Nikolai Ivanovich Pirogov. His life and work

Abstract

Here is what Dr. S. Shklyarevskiy tells on the pages of "Doctor" (1882, No. 10) from the history of N.I. Pirogov's illness.

Full Text

Вот что рассказывает на страницах „Врача“ (1882 г., № 10) из истории болезни Н. И. Пирогова д-р С. Шкляревскей.

За год до юбилея Н. И. потерял последней, 5 коренный зуб правой верхней челюсти; но и после этого пережевыванее пищи было исправно.

В начале 1881 года Н. И. заметил, что все соленое, кислое и едкое производило при жевании некоторую боль и раздражение на слизистой оболочке твёрдого неба, справа, против места 3 или 4 корен­ных зубов, и здесь замечена была как-бы ссадина, которая скоро превратилась как-бы в свищ, а затем в язвочку, с резко-очер­ченными краями. Н. И. сейчас же перешел исключительно на одно молоко. Колоссальная воля Николая Ивановича сделала незаметными для окружавших его все лишения такой диеты. Но в феврале было уже две язвочки, другая—по соседству и тоже не более 1/2 сайт, в диаметре. Общее состоянее организма и питанее были еще вполне удо­влетворительны; лишь некоторая боль и неловкость при движенеях языка часто и невольно останавливали на себе вниманее Николая Ива­новича. Образованее язвочек он обяснял различными причинами и лишь иногда высказывал подозренее: «уж не раковая-ли штука у него на твердомъ небе»... Въ этотъ періодъ болезни виделъ его проф. Склифосовскій, пріехавшій просить Пирогова пріехать въ Москву на юбилей.

На юбилее, 24 мая, после осмотра язвочки у Николая Ивановича, проф. Склифосовскій резко и категорически высказался за злокачест­венный характеръ язвы и за скорейшую операцію. 25 мая и профессора Грубе из Харькова и Валь из Дерпта присое проф. Склифосовскаго; уведомили о раковомт Пирогову; на 26 мая назначен был консилеумь, ко времени котораго  вызван был из Петербурга старшей сын Ниефлад Ивановича, поразившей его своим неожиданным приездом.

Все 4 профессора (приглашен был и Э. Э. Эйхвальд) на кон­силеуме единогласно признали раковую язву у Николая Ивановича и в тоже время необходимость немедленной операцеи. (Дальнейшее— сообщено в речи проф. Склифосовскаго).

27 мая решено было выехать из Москвы в именье; но пред самым выездом, по совету жены и сына ехать за границу, Николай Иванович быстро решил ехать в Вену к проф. Билльроту, котораго он высоко ставил. Пирогов был заметно взволнован и расстроен. Проводы были спешные, и сопровождавшему Пирогова д-ру Шкляревскому пришлось выслушать от проф. Таубера первый упрек Н. И-чу за его решенее ехать для операцеи за границу.—В поезде устроили Н. И. удобно; но настроенее его было, видимо, тяжелое: все время он лежал и молчал; безпокойство чувствовалось в каждой его фразе; ни улыбки, ни шутки. Встретившей в Кееве на вокзале проф. Кара­ваев, после осмотра нёба у Н. И., успакаивал его, заявив, что «едва- ли дело так страшно».—Чрез 4 дня преехали в Вену, и с видимым волненеем и нетерпенеем Н. И. просил д-ра Шкляревскаго ехать к проф. Bиllroth’y, что бы пригласить его сейчас же преехать к нему. Выслушав исторею болезни Н. И., Билльрот сейчас же отправился к Пирогову. Не менее ео минут изследовал Билльрот язвочки и полость рта у Н. И., и, к неожиданному восторгу всех, спокойно, с полной уверенностью и категорически высказался, что о злокачест­венности язв не может быть и речи, и что он совершенно отри­цает диагноз рака Московских хирургов и поэтому никакой операции решительно не находит нужным предпринимать.

«Ну, если Вы мне это говорите,—произнес оживленно Николай Иванович, взяв за руку Билльрота, то я успокаиваюсь». Весь вечер пробыл Билльрот у Николая Ивановича и за чаем и стаканом рейнвейна оба много говорили; Н. И., словно вечно здоровый, видимо пора­жал Bиllroth’a своей свежестью и памятью.

Венскей хирург признал язвы у Н. И. простыми, от давленея и раздраженея; малую наклонность к заживленею обяснял возрастом Н. И. и местными условеями полости рта. По мненею Билльрота, обе­регаемыя от раздраженей, язвочки, хотя и медленно, но должны зажить.

На другой день Билльрот снова преезжал к Пирогову и, по осмотре язвочек, остался при прежнем своем мненеи. На третей день Билльрот обедал у Н. И.. Дружески-товарищеская и задушевная беседа их, казалось, могла быть безконечной. К вечеру катались в открытом экипаже по Пратеру.

Расположенее духа Николая Ивановича в Вене резко и быстро изменилось: из убитаго и дряхлаго старика, каким он был во все время дороги из Москвы в Вену, он опять сделался бодрым и свежим. В восторженном настроенеи духа Н. И. уехал из Вены и менее чем чрез двое суток мы были уже в его именьи; сопровож­давшее его были полны счастья.

Проживая в деревне, Н. И., в общем, чувствовал себя удов­летворительно, продолжая возню с заклейкой язвы бумажками и усерд­но прополаскивая рот, по совету Билльрота, раствором квасцов. Он ежедневно катался верхом на лошади, часто ходил в сад свой, где продолжал ухаживать за своими виноградниками, теплицами с персиками и клумбами любимых роз. Кроме того, он по прежнему продолжал принимать больных, но уже почти не оперировал.

В еюле е88е Пирогов отправился из деревни в Одессу на лиман, где, поселившись на даче д-ра Бертенсона, прожил около месяца. Увидавшей его здесь, д-р Шкляревскей нашел его почти не­узнаваемым. Сумрачный и сосредоточенный в самом себе, Н. И., очевидно, вполне сознавал роковой исход своей болезни. «Да, ко­нечно,—говорил он,—я вполне понимаю натуру язвы; но, согласитесь сами,—не стоит..., быстрый рецидив, распространенее на соседнея железы, и при том все это в мои лета не может обещать не только успеха, но едва-ли может сулить и облегченее; пускай так; как видите, я страдаю мало». Большую часть времени Н И. проводил, сидя в креслах, с полным интересом слушая громкое чтенее газет и журналов; в хорошую погоду охотно уходил с кем-нибудь гулять. Утром осаждали Н. И. больные, съехавшееся на лиман, бук­вально осаждавшее дом, где он жил. Отказать в помощи и совете не было никакой возможности, и Н. И. от И0 до ИИ час. принимал больных по даровым билетам, а от и до 12 час. дня принимал за плату (по 5 рубл.).

Грустный и ослабевшей возвратился Н. И. Пирогов в свое именье «Вишню» и с лихорадочной, нервной поспешностью принялся 12 сентября доканчивать прерванный юбилеем и поездками «Дневник» свой. Мучительная болезнь и увеличивающаяся слабость причиняли ему тяжелыя страданея. Он скорбел, что не успеет окончить свой «Дневник». Изнемогающей от страданей, Н. И. 22 октября, за месяц до смерти, делает в рукописи удручающую отметку: «Ой, скорее, скорее! Худо, худо! Так, пожалуй, не успею и половину Петербургской жизни описать».

Листы чистой бумаги лежали пред ним на столе, а находив­шаяся безотлучно в кабинете его сестра милосердея, г-жа Ан-ва, под­ставляла лист за листом. Писал он без перерыва.... Н. И. уже плохо видел, но он как бы стыдился своего недостатка и только неровность строк и перерывы выдавали то, что он тщательно пытался скрывать. Последнее 24 листа писаны карандашем, при том так, что начало строки вверху, а конец их очень низко. С невероятными усилеями продолжал Н. И. исписывать лист за листом своего «Днев­ника», пока карандаш не выпал из его ослабевших рук!

Последней месяц жизни Н. И. мало говорил и не охотно при­нимал пищу; иногда бывали мучительная боли в лицевых и шей­ных нервах; приходилось унимать их мазью с хлороформом и подкожными впрыскиванеями морфея с атропином,—любимое Н. И. средство для больных и тяжело раненых в первое время после ра­ненея и во время транспорта по грунтовым дорогам.—Еще в сен­тябре, в одну из прогулок, Н. И. простудился и заболел грип­пом, вместе с чем появилась припухлость шейных лимфатических Желез с значительнами болями. С этого времени началась томитель­ная для больного борьба между смертью и мучительным существова­неем.

В последнея недели страданея временами были столь велики, что терпеливый и кроткей старец восклицал в отчаян’и: «О, Господи! возьми меня поскорее!»

В последнее дни жизни Н. И. почти исключительно пил хлеб­ный квас, выписанный из Москвы, рейнвейн и шампанское. Наве­стившей Н. И., не задолго перед смертью, д-р Карель посоветовал давать Н. И. женское молоко, но Н. И. только несколько раз пил его и успел принять лишь несколько рюмок. За несколько—2 или 3 дня до смерти Н. И. потерял сознанее и почти все время находился в бреду: он жестикулировал и, видимо, казалось ему, что он едет куда-то, по разным странам, говорил на иностранных языках; назы­вал имена своих родных и близких знакомых. Часа за два до смерти он как будто пришел в себя: велел подать себе пальто и калоши, что бы куда-то идти.

Поражает быстрое течение болезни у Н. И. Пирогова: в январе 1881 г. появилась язвочка во рту, оказалось—раковая, и чрез 10 месяцев, в ноябре того же 1881 г., болезнь свела больного в могилу.

В 8 ½ час. вечера 23 ноября 1881 г. Н. И. Пирогов тихо скончался, на 72-м году жизни! Скорбная весть быстро стала известна повсюду.

Россия, наука и человечество понесли невознаградимую утрату!

„Я,—говорил Н. И. Пирогов,—посвятил всю свою жизнь служению истине и отечеству. Враги мои ненавидели меня за то, что я не был уступчив, что искательства были мне чужды и что я выше их всех чтил истину“.

На столе, в кабинете, найдена была записка на четвер­тушке бумаги, в которой Н. И. Пирогов еще за месяц до смерти написал о деагнозе своей болезни следующее:

„Ни Склифасовскей, Валь и Грубе, ни Бильрот не узнали у меня ut ulcus orиs mem mue cancrosum serpиgиnosum (язва сли­зистой оболочки рта раковая, ползучая). Иначе первые трое не по­советовали бы операцеи, а второй не признал бы болезнь за до­брокачественную. 81 Окт. 27. Пирогов“.

На 4-ой день после смерти, 28 ноября, тело Н. И. было тща­тельно бальзамировано преехавшим из Петербурга д-ром Д. И. Выводцевым по собственному его простому способу: впрыскиванеем в сонныя и бедреныя артереи раствора тимола, без вскрытея полостей.

После бальзамированея, д-р Выводцев, с согласея вдовы покой­наго, вырезал часть опухоли, занимавшей всю правую половину верх­ней челюсти (и самую кость) и распространившейся, оказалось, до поло­сти носа. Удаленная при бальзамированеи часть опухоли была изследо­вана сначала в Кееве в лаборатореи проф. Томсы, им вместе с д-ром Выводцевым; потом таже опухоль была тщательно изследо­вана в Петербурге профессором патологической анатомеи Иванов­ским, тоже вместе с д-ром Выводцевым; и оказалось, что у Н. И. Пирогова был характерный «роговой рак», но еще в ранних ста­деях развитея.

Часть опухоли послана была и проф. Билльроту, который убедил­ся, что у Пирогова был рак, раковая язва в полости рта.

Пространным письмом от 8 февраля 1882 г. к д-ру Вывод- цеву Биллрот старается обяснить свое отношенее к болезни Пиро­гова, в определенеи характера которой Билльрот так резко разо­шелся с нашими профессорами-хирургами и, как оказалось, неспра­ведливо. Билльрот обясняет характер болезни Пирогова так сначала был воспалительный процесс в ячейке зуба, который потом выпал, после чего воспалительное новообразованее разрослось и при­няло характер саркоматозной epulиs, плотной на ощупь, без распада. В этом переоде болезни Билльрот и видел Пирогова. Последо­вало затем разращенее эпителея и процесс повел к частичному развитею настоящаго эпителеальнаго рака, подобно развитею рака на люпозных и других язвах.— Но даже и прижизненный деагноз рака, по словам Билльрота, не служил-бы для него показанеем для опе­рацеи: больной за 70 лет, с явными признаками начинающагося ма­разма в теле и с катаррактами в обоих глазах, едва-ли мог хорошо вынести операцею, которая, к тому же, даже и в случае удачнаго исхода, оставила бы верную надежду на близкей рецидив; да и помимо этого, саркоматозныя и раковыя опухоли сзади верхней челюсти никогда не могут быть удалены коренным образом. «Я те­перь,—замечает Билльрот,—не тот безстрашный и смелый оператор, каким был раньше. Теперь при показанеи к операцеи я всегда ставлю себе вопрос: «допущу-ли я сделать операцею на себе, которую хочу сделать на больном?» Да, с годами обыкновенно приходишь к извест­ной степени сдержанности.—«Мне хотелось изменить взгляд больного на сущность болезни и таким образом немного преободрить его упав­шей дух и склонить его к терпенью. Это все, что мы можем сде­лать в подобных случаях.—Весьма естественно, что должно было произойти резкое противоречее во взгляде на болезнь между мною и моими уважаемыми русскими товарищами, но я действовал так, как мне указывал мой долг на основанеи моей опытности».

По словам фельдшера Окопника, игравшего большую роль в именьи Пирогова, Кеевское медицинское Общество будто бы предла­гало вдове покойного 20.000 рублей за мозг Пирогова, но согласея не было получено.

Похороны Н. И. Пирогова состоялись только 24 января 1882 г. Первая депутацея на похороны прибыла из Москвы от студентов медиков. Бальзамированее было настолько успешно, тело Н. И. со­хранилось на столько хорошо, что д-р Шкляревскей, преехавшей на по­хороны, нашел и чрез 2 месяца после смерти покровы лица и рук вполне нормальными по цвету; никаких признаков гнеенея не было заметно, ни малейшаго дурного запаха не было. Во время похорон гроб Н. И. был все время открыт, по желанею присутствовавших.

Н. И. Пирогов похоронен в храме, устроенном в его именьи «Вишня». В самой средине храма открывается большая дверь подпола и по ступенькам спускаются к двум гробам, стоящим рядом: Н. И. Ппрогова и его сына Николая Николаевича.

А. Панкратов, посетившей пред столетней годовщиной Н. И. Пирогова место вечнаго упокоенея его в с. Вишне, с грустью гово­рит—на страницах «Русскаго Слова» (от 13 ноября 1910 г.)—о за­брошенности и могилы и дома, где доживал свои годы великей ста­рец-Пирогов.

30-го января 1882 г. в „Правительственном Вестнике“ (№ 28) отдан был следующей приказ: „Исключен из спис­ков умершей: состоявшей при Министерстве народнаго просве­щенея. тайный советник ПироговНи слова больше!

Вдова покойнаго А. А. Пирогова пожертвовала вскоре после смерти его различным высшим учебным заведенеям капиталы на учрежденее степендей имени ея великаго супруга; в Московскей уни­верситет—12.000 рублей.

К чести русскаго врачебнаго сословея, русскее врачи сумели оценить Н И. Пирогова и чтить память его.

В 1882 г. в Петербурге открыто было „Русское Хи­рург ическое О бщество Пирогова“, учрежденное в па­мять юбилея 50-летней службы знаменитаго русскаго хирурга Н. И. Пирогова и считающее днем своего основанея день юби­лея 24 мая 1881 г.

В 1886 г. все русскее врачи обединились вокруг имени Н. И. Пирогова и создали „Общество русских врачей в память Н. И. Пирогова“.

Образовалось это общество из Московско-Петербурскаго меди­цинскаго Общества в память Н. И, Пирогова, учрежденнаго в 1883 г. и поставившаго своей задачей устраивать переодическее сезды в це­лях общенея врачей обеих столиц и всей Россеи на почве совокуп­ной разработки научных вопросов в примененеи к потребностям нашего обширнаго отечества, а также и вопросов, касающихся улучше­нея быта врачей, с правильным и безпристрастным решенеем кото­рых неразрывно связано и процветанее врачебной науки в нашем отечестве». Первый Пироговскей сезд состоялся в декабре 1883 г., на котором Общество и получило наименованее «Общества русских врачей в намять Н. И. Пирогова».

Последовавшее затем знаменитые «Пироговскее всероссейскее сезды врачей» имели огромное общественное значенее: они высоко держали славное знамя, свято чтя заветы Пирогова о «правде, свободе и служенеи родине».

В 1897 г. торжественно открыт был в Москве памят­ник Н. И. Пирогову, сооруженный на средства, собранныя по всероссейской подписке.

К подножею памятника возложено было до 25 венков от различных медицинских и некоторых других обществ и учрежденей. На торжественном заседанеи в хирургической клинике Мос­ковскаго университета, посвященном памяти Н. И. Пирогова, высту­пали с речами и приветствеями многочисленныя депутацеи от уни­верситетов, медицинских обществ, больниц и др. Прислано было около 100 телеграмм от различных обществ, учрежденей и лиц.

Во всех этих речах, адресах и телеграммах чествовали покойнаго Н. И. Пирогова, как величайшаго из русских вра­чей. генеальнаго хирурга, высоко-талантливаго врача-учптеля и врача-администратора, славу и гордость всего врачебнаго сосло­вея и не только русскаго, но и всех стран,—чествовали Пиро­гова, как прирожденнаго академика, мыслителя-философа, выда­ющагося педагога, великаго человека ума и сердца, истиннаго дру­га человечества,—чествовали Пирогова, как великаго гражданина Россеи, могучаго русскаго генея, славу и гордость Россеи, как идеал для последующих работников на благо науки и родины, как выразителя лучших стремленей своего времени, лучших и по ныне,—всегда предпочитавшаго дух форме, живую мысль мертвой букве, дело—словам. „Это— солнце,— говорил наш про- фоссор И. М. Догель о Н. И. Пирогове,—которое будет ярко светить на русском и общечеловеческом горизонте и никакея облака не затмят его!“

„Величее ума Пирогова,—говорилось в одном адресе,— может поравняться только с его сердечной чистотою, скромно­стью и трудолюбеем!“

В том же 1897 г. в Петербурге, вблизи того места, где помещалась знаменитая клиника Пирогова, торжественно открыт был анатомо-хирургическей музей имени Пирогова, долженству­ющей служить памятником историческаго развитея отечественной хирургеи, а также местом объединения ученых медицинских обществ г. Петербурга.

Следует упомянуть и о Пироговском фонде, учрежденном в честь 50-летней служебной деятельности Пирогова, из со­бранных по подписке 12.000 рублей, проценты с которых каждые два года выдаются врачам, отправляющимся заграницу для усовершенствованея в анатомеи или хирургеи от Военно- Медицинской Академеи или одного из Университетов.

В 1906 г., по случаю исполнившагося 25-летея со дня смер­ти Н. И. Пирогова, снова чествовали память великаго врача-хи­рурга, педагога и общественнаго деятеля.

И у нас, в Казани, предполагалось торжественное соединенное заседанее Медицинскаго факультета, Общества врачей и Военно-Сани­тарнаго Общества., посвящавшееся памяти Н. И. Пирогова; но из-за недопущенея речей студентов заседанее не состоялось.

В настоящее время открыта всероссейская подписка на со­оруженее в Москве „Дома имени Н. И. Пирогова“, на подобее существующих в Берлине „Дома Langenbeck’a и в Петербур­ге „Музея имени Пирогова“.

«Дом имени Пирогова» представляется центральных учрежде­неем, в котором сосредоточен будет целый ряд музеев-выста­вок: 1) Музей-выставка наглядных пособей по анатомеи, патологеи, бак­тереологеи, гигеене и медицине, 2) Музей-выставка врачебно-санитарнаго дела и санитарной техники, 3) Музей по воспитанею и гигеене детей, в целях борьбы с детской смертностью, 4) Музей по народно­продовольственному делу. Кроме того, в Пироговском доме должна быть большая аудиторея для лекцей и собраней и должны помещаться центральная медицинская библеотека и все учрежденея Пироговскаго Общества.

13 ноября 1910 г. исполнилось 100 лет со дня рожденея Н. И. Пирогова, и многочисленныя, но главным образом—меди­цинскея, общества и учрежденея во всех копцах Россеи орга­низовали чествованее памяти великаго врача и великаго человека Н. И. Пирогова.

Наше Общество врачей, совместно с другими университет­скими Обществами: Обществом естествоиспытателей и Общест­вом невропатологов и психеатров устроили 13 ноября 1910 г., торжественное заседанее, посвященное памяти Пирогова.

На этом заседанеи председатель нашего Общества проф. Ф. Я. Чистович в краткой речи прекрасно охарактеризовал плодотворную деятельность Н И. Пирогова;—от имени Общества естествоиспыта­телей председатель его проф. Б. К. Поленов сказал краткое слово, посвященное «светочу мысли и знанея», и затем сделаны были следу­ющее доклады: прив.-лоц. В. Л. Боголюбовым-. «О современных успе­хах пластической хирургеи», проф. И. А. Праксиным: «К развитею костной пластики и изсеченея костей нижних конечностей» и д-ром В. Н. Париным: «Вакцинотерапея в хирургеи».

„Неумолимое время, — говорит Редакцея „ Практическаго Врача“ ^{1 2}, — все дальше и дальше уносит от нас светлый образ Н. И. Пирогова; но, уходя в историческую даль, образ великаго человека все ярче и ярче вырисовывается на темне­ющем фоне прошлаго“, да и не на светлом—настоящаго.

Русская исторея не бедна славными именами. Но в ряду великих людей нашей истореи Н. И. Пирогов занимает со­вершенно особое положенее. У нас были мыслители более глу­бокее, более мощные, чем Пирогов. Были педагоги, сыгравшее в своей спецеальной области более крупную роль, чем Пиро­гов. Были и общественные деятели, оставившее более глубокей след в нашей жизни.

Но мы не знаем примера, чтобы в одном человеке сли­лись в одно гармоническое целое и глубокей мыслитель и вели­кей педагог и крупный общественный деятель и, наконец, ге­неальный врач! Поистине великим духом обладал этот че­ловек, умевшей озарять светом своего генея всякую область, к которой прикасалась рука его.

Своей науке—медицине он дал ряд чрезвычайно ценных преобретеней, прославивших его имя далеко за пределами Рос­сеи и поднявших русскую медицину на уровень западно-европей­ской. Ища для своих знаней более широкаго поприща, Пиро­гов был пеонером общественной медицины, вложив много тру­да и таланта в организацею той отрасли ея, которая по условеям времени требовала наибольшаго к себе вниманея—в организа­цею военной медицины.

Как педагог, он исповедывал и проводил в жизнь на­чала, которыя и теперь еще кажутся недосягаемым идеалом.

Как администратор, он являл редкей пример, едва-ли не единственный в Россеи, пример убежденной стойкости взгля­дов, просвещенной терпимости к чужому мненею и отвращенея ко всяким мерам насилея.

Всегда и везде Пирогов был велик, ибо всегда и везде оставался человеком в лучшем смысле слова, всегда „был“ и никогда не „казался“ только“.

Но... „Легко и хорошо было идти Лютеру в Вормскей сейм,— говорит д-р М. М. Дитерихс,—что-бы там произнести слова, начавшея реформацею: с крыш города кричали ему люди, не имевшее возможности уместиться на улицах: „Иди, брат наш Мартин, да поможет тебе Бог!“

Пирогов-же шел один.... Самые близкее люди и те не вполне его понимали, не доросли еще до его широкаго размаха... Поддержка и помощь их была слаба и не надежна.

Пирогов шел один.... не дошел, но дойдет в наших детях и внуках.

Его идеалы слишком широки, что-бы быть скоро осущест­вленными,—его мысли слишком глубоки, что-бы быть сразу оце­ненными. Пройдут долгее годы, а мысли и предначертанея Пиро­гова все еще будут современны, новы и правдивы.

Пирогов—величина меровая, и не нам, врачам, одним чтить его память; вся просвещенная, мыслящая Россея целиком должна была-бы слить свои голоса в стройном хоре хвалы и благодарности, памятник ему воздвигнуть в каждом доме, где живут люди, где есть семья.

Так говорим мы теперь, а при жизни, при его трудовой, полной превратностей, жизни говорилось-ли так?

Отовсюду были немилости, увольненея, отставки, злорадныя усмешки, пресеченея работы из-за подозреней в неблагонадеж­ности, а в конце концов—почти заброшенное одиночество в затерянном селе Вишне, где так долго оставляли мы этого ге­нея заниматься сельским хозяйством и частной врачебной прак­тикой“.

„Как небесная планета, так и ум наш нуждается в особой, сродной ему атмосфере“...., пишет Пирогов;—а этой-то необходимой „атмосферы и не доставлю ему в Вишне“.

Не могу не привести здесь мыслей, высказанных Гр. Петро­вым по поводу смерти Льва Толстого 11 и вполне применимых к нашему другому великому учителю—Н. И. Пирогову:

Забыть великих людей человечество не может. Имена их чествуют, увековечивают тем или другим способом; осо­бенно вспоминают о великих людях в те или другее юбилей­ные моменты, при жизни их или по смерти! Но, за редкими ис­ключенеями, великее люди, их великея мысли и высокея чувства, пережитыя и выношенныя ими, почти совершенно не входят в жизнь живою и двигающею силою, творящею новую и лучшую жизнь, а остаются мертвым кладом, высокоценным и всеми ценимым, но глубоко зарытым.

Из образа великих людей делают своего рода икону,— жизнь их обращают в редкую и дорогую книгу,—обкладывают эту икону и эту книгу в золотую ризу и в золотой переплет и.... ставят на полку в почетный угол. Пусть-де стоит там в почете и уваженеи, высоко-высоко, а жизнь наша.... она пой­дет дальше и дальше, как шла доселе, до великих учителей и без них, по низинам, по болотам и т. под.

Мы преклоняемся и благоговеем пред творенеями великих людей, и в тоже время—может быть не видим никакого или очень мало духовнаго подема нашей жизни, нашего собственнаго обогащенея сокровищами ума и сердца прославляемаго учителя.

Великей человек завещает обществу, своему народу, всему человечеству сокровища своего духа, а мы из этих сокровищ сделаем учителю памятник и успокаиваемся, как будто вели­кее люди жили и творили, страдали и работали над собою ради наших жалких и дешевых ахов и охов.

Забота всех великих людей всегда была и есть одна: сде­лать лучше, усовершенствовать и внутренне и внешне человече­скую жизнь, и их собственная жизнь и труды были средством к достиженею этой цели. И главное, чего хотели и хотят все великее люди, это то, чтобы люди как можно шире использовали и применили к жизни все то великое, что поняли, открыли и воплотили в себе великее люди“.

Разве не высшая почесть, высшая честь, которую можно оказать памяти человека,—справедливо говорит по поводу столе­тея со дня роженея Н. И. Пирогова Редакцея „Врачебной Га­зеты“ 1),—если в тот день, когда исполнится 100 лет со дня его рожденея, граждане государства могут сказать: „Великей учитель! по мере наших сил мы осуществляли твои заветы, и на пути, который ты нам указал, мы совершили то, о чем ты мечтал, что ты предуказывал!“

И из всех групп лиц, которых охватил в своей широкой деятельности Н. И. Пирогов, быть может, только одна группа может почтить этот день с известным чувством удо­влетворенея, так как она прониклась его заветами и продол­жила его начинанея, это—врачи-хирурги. Остальные врачи с глу­бокой скорбью могут заявить: „мы прониклись твоими идеями, мы стремились к проведенею их в жизнь; но та-же глухая стена, которая окружала тебя, окружала и нас!

Еще дальше от заветов Н. И. Пирогова—педагоги и обще­ство....

Великое наследство, оставленное Пироговым, в значитель­ной мере остается не использованным“.

„Именно то обстоятельство,—говорил А. И. Шингарев на XИ Пироговском сезде,—что мысли Пирогова, его планы, его идеалы и по сее время сохраняют для нас характер новизны, показывает, что мы недостаточно чтим и почитаем его, что устраиваемыя нами торжественныя заседанея служат не столько к прославленею Н. И. Пирогова, сколько к осужденею нас самих!

Но не будем падать духом! „И здесь на земле, где все проходит,—говорил великей наш учитель, Н. И. Пирогов,—есть для нас одно неразрушимое—это господство идей, и если мы верно служили идее, которая по нашему убежденею, вела нас к истине, путем жизни, науки и школы, то будем надеяться, что и поток времени не унесет ее вместе с нами“!

„Идеи Пирогова,—говорит Шингарев,—не только не унесены потоком времени, но все более и более крепнут и растут! Оне живут среди нас, волнуют наши души. Идеи эти—вечныя“!

Пожелаем только, чтобы идеи эти поскорее воплотились в нашу, русскую жизнь!

Наш знаменитый педагог К. Д. Ушинскей указывает нам на Н. И. Пирогова, как на человека, на котораго мы с гордостью можем указать нашим детям и внукам и по безукоризненной дороге котораго можем смело вести наши молодыя поколенея. Пусть наша молодежь смотрит на этот образ, —и будущность нашего отечества будет обезпечена !

„Мы же,—справедливо говорит д-р Дитерихс,—долгее, еще очень долгее годы будем искать в Пирогове источника сил и утешенея, повторяя мольбу молодежи—студентов-медиков:

„Учитель! научи нас трудной науке среди людей остаться человеком,—научи нас любить правду, пред ней одной прекло­няться! Отдаваясь всей душей мгновенным порывам к добру, мы часто падаем духом. Научи же нас, где черпать ту силу, что-бы до преклонных лет сохранить чистоту и свежесть иде­алов, чтобы жизнь, пригибая к земле наше тело, не старила нашего духа“!

-1) См. я Казанскій медицинскій Журналъ», изд. Обществомъ врачей, январь- февраль 1911 г. (№ 1).

²) См. Ä 46, 1910 г.

«Русское Слово» отъ 30 декабря 1910 г. № 301.