганшин