Diseases medical care in the era of the war of 1812

Abstract

Napoleon's invasion of Russia, or as we used to express it, the invasion of two dozen languages into Russia, in 1812, undoubtedly represents one of the largest events in our national history.

Full Text

Вторженіе Наполеона въ Россію, или какъ у насъ привыкли выражаться, нашествіе дванадесяти языковъ на Россію, въ 1812 году, безспорно представляетъ собою одно изъ крупнѣйшихъ событій нашей отечественной исторіи. Поэтому, въ виду насту­пленія столѣтняго юбилея въ память этого важнаго историче­скаго момента, невольно рождается извѣстная потребность во­скресить и возстановить еще разъ въ нашей памяти разнообраз­ные факты и явленія этой многознаменательной эпохи. Неволь­но, говорю я, является потребность подвергать различныя усло­вія этого грандіознаго событія нѣкоторому разбору и освѣщенію съ точки зрѣнія нашихъ современныхъ, болѣе усовершенствованыхъ и болѣе культурныхъ понятій.

Факты, о которыхъ буду имѣть честь докладывать въ сегод­няшнемъ засѣданіи, относятся, правда, скорѣе къ области обще­человѣческихъ, трудно и медленно разрѣшающихся моральныхъ проблемъ. Но эти факты должны возбуждать особенный, живой интересъ среди насъ, врачей, какъ наиболѣе близко соприкаса­ющихся съ ними.

Я буду говорить о тѣхъ страшныхъ невзгодахъ и бѣдстві­яхъ, которыя постигали воевавшія арміи 1812 года, въ формѣ жестокихъ, повальныхъ заболѣваній съ одной стороны, а съ другой, о томъ скудномъ, по нашимъ современнымъ понятіямъ, огра­ниченномъ проявленіи заботливости и попеченія о больныхъ и раненыхъ воинахъ этой же кампаніи.

Если знаменитый Пироговъ весьма удачно назвалъ войну травматическою эпидеміей, то къ этому можно смѣло присовоку­пить еще и то, что массовая травма представляетъ собою лишь только одно звено въ цѣлой цѣпи свирѣпствущихъ во время вой­ны повальныхъ болѣзней. Изъ исторіи различныхъ народовъ и эпо£ъ уже достаточно извѣстно, что войны и повальныя болѣ­зни всегда неизбѣжно являются неразрывными спутниками. За марширующими арміями обыкновенно слѣдуютъ по пятамъ и по­вальныя заболѣванія, не только среди воюющихъ отрядовъ, но и среди мирнаго населенія. По сдѣланому подсчету цѣлому ря­ду военыхъ кампаній, за минувшее, уже болѣе культурное, 19-е столѣтіе, не взирая на значительное усовершенствованіе огне­стрѣльнаго оружія, всетаки выходитъ, что съ 1796 года по 1865 годъ отъ непріятельскаго оружія погибло 1,500,000, а отъ болѣз­ней 6,500,000. Такимъ образомъ число жертвъ, погибшихъ отъ болѣзней во время войны, въ 4,3 раза превышаетъ число умершихъ отъ ранъ.

Кромѣ того, при этомъ нельзя также не оговорить, что фак­ты изъ исторіи распространенія повальныхъ болѣзней вообще даютъ намъ наилучшій матеріалъ для оцѣнки тѣхъ или другихъ успѣховъ во врачебномъ мышленіи и врачебной наблюдательно­сти. Въ годину появленія эпидемическихъ болѣзней, охватываю­щихъ цѣлыя арміи, широкія народныя массы и цѣлыя области, наиболѣе рѣзко выражается степень нравственно-культурной со­лидарности данной эпохи и наиболѣе выясняется, на сколько при­мѣнимы къ жизни господствующія въ данное время врачебныя теоріи и воззрѣнія.

Но для того, чтобы нѣсколько оріентироваться при разбо­рѣ свѣдѣній о характерѣ и размѣрахъ заболѣваемости, а также и о санитарныхъ мѣрахъ и о врачебной помощи, которыя ока­зывались больнымъ и раненымъ кампаніи 1812 года, не лишне бу детъ сдѣлать краткій ретроспективный обзоръ того факта, какъ вообще проявлялась помощь больнымъ и раненымъ воинамъ въ болѣе отдаленныя и предшествовавшія 1812 году эпохи.

Въ древнѣйшей книгѣ Веда описывается, что раненые на войнѣ помѣщались въ палаткахъ, снабженныхъ желѣзными кро­ватями. Каждый врачъ долженъ былъ имѣть при себѣ не мень­ше 127 различныхъ инструментовъ, между которыми былъ так­же и сильный магнитъ, служившій для извлеченія изъ тѣла ране­наго глубоколежащихъ обломковъ стрѣлъ. Если обратимся къ исторіи классическаго міра грековъ и римлянъ, то предъ нами раз­вертывается, на протяженіи многихъ вѣковъ, цѣлый рядъ смѣ­лыхъ военныхъ походовъ и жестокихъ сраженій, цѣлый рядъ ге­ройскихъ подвиговъ боевыхъ полководцевъ во главѣ своихъ храбрыхъ легіоновъ. Доблесть и отвага героевъ, красота поля брани служили заманчивымъ сюжетомъ и предметомъ вдохно­венія поэтовъ и народныхъ пѣвцовъ. Личная храбрость и само­отверженіе бойцовъ, при тогдашнихъ способахъ веденія войны, по даннымъ древнихъ писателей возводились на степень вели­чайшей добродѣтели. Правда, громъ ликующихъ побѣдъ сплошь и рядомъ заглушалъ стоны и страданія больныхъ и раненыхъ бойцовъ; но что у грековъ и римлянъ несомнѣнно существо­вала извѣстная организація помощи больнымъ и раненымъ, можно судить по многимъ отрывочнымъ штрихамъ и намекамъ, разсѣяннымъ въ произведеніяхъ древнихъ историковъ, драматур­говъ и прозаиковъ. Кромѣ того періодъ расцвѣта врачебнаго искусства, воплощеннаго въ лицѣ знаменитыхъ Гиппократа и Га­лена, также доказываетъ намъ, что арміи классическаго міра не обходились безъ врачебной помощи. Принципы этихъ великихъ врачей, направленные къ облегченію страданій болѣющаго чело­вѣчества, безъ сомнѣнія, примѣнялись на практикѣ и въ арміяхъ. Указаніе на то, что въ древней Греціи существовали военные врачи, мы встрѣчаемъ въ Иліадѣ Гомера, гдѣ упоминается о врачахъ Махаонѣ и Подалейріи, находившихся въ арміи при оса­дѣ Трои (пѣсня XI—510—515):

Идоменей той порой Богоравному Нестору молвилъ:

„Несторъ сынъ храбрый Нелея, великая слава Ахеянъ,

На колесницу взойди,Махаонъ станетъ рядомъ съ тобою;

 Цѣльнокопытныхъ коней ты къ судамъ устреми поскорѣе:

 Многихъ воителей стоитъ одинъ врачеватель искусный.

Тотъ кто и стрѣлы извлечь и лекарствомъ посыпать умѣетъ».

Далѣе (въ IV—190—220) поется, какъ Агамемнонъ посылаетъ за Махаономъ, который извлекаетъ стрѣлу, высасываетъ кровь изъ раны и посыпаетъ ее успокоивающимъ зельемъ. Въ пѣс­няхъ (XIII—Iб) разсказывается, какъ Идоменей приводитъ раненаго друга къ врачамъ для перевязки ранъ.

Позднѣе мы встрѣ­чаемъ свѣдѣнія о томъ, что законодатель Солонъ заботился объ организаціи государственной помощи раненымъ воинамъ. Ари­стидъ упоминаетъ о томъ, что въ Аѳинахъ существовали спеці­альныя военныя больницы. По Ксенофонту видно, что существо­вали военные врачи; такъ напр. описанъ случай, гдѣ врачъ Ктезій лечитъ рану груди у Артаксеркса. У Ксенофонта описы­вается, что во время похода грековъ въ горахъ, движеніе отря­довъ было пріостановлено на три дня для того, чтобы лечить больныхъ и раненыхъ грековъ. Въ Киропедіи разсказывается, что врачебной помощью пользовались и раненые непріятели. Въ древ­ней Спартѣ при войскахъ находились наговорщики, врачеватели и флейтисты, которые пользовались гражданскимъ равноправіемъ и жили въ палаткахъ вмѣстѣ съ воинами. Въ книгѣ Corpus Hippocraticum 14 глава посвящена военной хирургіи. Въ этой главѣ говорится: что извлеченіе стрѣлъ при городской жизни рѣдко встрѣчается, зато во время похода врачи должны сопро­вождать войска. Предъ походомъ Алкивіада въ Сицилію въ на­родномъ собраніи обсуждался вопросъ о томъ, слѣдуетъ ли по­слать врача въ эту экспедицію, и Гиппократъ, жившій въ это вре­мя въ Аѳинахъ, вызвался послать своего сына.

Гораздо позднѣе явились военно-врачебныя учрежденія въ Римѣ. Трудно допустить, чтобы первоначальная римская республи­ка, при своихъ частыхъ войнахъ, могла обходиться безъ вра­чей; тѣмъ болѣе, что первые правители римской республики, какъ намъ извѣстно, издавали многіе законы по другимъ отра­слямъ, врачебно-санитарнымъ. Существовали же въ эту самую эпоху врачи въ городахъ при театрахъ и циркахъ, равно какъ и при высокопоставленныхъ и богатыхъ особахъ и консулахъ. Въ первоначальномъ періодѣ Римской исторіи врачи находились только при полководцахъ арміи. Вся масса раненыхъ во время боя была предоставлена помощи своихъ товарищей. Каждый во­инъ носилъ съ собою перевязочныя средства. Раненые выноси­лись товарищами изъ боевой линіи въ лагерь или въ ближай­шій городъ. По свидѣтельству Ливіи видно также, что въ рим­ской арміи существовали такъ называемые Levites, легковоору­женные воины, на которыхъ возлагалась обязанность заманивать въ началѣ боя противника изъ занимаемой имъ укрѣпленной позиціи, а затѣмъ, когда разгорѣлось настоящее сраженіе, эти авангардные воины отступали и занимались уборкой ранены хъ изъ боевой линіи. Только лишь со временъ Цезаря организованъ нѣ­сколько лучшій уходъ за ранеными. Императоръ Августъ учре­дилъ уже настоящій институтъ военныхъ врачей, сопровождав­шихъ войска въ походахъ. Фактъ существованія у римлянъ во­енныхъ врачей подтверждается также найденнымъ въ Швейцаріи памятникомъ военному врачу 21-го легіона Клавдію Гимносу, а въ Иверсгеймѣ былъ также найденъ камень съ надписью Medicus Miles. Въ римской арміи находились медики при всѣхъ родахъ оружія. Въ 7 когортахъ внутренней полицейской стражи (Vi­giles) было по четыре врача на каждой когортѣ въ унтеръ-офи­церскомъ чинѣ. При преторіанскихъ когортахъ (Cohortae urbanае) и у тѣлохранителей Императоровъ было по четыре врача. Тоже самое число врачей было при всѣхъ легіонахъ (Medici legionum) и при другихъ вспомогательныхъ войскахъ. Медики го­родскихъ и преторіанскихъ когортъ считались римскими граж­данами (immunes) свободными отъ податей. Врачи же полицейской стражи не считались истинными гражданами (liberti et peregrini). Больные и раненые воины (Valetudinarii) размѣщались и пользо­вались частью въ лагерныхъ палаткахъ, частью въ лазаретахъ. Послѣдніе устраивались влѣво отъ преторіанскихъ воротъ (Por­ta practorii) въ завѣдываніи особенныхъ начальниковъ (Tribuni), а въ гарнизонахъ подъ наблюденіемъ начальниковъ лагеря (Ргаеfectus castrorum). Существовала также непосредственная админи­страція лазаретовъ (Optiones Valetudinarii), а также и лазаретные врачи (Medici Valetudinarii). Даже больныя лошади римской арміи пользовались уходомъ въ особенныхъ стойлахъ (Veterinaria). Устраивались онѣ съ кузницами на правой сторонѣ преторіан­скихъ воротъ, вдали отъ лазаретовъ. Для утѣшенія больныхъ и раненыхъ воиновъ полководцы и Императоры (Германикъ, Тра­янъ, Александръ Северъ) часто посѣщали лазареты. О дѣятель­ности военныхъ врачей въ царствованіи Императора Траяна мож­но также судить по изображеніямъ на траянской колоннѣ, гдѣ представлена сцена изъ похода противъ Даціевъ: 2 раненыхъ, одного изъ нихъ поддерживаютъ товарищи, а другому раненому военный врачъ накладываетъ повязку на переломленную ногу. Въ византійскую эпоху римской исторіи во время царствованія Императора Маврикія (582—602), написавшаго сочиненія по воен­ной тактикѣ, были огранизованы санитарные отряды изъ 10 че­ловѣкъ на 200—400 наличнаго состава. Санитарнымъ отрядамъ вмѣнялось въ обязанность возить съ собою бутыли съ водою и выносить раненыхъ изъ боевой линіи. Наконецъ, по многимъ най­деннымъ надписямъ можно заключить, что въ Византійскую эпоху римской исторіи существовали также и спеціальные морскіе вра­чи. Археологическія раскопки, произведенныя въ 1897 году въ старомъ курортѣ Баденѣ, близь Цюриха, также указываютъ намъ на то, что во времена Римской Имперіи функціонировали военные госпитали. Въ мѣстности около Бадена, называемой римской улицей, откопана фундаментальная каменная постройка въ углу между рѣками (Ааr и Reuss), въ виду крѣпости, построенной римлянами противъ германцевъ. Въ различныхъ отдѣлахъ этого зданія найдена масса хирургическихъ инструментовъ, аптекар­ской посуды и много другихъ приспособленій для ухода и леченія больныхъ. По найденнымъ здѣсь надписямъ на монетахъ учрежденіе этого госпиталя должно быть отнесено ко времени царствованія Императоровъ: Клавдія, Нерона и Доминиціана, т. е. къ первому вѣку послѣ P. X. Вообще можно сказать, что меди­цина и въ особенности хирургія достигла у римлянъ довольно высокой степени развитія. Цельзій производилъ ампутаціи, перевязывалъ сосуды и сшивалъ раны для избѣжанія нагноенія. По нѣкоторымъ терракотовымъ рисункамъ, найденнымъ въ Капуа, можно заключить, что тогда производились такія операціи, кото­рыя встрѣчаются лишь въ наше время, какъ напримѣръ, удаленіе ребра.

Печальную картину представляетъ собою участь больныхъ и раненыхъ воиновъ въ эпоху, наступившую послѣ распада древ­ней Греко-Римской культуры, на мѣсто которой явилось наше­ствіе варваровъ, во время великаго переселенія народовъ. Вмѣ­стѣ съ древней цивилизаціей исчезла и древняя медицина и за­глохло надолго попеченіе о больныхъ и раненыхъ воинахъ. У германскихъ народовъ, особенно у сѣверныхъ племенъ, помощь больнымъ и раненымъ оказывалась женами и старцами въ тылу отрядовъ, въ Вагенбургѣ. Въ силу тѣхъ суровыхъ нравовъ и той первобытной воинственности, которые господствовали въ на­родномъ быту, сама перевязка ранъ, получавшихся на войнѣ, считалась даже обидой и оскорбленіемъ, какъ видно изъ Гер­манской саги о ранахъ:

Рана для Викинга словно находка,

Когда украшаетъ его грудь и чело;

Пускай кровь сочится, не надо до утра повязки,

Иначе не жди отъ насъ привѣта и ласки.

Эта народная черта, воспѣтая въ древнихъ германскихъ са­гахъ и сказаніяхъ, сохранялась въ среднихъ вѣкахъ довольно долго, можно сказать, до появленія на историческомъ горизонтѣ ландскнехтовъ, придававшихъ арміямъ характеръ наёмничества и продажности. Здѣсь, впрочемъ, необходимо также оговорить, что врачебная помощь, Которая оказывалась воинамъ въ періо­дѣ среднихъ вѣковъ, отчасти соотвѣтствовала и гармонировала съ духомъ и характеромъ тогдашняго войска, которое отличалось во всѣхъ европейскихъ государствахъ крайне дурными каче­ствами. Составленные изъ самыхъ необузданныхъ наемниковъ и подонковъ населенія, ратные люди прежнихъ временъ остав­ляли на своихъ маршахъ, даже и въ своемъ отечествѣ, глубокіе слѣды безчинства и насилія, обнаруживали весьма зловредные инстинкты и въ теченіе весьма продолжительнаго времени нахо­дились во главѣ европейскаго разврата. Наемные ландскнехты, служившіе въ различныхъ арміяхъ, давали массу дезертировъ. Военнымъ наемникамъ этой мрачной эпохи было, по выраженію военнаго историка Рюстова, совершенно чуждо и непонятно чув­ство долга, и они не задавались вопросомъ, за какую націю, за какую страну, за какое дѣло и во имя чего собственно они сра­жаются. Художественный стихъ Шиллера весьма мѣтко выра­зилъ, въ словахъ егеря Валленштейновскаго лагеря, духъ и на­строеніе средневѣкового воина:

„Сзади насъ нѣтъ ни кола, ни двора,

Все истребимъ, раззоримъ, опрокинемъ,

А потому, что такая пора,

Дѣло военное пахнетъ добычей,

Тутъ не до жалости, не до приличій....

Неудивительно, что въ такую эпоху и при такихъ нравахъ, помощь больнымъ и раненымъ воинамъ получала особенную мрачную окрасу и выражалась въ формѣ слѣдующихъ фактовъ. При осадѣ Гройнингена, въ Нидерландской провинціи, былъ от­данъ приказъ командующаго отрядомъ покончить со всѣми тяжелоранеными и больными, въ цѣляхъ уменьшенія заботъ по леченію и уходу за ними. Главнокомандующій итальянской арміи при Карлѣ 5-мъ, Маркизъ де-Пескара, завоеватель Майланда, какъ радикальную мѣру противъ распространенія въ его арміи болѣзней, отдалъ приказъ по войскамъ, чтобы всѣ солдаты, которые лишены маршевой способности, были заживо похоронени. Не лучше было обставлено дѣло помощи больнымъ и раненымъ воинамъ при феодальномъ рыцарствѣ. Правда, на помощь була­ту явилось и золото. Богатые феодальные князья, воевавшіе всю жизнь, окружали себя большой свитой, въ которой, кромѣ ору­женосцевъ и каплановъ, были тоже и наемные цирульники и хирур­ги; но услугами этихъ хирурговъ пользовались одни только раненые изъ знатныхъ рыцарей. Непріятель также больше щадилъ рыца­рей, въ ожиданіи получить за нихъ хорошій выкупъ. Знамени­тый хирургъ Амброазъ-Парэ участвовалъ въ 4-хъ войнахъ, но находился только при царскихъ особахъ, при Генрихѣ II, Фран­цѣ II, при Карлѣ IX и Генрихѣ III. Изъ оставленныхъ имъ со­чиненій видно, что врачи-хирурги существовали только при кня­зьяхъ и полководцахъ; низшій персоналъ въ арміи не имѣлъ вра­чей. Вся же масса подданныхъ и наемниковъ, будучи ранена, ва­лялась на полѣ битвы въ страшныхъ мученіяхъ, не встрѣчая никакого состраданія и сожалѣнія, была предоставлена случайно­стямъ и произволу разныхъ знахарей и шарлатановъ и стано­вилась предметомъ добычи для мародеровъ и бродягъ. При Ри­шелье, во Франціи была устроена на войнѣ якобы подвижная помощь больнымъ и раненымъ; но объ этой помощи можно се­бѣ составить приблизительное понятіе по содержанію одного де­крета, изданнаго въ 1638 году: при каждой арміи должны нахо­диться 6 іезуитовъ, 4 священника, і поваръ и 5 къ нему помощ­никовъ, I хирургъ и I аптека. Іезуиты имѣли въ своемъ распо­ряженіи 2 повозки съ пищевыми припасами, между которыми находились б барановъ. Іезуиты должны были заботиться о при­готовленіи супа больнымъ и объ отпущеніи грѣховъ раненымъ, находящимся при смерти. Насколько сама хирургическая наука могла процвѣтать въ періодѣ мракобѣсія и варварства среднихъ вѣковъ, можно также отчасти судить по слѣдующему факту. Извѣстный военный врачъ Питара, состоявшій при Людовикѣ святомъ и сопровождавшій его во время крестоваго похода, возмущался дѣятельностью тогдашнихъ странствующихъ базар­ныхъ хирурговъ и въ 1271 году учредилъ въ Парижѣ хирурги­ческую коллегію, гдѣ всѣ хирурги для права практики должны были подвергаться испытанію. Но эта коллегія не имѣла наравнѣ съ медицинскимъ факультетомъ церковной санкціи, потому что она не давала никакихъ богословскихъ знаній; и папа Инокентій 3-й издалъ эдиктъ, по которому окончившіе въ медицинскихъ школахъ должны были давать присягу, что они никогда не будутъ заниматься хиругіей, такъ какъ Eclesia abhorret sanguinem.

Учредитель постоянныхъ армій въ Европѣ тщеславный Лю­довикъ XIV, хотя устраивалъ и домъ инвалидовъ и военные го­спитали, но при этомъ больше заботился о внѣшнемъ бле­скѣ, чѣмъ о положеніи больныхъ, участь которыхъ была также печальна и грустна, какъ и при его предшественникахъ; да и порядки въ этихъ госпиталяхъ были настолько неприглядны, что они, по отзывамъ современниковъ, назывались складами костей. Не вдаваясь въ подробное изложеніе и характеристику, можно сказать, что за весь періодъ среднихъ вѣковъ, до конца і8-го столѣтія, мы не имѣемъ свѣдѣній о существованіи какой либо правильной организаціи помощи больнымъ и раненымъ въ евро­пейскихъ арміяхъ. Даже и такой выдающійся дѣятель въ боевомъ искусствѣ, какъ Фридрихъ великій, также не особенно дорого цѣнилъ жизнь больныхъ и раненыхъ своей арміи. Фридрихъ вели­кій, правда, написалъ длинные французскіе стихи объ ужасахъ поля брани и одинъ разъ онъ даже отдалъ раненому солдату свой карманный платокъ для перевязки раны; но при немъ существо­валъ тотъ же порядокъ, что до конца сраженія не имѣли пра­ва приступать къ уборкѣ раненыхъ и предварительно, до уборки раненыхъ, по существовавшему обычаю продѣлывали такъ на­зываемую побѣдную стрѣльбу (Victorialschüsse). Если сраженіе затянулось до вечера, то обыкновенно раненые оставались на полѣ битвы до слѣдующаго дня безъ всякой помощи. Такъ напримѣръ, во время семилѣтней войны, послѣ боя подъ Торгау, 9740 раненыхъ пролежали въ холодную ноябрскую ночь подъ открытымъ небомъ, въ болотистой мѣстности, безъ одежды и безъ всякой помощи. Со стороны австрійцевъ, послѣ этого же боя, было около 3000 раненыхъ, которые въ теченіе 6 дней, по отдаленности госпиталей, перевозились съ мѣста на мѣсто безъ всякой пищи и безъ всякаго врачебнаго пособія.

У насъ въ Россіи военно-врачебная организація имѣла при­близительно такое же историческое теченіе, какъ въ западно­европейскихъ арміяхъ, и то лишь только со временъ Петра Ве­ликаго. Въ войскахъ допетровскаго періода, повидимому, не было никакихъ намековъ на потребность въ какой либо военной сани­таріи. Изъ лѣтописи Никона, приведенной Рихтеромъ, видно, что при Борисѣ Годуновѣ, въ смутное время самозванца, между русскими солдатами при осадѣ города Кромы явился эпидемическій кровавый поносъ, отъ котораго было много больныхъ и умирающихъ. Такъ какъ въ это время при войскахъ не было еще лекарей, то Борисъ Годуновъ, получая извѣстіе объ упо­мянутой болѣзни, послалъ туда нужныя лекарства, по совѣту жившихъ тогда въ Москвѣ медиковъ. Хотя по архивнымъ свѣ­дѣніямъ, собраннымъ Змѣевымъ, видно, что еще въ 15 столѣтіи сочиненія Гиппократа и Галена проникли черезъ арабскихъ и греческихъ врачей въ Россію и были будто бы переведены мо­нахами, но свѣтскихъ врачей, кромѣ знахарей, не было. При осадѣ Троицко-Сергіевской лавры поляками, въ началѣ 17-го вѣка, больные и раненые лечились монахами. Врачебное дѣло въ этомъ періодѣ находилось въ вѣдѣніи духовенства и мона­стырей, которые въ свою очередь вели ожесточенную борьбу съ волховствомъ и кудесничествомъ, укоренившимися въ народѣ со временъ язычества. При царѣ Михаилѣ Федоровичѣ былъ посланъ полковникъ Генрихъ фонъ-Даммъ въ Германію для набора цѣлаго полка изъ ібоо ч., въ штатѣ былъ намѣченъ и лекарь; но это распоряженіе de facto долго не было осуще­ствлено, вслѣдствіе недостаточной организаціи самой арміи.

Такъ напримѣръ, въ актахъ архива Московскаго Государ­ства имѣются весьма любопытныя свѣдѣнія, довольно ярко ри­сующія намъ состояніе дѣйствующей арміи при царѣ Алексѣѣ Михайловичѣ. Въ этихъ актахъ существуетъ цѣлый рядъ доку­ментовъ, говорящихъ о тѣхъ затрудненіяхъ, которыя встрѣча­лись Московскимъ правительствомъ при собираніи и формиро­ваніи полковъ даточными людьми. Населеніе „чинилось сильно“ и не давало даточныхъ въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ. Что же касается тѣхъ даточныхъ, которыхъ удавалось собирать, то Московское правительство не могло разсчитывать, что оно пол­ностью сможетъ воспользоваться произведенными наборами, такъ какъ собранные даточные были легки на побѣгъ. Бѣгство со­бранныхъ даточныхъ принимало весьма внушительные размѣры. Такъ напримѣръ, извѣстно, что въ 167[1] году, въ Новгородской области, тотчасъ послѣ набора, даточные разбѣжались пол­ностью, а изъ тѣхъ 51000 даточныхъ, которые были собраны въ Костромской чети за три года, побѣжали, по разсчету при­каза, около 9300. Даточные бѣгали не только до размѣщенія ихъ по полкамъ, но и послѣ размѣщенія, иногда даже съ поля сра­женія. Характеристику состоянія арміи въ эту эпоху находимъ въ сказкѣ боярина и воеводы князя Бориса Александровича

Рѣпнина о ратныхъ людяхъ его новгородскаго полка. „Конница, говорится въ этой сказкѣ, новгородскаго разряда, по причинѣ своей старости и дряхлости непригодныхъ, что ихъ можно было взять не въ конный, а въ пѣшій строй, и то „по нуже". Казаки худы, воры, вездѣ малооружность и малоконность. Безконныхъ было чутъ-ли не добрая половина всей конницы. Не лучше была и пѣхота. По словамъ Рѣпнина, всѣ солдаты изъ даточныхъ со­стояли изъ старыхъ, увѣчныхъ и худыхъ людей. Главной при­чиной этого явленія служили злоупотребленія мѣстной област­ной администраціи и мѣстныхъ воеводъ. Ища себѣ прибыли, какъ говорятъ документы, воеводы набирали и посылали въ полки самые негодные элементы населенія. Это было прибыльно для нихъ и желательно для населенія. Сплавъ негодныхъ людей въ полки особенно практиковался въ монастыряхъ и среди ду­ховенства Новгородской области. Главная причина колоссаль­наго бѣгства солдатъ заключалась въ крайне плохомъ содержа­ніи полковъ. Во многихъ документахъ этого времени имѣются указанія, что солдаты часто помирали съ голода, а остальные „брели врознь отъ хлѣбной скудости“.

13-го февраля 1661 года стрѣльцы и солдаты били челомъ на Могилевскихъ мѣщанъ: „Въ нынѣшнемъ, во 169[2] году, по твоему указу велѣно намъ быть на службѣ въ Могилевѣ городѣ, а твое жалованье, кормы, мѣдныя деньги, и въ Могилевѣ мѣщане мѣдными деньгами не торгуютъ и не емлютъ у насъ мѣдныхъ денегъ за хлѣбъ и за всякій харчъ и за одежное, и мы отъ ихъ мѣщанъ отъ такого бунтовства въ конецъ погибаемъ голодной смертью (А. М. Г. 3 № 338). Тоже самое было и на Бѣлой.

Въ извѣстіяхъ кіевскаго университета за 1910 годъ (№ 7) опубликованъ Сташевскимъ архивный актъ, въ которомъ помѣ­щена подробная смѣта военныхъ силъ Московскаго Государства за 1663 годъ, гдѣ перечисляется составъ всей русской арміи, равно какъ и стоимость содержанія всѣхъ частей и отдѣльныхъ начальныхъ людей и солдатъ. Перечисляются пушкари, копей­щики, сторожа, кузнецы и обозные люди. О какомъ нибудь ра­сходѣ по врачебному дѣлу въ этой смѣтѣ не упоминается. Та­кимъ образомъ, если на военную службу посылались старые, дряхлые и увѣчные люди, да еще одни и тѣже негодные къ службѣ по нѣскольку разъ, то само собой разумѣется, что о сбереженіи здоровья и о леченіи солдатъ и рѣчи не могло быть.

Съ воцареніемъ Петра Великаго, въ ряду всѣхъ его куль­турно-просвѣтительныхъ начинаній было также обращено осо­бенное вниманіе на водвореніе въ Россіи правильной врачебно­санитарной помощи арміи и населенію. Были устроены впервые военно-сухопутные и морскіе госпитали, и при нихъ медицинскія школы, аптеки, ботаническіе огороды и тому подобныя учрежденія. За періодъ времени, съ 1682 до 1699 года выписаны изъ заграни­цы II докторовъ, 87 лекарей, I глазной врачъ и 9 аптекарей. Во всѣхъ распоряженіяхъ Петра I-го вообще было замѣтно стрем­леніе создавать въ Россіи правильную военно-врачебную орга­низацію, по образцу западно-европейскихъ государствъ, какъ видно изъ тридесяти третей главы воинскаго артикула, гдѣ гла­ситъ слѣдующее: П. 1. О докторѣ (Vom Doctore oder Feld-Medico). Надлежитъ при войскахъ, особливо при вышнихъ генералахъ, полевого доктора имѣть, который не токмо въ медицинѣ (доктор­ствѣ) доброе основаніе и практику имѣлъ, но дабы трезвымъ, умѣреннымъ и доброхотнымъ себя содержалъ и въ нужномъ случаѣ чинъ свой, какъ нощію, такъ и днемъ надлежащимъ об­разомъ написаніемъ рецептовъ и учрежденіемъ лекарствъ отправ­лять могъ. Въ п. з говорится о штабъ-лѣкарѣ: зѣло потребно быть при войскѣ искуссному штабъ-лѣкарю, ибо, когда жестокія акціи, баталіи и осады случатся, много раненыхъ солдатъ бываетъ, и надлежитъ ему вышнимъ офицерамъ, ежели у кого рука или нога острѣлится всегда первый разъ завязать, понеже отъ того наивящее зависитъ и прочіе лѣкаря въ завязаніи ранъ по тому поступаютъ.

Устройство первыхъ госпиталей носило также характеръ военныхъ учрежденій; такъ какъ вообще первая иностран­ная медицина, перенесенная въ Россію, обслуживала главнымъ образомъ придворныя сферы, высокопоставленныхъ, служилыхъ и ратныхъ людей. Конечно, при такомъ быстромъ экзотиче­скомъ, такъ сказать, насажденіи культурныхъ учрежденій, на­ходившихся еще при томъ, въ вѣдѣніи чужого, пришлаго пер­сонала, незнавшаго ни языка, ни жизни, ни характера русскаго солдата, трудно было ожидать какихъ нибудь видимыхъ, плодо­творныхъ результатовъ въ дѣлѣ организаціи военной медицины. Просматривая 3-хъ томную исторію медицины въ Россіи В. Рих­тера, мы находимъ тамъ обильное число жизнеописаній разныхъ иностранныхъ врачей, но эти описанія составлены скорѣе въ духѣ бюрократическихъ формулярныхъ списковъ, безъ всякой критической оцѣнки дѣятельности и продуктивности этихъ врачей, занимавшихъ довольно видные административные посты. Извѣстный всѣмъ нашимъ врачамъ профессоръ Я. Чистовичъ, работавшій изо дня въ день, въ теченіе 9 лѣтъ, въ архивахъ по исторіи отечественной медицины I8-го столѣтія, пришелъ къ не­благопріятнымъ выводамъ и даетъ весьма неблагозвучный отзывъ о дѣятельности первыхъ врачей, приглашенныхъ къ намъ съ запада. Изъ составленнаго имъ ряда біографическихъ очерковъ тогдашнихъ врачебныхъ дѣятелей видно, что эти выходцы по протекціи и рекомендаціи различныхъ западныхъ властителей, бургомистровъ и другихъ служилыхъ людей и знатныхъ ино­странцевъ пріѣзжали въ Россію ради своихъ личныхъ интере­совъ и выгодъ.. Въ погонѣ за титулами и подарками, которые раздавались имъ весьма щедро, эти выходцы мало заботились о тѣхъ дѣлахъ и обязанностяхъ, ради которыхъ они были приз­ваны, а занимались больше устройствомъ своей карьеры. Всѣ почти гофъ и лейбъ медики того времени, за небольшимъ исключе­ніемъ, интересовались больше придворными и бюрократическими интригами, въ цѣляхъ быстрой наживы и скораго возвращенія на свою родину. Стремленіе къ усовершенствованію врачебныхъ учрежденій, во главѣ которыхъ они случайно очутились, стрем­леніе къ изученію русской жизни въ ея цѣломъ, проявлялось весьма рѣдко, лишь у отдѣльныхъ иноземныхъ врачей, какъ ис­ключеніе. Правда, нѣкоторые изъ этихъ врачей сочиняли на латынскомъ языкѣ трактаты въ духѣ тогдашней схоластической медицины, не мало осмѣянной Мольеромъ. Но и такіе случаи встрѣчались не особенно часто» Я не буду останавливаться на подробной оцѣнкѣ иноземныхъ врачей I8-го столѣтія, укажу лишь на то, что русская художественная литература минувшаго 19-го столѣтія также не обошла ихъ молчаніемъ и типически изобра­зила послѣднихъ могикановъ изъ иноземныхъ врачей въ лицѣ Гоголевскаго Христіана Христіановича, вся функція котораго выражалась въ произношеніи буквъ А и Э, а также въ лицѣ безъимянныхъ врачей, фигурирующихъ у Л. Толстого въ     произ­веденіяхъ „Дѣтство и Отрочество“ и „Война и Миръ", гдѣ безимянный врачъ нѣмецъ разсказываетъ въ диванной комнатѣ нѣмецкія сказки, отъ которыхъ барскія дѣти помираютъ со смѣху, а дру­гой врачъ выгоняется княземъ Болконскимъ изъ кабинета со сло­вами: „вонъ, шпіонъ Бонапарта".

При преемникахъ Петра Великаго военно-врачебная часть не только не получила дальнѣйшаго развитія, но наоборотъ, пришла даже въ нѣкоторый упадокъ. Иноземные врачи, слу­жившіе въ арміи, мало заботились о санитарныхъ условіяхъ солдатской жизни, да и среди командировъ частей не при­давали ихъ службѣ особеннаго значенія. Военные госпитали также не пользовались особенной популярностью, какъ видно изъ поученій Суворова, въ которыхъ онъ выразился: „Въ госпиталяхъ одинъ умираетъ, а десять хлебаютъ его смертный дыхъ“. Правда, въ царствованіи Екатерины сдѣланы были многія преобразованія по народному здравоохраненію; въ Петербургѣ была основана хирургическая школа; но эти преобразованія мало касались военной медицины. Неудовлетворительность военныхъ госпиталей, надо думать, отчасти зависѣла и отъ того, что они содержались на вычетахъ изъ жалованья военно-служащихъ. При Павлѣ I дошло до того, что не было ни одного военнаго госпиталя, въ которомъ можно было бы размѣстить 200 боль­ныхъ. Злоупотребленія’и небрежность старшихъ врачей и госпи­тальной администраціи вызвали высочайшее повелѣніе о назна­ченіи особыхъ военныхъ инспекторовъ надъ госпиталями. Не­малымъ тормозомъ, задержавшимъ дальнѣйшее развитіе военной медицины, служило также и то обстоятельство, что военно-вра­чебное дѣло и военные врачи долго находились въ распоряженіи двухъ вѣдомствъ, военнаго и внутреннихъ дѣлъ. Помѣщеніе, пища и одежда для больныхъ солдатъ снабжались военнымъ началь­ствомъ; лѣкарства и другія врачебныя потребности, а также и врачебный персоналъ находились въ вѣдѣніи Министерства Вну­треннихъ Дѣлъ. Подобная двойственность порождала массу        стол­кновеній и трудно-примиримыхъ недоразумѣній въ ущербъ инте­ресамъ здоровья русской арміи. Нерѣдко начальники войсковыхъ частей жаловались на дурное качество лекарствъ и на нерадѣніе врачей; а послѣдніе, въ свою очередь, ссылались на недостатки помѣщенія больныхъ и на ихъ скудное продовольствіе. Разбира­тельство подобныхъ взаимныхъ жалобъ продолжалось обыкновен­но очень долго. Въ докладѣ объ этомъ Императору Александру I-му приводятся слѣдующіе мотивы. — Инспектора врачебныхъ управъ, коимъ поручается изслѣдованіе жалобъ, лишены возмож­ности надлежащимъ образомъ исполнить сію обязанность; время длится, и люди гибнутъ жертвами несогласія между военнымъ начальникомъ и лекаремъ. Благодаря внимательному и сочуственному отношенію Императора Александра і-го къ судьбѣ боль­ныхъ и раненыхъ русской арміи, вся военно-врачебная часть подверглась кореннымъ преобразованіямъ. Для подъема военноврачебныхъ знаній былъ учрежденъ медицинскій совѣтъ. Воен­ная медицина, подчиненная до того времени двумъ вѣдомствамъ, была отдѣлена отъ гражданскаго медицинскаго управленія и раз­дѣлена на сухопутную и морскую. При разработкѣ положенія объ управленіи дѣйствующей арміей дано было также и врачеб­ной части новое направленіе. Согласно этому положенію пред­полагалось имѣть при формируемой арміи подвижные и времен­ные госпитали. Первые должны были обслуживать армію во время похода, а послѣдніе за линіей подвижныхъ госпиталей. Подвижные госпитали открывались по усмотрѣнію главнокоман­дующихъ арміей, временные по усмотрѣнію военнаго Министра. Для заготовленія госпитальныхъ запасовъ, медикаментовъ, врачей и прислуги принималось за норму, что число больныхъ должно составлять десятую часть наличнаго состава арміи. На каждые 200 больныхъ предполагалось имѣть одного врача и при немъ шесть лекарскихъ учениковъ. На продовольствіе больныхъ во время транспортировки составленъ былъ проектъ контракта съ подрядчиками. Императоръ, утверждая этотъ проектъ, прибавилъ: „если подрядчикъ будетъ доставлять припасы неисправно, то отдать его подъ военный судъ“. Такъ какъ предъ войной 1812 года былъ въ арміи большой недостатокъ въ военныхъ врачахъ, то для пополненія комплекта пришлось выписывать много иностран­ныхъ врачей. Большею частью недоучившіеся подлекари произ­водились, по милости военнаго начальства, въ штабъ-хирурги. Таково было въ общихъ чертахъ состояніе военной санитаріи ко времени войны 1812 года. Явились ли въ этой кампаніи какіе либо усовершенствованія и улучшенія санитарно-врачебныхъ ус­ловій, выразилась ли врачебная помощь больнымъ й раненымъ воинамъ этой кампаніи въ болѣе интенсивной и болѣе умѣлой формѣ, укажутъ намъ тѣ факты, о которыхъ я буду имѣть честь здѣсь говорить.

Свѣдѣнія по намѣченному вопросу въ отрывочномъ видѣ разсѣяны въ различныхъ сочиненіяхъ и въ обширной мемуарной литературѣ, оставленной намъ участниками этой кампаніи, а въ особенности врачами, какъ ближайшими наблюдателями и дѣяте­лями въ сферѣ" врачебно-санитарныхъ условій воевавшихъ армій, какъ: Деженетомъ, Перси, Ларреемъ, Киркгофомъ, Буржуа, Лемазурье, фонъ-Шереромъ, де-ла-Флизомъ и Роосомъ. Само собою разумѣется, что на основаніи этихъ источниковъ, строго говоря, можно теперь составить себѣ лишь только общее понятіе о господствовавшихъ тогда заболѣваніяхъ, о главнѣйшихъ и ближай­шихъ этіологическихъ моментахъ, способствовавшихъ развитію распространенію различныхъ болѣзней. Что же касается діаг­ноза различныхъ господствовавшихъ тогда формъ заболѣваній, то по этимъ свѣдѣніямъ, соотвѣтствующимъ тогдашнему состоя­нію врачебныхъ знаній, едва ли возможно теперь точно ихъ установить, такъ какъ правильной, научно-обоснованной         реги­страціи больныхъ еще не было, общихъ, систематически-состав­ленныхъ санитарныхъ отчетовъ также не существовало. Да и сама дифференціальная діагностика стала разрабатываться лишь только со второй половины 19-го столѣтія, благодаря развитію и успѣхамъ патологической анатоміи и появленію новыхъ все­возможныхъ физико-химическихъ и бактеріологическихъ методовъ изслѣдованій. Поэтому, изъ имѣющейся литературы, я приведу здѣсь лишь тѣ факты, которые уже сдѣлались достояніемъ ком­петентныхъ писателей по этому вопросу.

Шестисотъ-тысячная масса бойцовъ, временно объединенная огромнымъ психическимъ обаяніемъ побѣдоноснаго полководца, двинулась въ 1812 году изъ разныхъ провинцій средней европей­ской территорій на Россію, какъ на главнаго врага безграничнаго Наполеоновскаго властолюбія. Великая армія названа мною вре­менно объединенной потому, что если ближе разобрать и оцѣ­нить ее, то она, собственно говоря, представляла собою крайне пестрый конгломератъ самыхъ разнородныхъ элементовъ изъ разнообразныхъ племенъ, нарѣчій и состояній. Рядомъ съпосѣ­дѣвшими въ бояхъ храбрыми, выносливыми солдатами, въ этой арміи находился также не малый контингентъ юношей, еще не созрѣвшихъ и не подготовленыхъ къ боевой дѣятельности, воен­ной дисциплинѣ, и къ тому еще обладавшихъ наклонностью къ различнаго рода эксцессамъ. Изъ этой великой арміи въ теченіе одного года успѣли вернуться на свою родину одни только жалкіе и ничтожные остатки.

Еще при сформированіи этой арміи происходило не мало тре­ній и разногласій между французскимъ интендантствомъ и воен­но-врачебными дѣятелями. Въ то время, когда французское ин­тендантство, во главѣ котораго находился графъ Dary, съумѣло собрать и расходовать милліарды на призывъ и вооруженіе новыхъ и новыхъ комплектовъ для пополненія арміи, оно весьма разсчет­ливо и даже скупо расходовало на санитарныя нужды арміи, на улучшеніе организацій тыла и на сохраненіе здоровья больныхъ и раненыхъ. Блестящій декоративный фронтъ великой француз­ской арміи, упоенной и восторженной побѣдами своего талантли­ваго военнаго вождя, представлялъ собою весьма рѣзкій кон­трастъ съ печальными картинами санитарныхъ условій тыла ея. Весь путь, пройденный великой арміей, представлялъ собою юдоль плача. Въ такъ называемыхъ военныхъ госпиталяхъ не было ни пищи, ни перевязочныхъ средствъ, ни лѣкарствъ для больныхъ и раненыхъ солдатъ; огромное число рольныхъ, по отзывамъ врачей, умирало съ голоду. Прославившийся сво­ей гуманностью и энергіей извѣстный лейбъ-хирургъ Наполеона Ларрей выражается въ своихъ мемуарахъ, что только тѣ больные солдаты могли считаться наиболѣе счастливыми, у кото­рыхъ уцѣлѣли ноги, и которые могли передвигаться, чтобы добы­вать себѣ какую нибудь пищу. Уже начиная со времени ускорен­наго марша союзной французской арміи отъ Вислы до Нѣмана, въ рядахъ ея стали являться спорадическіе случаи пятнистаго тифа и натужнаго кроваваго поноса, которые, при дальнѣйшемъ наступательномъ движеніи, стали все болѣе и болѣе усиливаться и принимать эпидемическій характеръ. На переходѣ отъ Ковны до Вильны стали являться весьма серьезныя продовольственныя затрудненія. Русскія войска, квартировавшія въ этомъ раіонѣ, по единогласно задуманному плану обороны, сожгли всѣ имѣв­шіеся тамъ запасы и магазины. При скопленіи такой огромной массы войска на маленькомъ пространствѣ не было никакой воз­можности соблюдать необходимыя для арміи санитарныя условія. Засѣяныя поля были Истоптаны. Деревья были срублены для раз­веденія бивуачныхъ огней. Деревни и села были въ нѣсколько часовъ расхищены, опустошены и уничтожены безъ всякой поль­зы для самого войска. Напуганные жители разбѣжались, Обозы не успѣвали за ускореннымъ движеніемъ арміи. Оказался огром­ный недостатокъ въ фуражѣ. Лошадей стали кормить зеленымъ овсомъ, отчего явился на нихъ сильный падежъ, на одномъ переходѣ отъ Ковны до Вильны пало около юооо лошадей. Разложившіеся трупы павшихъ лошадей не мало способство­вали порчѣ воздуха, подъ вліяніемъ котораго, вѣроятно, и увели­чилось число заразныхъ болѣзней. Состоявшій при кавалерій­скомъ отрядѣ докторъ Роосъ, которому приходилось бывать на главномъ пути наступленія и на флангахъ, съ объективной                на­блюдательностью весьма мѣтко излагаетъ факты, характеризую­щіе неорганизованность тыла французской арміи. Едва вступила армія на русскую территорію, снабдили солдатъ косами и серпа­ми для фуражировки на поляхъ и лугахъ мирныхъ жителей. Все расхищалось, даже ледъ изъ ледниковъ мирныхъ жителей на­гружался на вьючныхъ лошадей. Для утоленія жажды другъ дру­гу передавали куски набраннаго льда. Такимъ образомъ, съ пер­выхъ шаговъ французской арміи на русской территоріи началось страшное опустошеніе, которое послужило крупнымъ этіологиче­скимъ факторомъ для развитія повальныхъ заболѣваній. За ко­роткій срокъ ускореннаго маршеваго движенія отъ Ковны до Вильны, въ теченіе какихъ нибудь 3-хъ, 4-хъ дней, насчитыва­лось уже около 5000 заболѣвшихъ натужнымъ поносомъ и, такъ называвшейся тогда, желчной лихорадкой. Для леченія этихъ боль­ныхъ, по увѣренію находившагося тамъ врача Лемазурье, кромѣ рисовой воды и плохой водки ничего не было въ распоряженіи врачей. Полковыя аптеки и другіе врачебные запасы находились еще за Нѣманомъ. При вступленіи въ Вильну, описываетъ глав­ный врачъ военныхъ госпиталей французской арміи Керкгофъ, въ церквахъ были размѣщены различные госпитали, устройст­во которыхъ, не смотря на начало кампаніи, уже было крайне неудовлетворительное. Въ этихъ импровизированныхъ госпита­ляхъ не было кроватей, съѣстныхъ припасовъ и медикаментовъ въ достаточномъ количествѣ. Да и сами помѣщенія по своему объему не соотвѣтствовали количеству, поступавшихъ туда боль­ныхъ. При дальнѣйшемъ маршевомъ движеніи изъ Вильны, по» года въ началѣ была пасмурная, дождливая, за которой наступили сильныя жары при недостаткѣ питьевой воды. Пища состояла глав­нымъ образомъ изъ лепешекъ, наскоро испеченныхъ самими сол­датами изъ плохо смолоченной ржаной муки; такъ какъ всѣ мель­ницы были разрушены, французы не имѣли возможности исполь­зовать найденный въ странѣ зерновой хлѣбъ. При обратномъ же отступленіи французовъ около Смоленска нашлись уже ручныя мельницы, присланныя изъ Франціи; но онѣ оказались безполез­ными, такъ какъ зернового хлѣба не было. Докторъ Роосъ въ своемъ дневникѣ описываетъ картину, какъ на привалахъ и ночлегахъ истощенные и голодные офицеры и солдаты трудились и мололи случайно найденное ими зерно, чтобы получить муку для приготовленія похлебки или лепешекъ. Въ результатѣ такого неудовлетворительнаго питанія явилось среди солдатъ огромное число гастрическихъ разстройствъ. Съ военными врачами, по словамъ Керкгофа, нигдѣ не совѣтовались по поводу причинъ этихъ заболѣваній. Маркизъ де-Шамбрай также разсказываетъ о широкомъ распространеніи поносовъ и дизентеріи по пути на­ступленія французовъ отъ Вильны до Витебска, Смоленска и вплоть до Москвы. По массовому распространенію'этихъ поно­совъ, Шамбрай называетъ ихъ заразительными, и при этомъ      при­бавляетъ, что эти поносные больные были уже потеряны для арміи, такъ какъ въ арміи былъ большой недостатокъ во врачахъ и медикаментахъ и полное неблагоустройство лечебныхъ заведе­ній. Докторъ Роосъ, описывая находчивость солдатъ по слѣдамъ колесъ и лошадиныхъ копытъ узнавать, какіе отряды проходили, свои или непріятельскіе, между прочимъ говоритъ, что лагерныя стоянки французскихъ отрядовъ отличались тѣмъ, что онѣ кру­гомъ были загрязнены жидкими экскрементами людей и лошадей. Съ 20-го Іюля по 17-ое Сентября господствовала сухая погода; несносная жара рѣдко перемежалась дождемъ. Питьевая вода была дурного качества; такъ какъ, по стратегическими причи­намъ, многимъ французскимъ отрядамъ приходилось бивуакировать вдали отъ источниковъ водоснабженія то такимъ образомъ число больныхъ натужнымъ поносомъ и дизентеріей значительно увеличилось. Многіе молодые солдаты отъ истощенія умирали на пути слѣдованія. 25-го Іюля произошло сраженіе при Островнѣ, а 28-го Іюля, между быстро-сгнившими трупами убитыхъ, Керкгофъ нашелъ еще живыхъ, окончательно истощенныхъ и заморенныхъ раненыхъ. По Лемазурье и Керкгофу число больныхъ въ это вре­мя достигало 80000. Всѣ госпитали были настолько переполнены, что не хватало соломы для подстилки. Послѣ занятія Французами Витебска были устроены госпитали, гдѣ были также помѣщены 8оо плѣнныхъ русскихъ раненыхъ, и эти госпитали, при недостат­кахъ французской военной администраціи, представляли собою гнѣздо заразы; среди огромнаго числа поносныхъ было также много и тифозныхъ больныхъ. 18-го Августа, послѣ кровопролит­наго боя, французами былъ занятъ Смоленскъ. Многіе раненые сго­рѣли во время пожара и многіе погибли подъ развалинами домовъ. Бъ Смоленскѣ были устроены госпитали на то тысячъ больныхъ, но эти госпитали оказались только очагами заразы; вслѣдствіе скученности и недостаточнаго ухода развились госпитальная ган­грена и тифъ въ широкихъ размѣрахъ. Приближаясь къ Москвѣ, французская армія въ лицѣ ея представителей разсчитывала и мечтала, что наступитъ конецъ ея страданіямъ и мытарствамъ. Но 7-го Сентября разыгралось жестокое побоище подъ Бороди­нымъ. 1200 орудій не переставали гремѣть и работать въ тече­ніи 2-хъ сутокъ, и въ результатѣ получилось 35000 убитыхъ и раненыхъ, которые сдѣлались жертвой голода, холода, гангрены и тифа. Голодъ былъ настолько силенъ, что многіе раненые, которые были въ состояніи двигаться, бродили по полю битвы и отыскивали въ ранцахъ убитыхъ товарищей хлѣбнаго раціона. При дальнѣйшемъ слѣдованіи арміи по разоренной и опустошен­ной мѣстности, несмѣтное число больныхъ и раненыхъ очутилось въ самыхъ отчаянныхъ условіяхъ. Въ распоряженіи больныхъ, имѣвшихъ возможность двигаться, была только плохая конина отъ заморенныхъ и палыхъ лошадей и загрязненная питьевая вода. 14-го Сентября французская армія добралась до Москвы, а на 2-ой день, т. е. 15-го начался огромный пожаръ, уничтожив­шій всѣ хранившіеся въ Москвѣ съѣстные запасы, которыхъ мо­жетъ быть хватило бы для арміи на всю зиму. Во время пребы­ванія въ Москвѣ, французская армія предавалась грабежу и раз­личнымъ эксцессамъ, которые окончательно подорвали дисципли­ну уцѣлѣвшихъ остатковъ этой арміи. Правда, больные и раненые на первыхъ порахъ нашли въ большихъ Московскихъ госпита­ляхъ хорошій пріютъ и благопріятную, для ухода за ними, обста­новку, но вскорѣ число больныхъ стало наростать и достигло до 15 тысячъ. Еще труднѣе стали условія для многихъ отрядовъ и командъ, когда пришлось въ холодныя ночи бивуакировать подъ открытымъ небомъ въ различныхъ пунктахъ за Москвою и кругомъ ея. По словамъ врача Керкгофа, состоявшаго все время похода при 3-мъ корпусѣ, численность послѣдняго съ 43000 со­кратилась при вступленіи въ Москву до 12000 наличнаго состава. Въ разстроенной, до нельзя деморализованной французской арміи, при обратномъ движеніи изъ Москвы заболѣваемость еще больше стала прогрессировать. Взрывъ Московскаго Кремля, стоившій жизни многимъ обывателямъ, погибшимъ подъ его развалинами, пожары, грабежи, вызвали всеобщее ожесточеніе среди населенія, такъ что приходилось возить съ собою при отступленіи всѣхъ больныхъ, за исключеніемъ только 3-хъ тысячъ больныхъ, кото­рые, по своему тяжелому состоянію, уже не подлежали никакому транспорту. Перевозка больныхъ и раненыхъ совершалась самымъ примитивнымъ образомъ. Нагруженные въ безпорядкѣ на пу­стыхъ, изъ подъ пороха и маркитантскаго груза, телѣгахъ, боль­ные эти погибали отъ холода и голода. Вслѣцствіе изрытыхъ и испорченныхъ дорогъ, изнуренныя лошади падали, и тогда телѣги съ больными бросались на произволъ судьбы, или сами возницы, при невозможности продолжать дальнѣйшее движеніе, выбрасы­вали больныхъ въ первыя попавшіяся канавы.

При отступленіи французовъ къ Можайску и Вязьмѣ, тем­пература стала понижаться. Уныніе, упадокъ духа и физическихъ силъ настолько овладѣли арміей, что многіе побросали оружіе и бродили по боковымъ дорогамъ, чтобы добывать себѣ какую нибудь пищу и спастись отъ голодной смерти. Обозы со съѣст­ными припасами не могли двигаться за отрядами вслѣдствіе ис­порченныхъ дорогъ и крайняго истощенія лошадей. Съ умень­шеніемъ жизненныхъ припасовъ было особенно печально поло­женіе русскихъ плѣнныхъ, взятыхъ съ собою французами при началѣ отступленія. Изнемогая отъ голода, русскіе плѣнные па­дали по дорогамъ и французы добивали ихъ на смерть. Докторъ Роосъ разсказываетъ, что при отступленіи французовъ изъ Мо­сквы на Гжатскъ, русскіе плѣнные находились при багажѣ и походной кухнѣ Наполеона подъ наблюденіемъ Баденскихъ гре­надеръ, которымъ отданъ былъ суровый приказъ, немедленно разстрѣливать всякаго отсталаго русскаго плѣннаго. Двигаясь со своей частью непосредственно за этимъ отрядомъ, докторъ Роосъ въ теченіе одного дня, насчиталъ 8 труповъ этихъ плѣнныхъ. Съ приближеніемъ французской арміи къ Смолен­ску наступили болѣе сильные морозы. Въ теченіе іо днев­наго перехода по замерзшему и снѣжному пути отъ Москвы до Смоленска, французская армія лишилась еще 15 тысячъ человѣкъ. Врачи Лемазурье, Керкгофъ и Роосъ, находившіеся при своихъ частяхъ и подвергавшіеся одинаковымъ съ ними ли­шеніямъ, высказываютъ единогласно, что трудно поддаются опи­санію тѣ невзгоды и бѣдствія, которыя обрушились на отступа­ющую французскую армію. Многіе ожидали и разсчитывали, что въ Смоленскѣ изнеможенная армія найдетъ какое нибудь при­станище для отдыха и возстановленія силъ, но наступило жесто­кое разочарованіе. Въ самомъ Смоленскѣ нахлынула и столпилась громадная масса голодныхъ, безоружныхъ и отсталыхъ солдатъ. Съѣстныхъ припасовъ оказалось весьма мало и оборванные, го­лодные солдаты, потерявшіе всякое чувство военнаго долга и всякій человѣческій обликъ, кидались на все, что могло утолить терзавшій ихъ голодъ. Втеченіе одной ночи съ 28-го на 29-00 Октября солдаты зарѣзали и съѣли 215 фурштатскихъ лошадей.

Голодные солдаты толпились безуспѣшно по цѣлымъ суткамъ около запасныхъ магазиновъ, чтобы добывать себѣ хлѣба или муки. Многіе врывались въ магазины силой и уносили муку и водку, прокладывая себѣ дорогу штыками и саблями. Докторъ Роосъ весьма обстоятельно и подробно зарегистрировалъ, какъ во многихъ командахъ при обратномъ отступленіи приготовля­лась похлебка изъ немолотаго зерна, какъ въ эту похлебку, за неимѣніемъ соли и жира, прибавляли порохъ и сальныя свѣчи, и какъ подобный способъ питанія вліялъ на здоровье офицеровъ и солдатъ. Мясо добывалось весьма варварскими пріемами. На пути слѣдованія, не останавливаясь, прокалывали грудь у лошадей, которыя продолжали двигаться до полнаго изнеможенія, и въ моментъ паденія лошади тутъ же набрасывались и у полуживой лошади вырѣзывали себѣ куски мяса. Люди, говоритъ Роосъ, имѣли отвратительную, грязную, разбойничью и звѣрскую наруж­ность. Между ними происходили постоянныя ссоры, взаимное озлобленіе и драки, и проявленіе самыхъ звѣрскихъ инстинктовъ изъ за ничтожныхъ причинъ. Ему случилось видѣть, какъ одинъ обозный солдатъ разрубилъ черепъ у своего товарища за ло­моть хлѣба. Около Смоленска доктору Россу пришлось пройти чрезъ одну долину, гдѣ у потухшаго костра лежало больше 300 замерзшихъ солдатъ, принадлежавшихъ, по своему обмундирова­нію, къ различнымъ войсковымъ частямъ. Въ Смоленскѣ оказа­лось около 20000 тифозныхъ и дизентериковъ. Смоленскіе го­спитали, заваленные тысячами больныхъ, не имѣли даже самыхъ необходимыхъ вещей. Вмѣсто холста употреблялась старая бумага, взятая изъ архивовъ и присутственныхъ мѣстъ. Больные валялись безъ всякаго ухода и призрѣнія, такъ какъ находившіеся въ Смо­ленскѣ врачи и госпитальный служебный персоналъ собирались уходить вмѣстѣ съ отступающей арміей. Оставивши въ Смолен­скѣ многія тысячи больныхъ и раненыхъ, французская армія продолжала свое отступленіе, и положеніе ея, вслѣдствіе усилив­шихся морозовъ, было еще ужаснѣе. По достиженіи Могилев­ской губерни правильная раздача хлѣбнаго раціона прекратилась, даже и для двигающихся вооруженныхъ частей, не говоря уже объ отсталыхъ, покидавшихъ свои знамена. Но самымъ ужас­нымъ моментомъ для отступающей французской арміи была тра­гическая переправа ея чрезъ Берёзину. Вмѣсто прежнихъ гроз­ныхъ Наполеоновскихъ легіоновъ, привыкшихъ къ торжествую­щимъ побѣдамъ, явилась на Березину жалкая, нестройная куча людей въ плохихъ, разорванныхъ костюмахъ, состоявшихъ изъ дамскихъ салоповъ, священническихъ ризъ, ноги у нихъ для защиты отъ холода были завернуты рогожами, обрывками ков­ровъ и войлокомъ. Ихъ блѣдныя, изнуренныя лица, обросшія бородами, всклокоченные волосы, все это указывало на цѣлый рядъ перенесенныхъ ими лишеній. Мосты на Березинѣ были сожжены отступающими французами. Докторъ Роосъ, очутив­шись въ этой толпѣ, два дня стремился попасть на одинъ изъ двухъ мостовъ, чтобы переправиться на другой берегъ, но это ему вслѣдствіе сильнаго наплыва и происходившей отчаянной давки не удалось, и онъ попалъ въ плѣнъ. Тысячи больныхъ и ране­ныхъ и масса отсталыхъ были брошены, Многіе изъ нихъ, кото­рые были въ состояніи двигаться, блуждали по берегу въ отча­яніи, кидались къ пылающимъ мостамъ которые обрушивались подъ ихъ тяжестью. Многіе пытались пробраться на другой берегъ по льду, который сталъ между мостами, и погибли, сдав­ленные между льдинами. Пространство, описываетъ Роосъ, около квадратной версты тѣсно уставлено было экипажами, фур­гонами и повозками, между которыми лежали кучи мертвыхъ тѣлъ, ползали раненые и умирающіе, бродили голодные полуза­мерзшіе. Морозы достигали 20°R. Многіе голодные выпрашивали у русскихъ солдатъ, какъ милость, кусокъ хлѣба. Русскіе сухари продавались дорогой цѣной. Офицеры предлагали за кусокъ хлѣба сохранившіяся у нихъ драгоцѣнныя вещи. Многіе изъ рус­скихъ солдатъ, побуждаемые чувствомъ состраданія, дѣлились съ непріятелями послѣдними крохами. Потери французской арміи на переправѣ чрезъ Березину, по мнѣнію Шамбрая, Фена, Сегюра, достигали приблизительно отъ 35 до 40 тысячъ человѣкъ. Большая дорога, по которой отступала французская армія, была усѣяна трупами и умирающими. Вся масса отступающихъ фран­цузовъ бродила безъ всякой военной выправки, обезоруженная и была совершенно неузнаваема. Среди тысячи двигающихся сол­датъ не слышно было никакого говора, кромѣ стоновъ, истор­гаемыхъ страданіями. Въ такомъ печальномъ видѣ французская армія добралась до Вильны, гдѣ она очутилась еще въ худшихъ условіяхъ. Вйльна въ это время представляла изъ себя одно толь­ко тифозное гнѣздо. Изъ 30000 плѣнныхъ французовъ умерло въ теченіе двухъ мѣсяцевъ 25000 (85%). Среди мѣстнаго еврей­скаго населенія изъ 30000 жителей умерло 8ооо отъ тифа. Въ госпиталяхъ не было соломы для подстилки, не было дровъ для мало-мальскаго согрѣванія палатъ. Больные валялись на голомъ полу, въ холодныхъ и сырыхъ помѣщеніяхъ, не только безъ всякаго призрѣнія, но и безъ пищи и воды. Въ госпиталѣ Св. Игнатія на глазахъ у врача (Gase) въ теченіе короткаго времени цѣликомъ вымирали з раза большія палаты, помѣщавшія въ себѣ по 50 и больше больныхъ. Вскорѣ появилась тифозная эпидемія и въ окрестныхъ деревняхъ и селахъ по всей Литвѣ, куда была занесена отступающими отрядами. О какой либо врачебной по­мощи въ борьбѣ со свирѣпствующей эпидеміей и рѣчи не было. Правда, нѣкоторые врачи увлекались господствовавшими тогда воззрѣніями и лечили кровопусканіемъ; но это леченіе ускоряло только смертельные исходы. 9-го Декабря въ окрестностяхъ Виль­ны появились русскіе отряды, и остатки французской арміи вы­нуждены были продолжать отступленіе къ Нѣману.

Въ pendant къ изложеннымъ этіологическимъ условіямъ, гибельно повліявшимъ на состояніе великой французской арміи, не безъинтересно также выяснить, каково было личное отношеніе самого Наполеона къ участи больныхъ и раненыхъ своей арміи. Отношеніе это можетъ быть характеризовано по нѣкоторымъ, дошедшимъ до насъ, фактамъ. Еще во время Египетскаго похода генералъ Бонапарте относился весьма индифферентно къ судьбѣ своихъ больныхъ и раненыхъ. Мало того, при обратномъ дви­женіи изъ Сиріи, послѣ чумной эпидеміи, когда у него въ отря­дѣ осталось еще 30 человѣкъ чумныхъ больныхъ, онъ призвалъ своего главнаго доктора Деженета и предложилъ ему отравлять этихъ больныхъ опіумомъ, для того, чтобы эти больные не мѣ­шали при дальнѣйшемъ движеніи отряда. На это предложеніе Деженетъ разумѣется, по своимъ гуманитарно-моральнымъ убѣ­жденіямъ, не могъ согласиться. Несогласіе Деженета подтвер­ждается уже тѣмъ фактомъ, что для поднятія духа и успокоенія своихъ чумныхъ больныхъ, Деженетъ даже впрыснулъ себѣ въ подкрыльцовую область гной, взятый изъ нарыва чумнаго боль­ного, а по требованію другого чумнаго больного Деженетъ вы­пилъ съ нимъ воду изъ одного стакана. Наполеонъ послѣ этого отказа перемѣнилъ свое прежнее расположеніе къ этому врачу, хотя впослѣдствіи Наполеонъ все таки бралъ его съ собою въ дальнѣйшіе походы. При отступленіи французской арміи изъ Россіи Деженетъ былъ взятъ въ плѣнъ, но такъ какъ онъ былъ извѣстенъ своимъ гуманнымъ обращеніемъ съ русскими ране­ными, онъ былъ немедленно освобожденъ и препровожденъ подъ охраной во французскую армію. По окончаніи неудавшейся эк­спедиціи, вслѣдствіе убыли людей отъ чумы и эпидемическаго воспаленія глазъ, Наполеонъ передалъ командованіе другому ге­нералу, а самъ тайно уѣхалъ во Францію. Тоже самое онъ сдѣ­лалъ, послѣ своихъ неудачныхъ походовъ въ Россію, подъ Лейп­цигомъ и Ватерлоо.

Насколько Наполеонъ былъ освѣдомленъ, пунктуаленъ и требователенъ по выполненію всѣхъ его тактическихъ и стра­тегическихъ плановъ, настолько онъ былъ чуждъ и несвѣдущъ относительно санитарныхъ нуждъ своихъ солдатъ. Главный врачъ французской арміи Перси, боровшійся всю жизнь за интересы здоровья солдата, разсказываетъ, что на широкой громадной позиціи при укрѣпленіи Сегюромъ береговъ Нѣмецкаго моря, Наполеонъ замѣтилъ, что въ одномъ мѣстѣ, въ Остенде, позади шоссе, не хватало, согласно диспозиціи, двухъ орудій, и въ тоже время онъ, напримѣръ, не зналъ, сколько у него въ арміи воен­ныхъ врачей. Изъ писемъ только что упомянутаго доктора Перси къ маршалу Дюроку также видно, что положеніе военныхъ вра­чей во французской арміи было весьма незавидное и даже печаль­ное. Многіе врачи-участники 5—б военныхъ походовъ, какъ только миновала въ нихъ надобность, благодаря стараніямъ ин­тендантской администраціи увольнялись со службы, безъ всякаго жалованья. При новой же конскрипціи, эти же врачи опять при­зывались уже въ качествѣ простыхъ солдатъ. За уклоненіе вра­чей отъ подобной служебной метаморфозы ихъ предавали суду и судили какъ дезертировъ. Въ виду постоянной убыли врачей, погибавшихъ въ госпиталяхъ отъ заразныхъ болѣзней и отъ полученныхъ на поляхъ сраженія ранъ, докторъ Перси пред­ложилъ организовать корпусъ хирурговъ для арміи (corps mili­taire de chirurgien des armées), но это было отклонено Наполео­номъ. Перси также много хлопоталъ объ учрежденіи спеціаль­ной команды носильщиковъ для уборки раненыхъ, и это также не увѣнчалось успѣхомъ. Не смотря на то, что личность док­тора Перси считалась, выдающейся для своего времени акаде­мической величиной, онъ вынужденъ былъ на время выйти въ отставку. Припоминая имя Перси для характеристики тогдашняго состоянія военно-врачебнаго дѣла, нельзя также не указать на то, что онъ первый примѣнялъ въ хирургіи резекцію плечевого сустава, взамѣнъ практиковавшагося прежде удаленія всей вер­хней конечности при пораженіяхъ плеча. Кромѣ того Перси отличался горячимъ патріотизмомъ и былъ настолько преданъ сво­ей врачебно-санитарной дѣятельности во французской арміи, что онъ отказался отъ блестящаго предложенія князя Потемкина пріѣхать въ Россію для организаціи военной санитаріи въ рус­ской арміи. Кромѣ того Перси стремился создать международ­ную помощь больнымъ и раненымъ, о чемъ онъ составилъ про­ектъ и предложилъ его многимъ вліятельнымъ генераламъ. Про­ектъ этотъ, по своей идеѣ, анологиченъ принципу, выработан­ному позднѣе женевской конвеціей. Но Наполеонъ игнориро­валъ все то, что относилось къ облегченію участи больныхъ и раненыхъ, и мысль эта тогда еще не осуществилась.

Лучшій другъ Наполеона извѣстный лейбъ-хирургъ его Ларрей находился при немъ безотлучно въ теченіе I8 лѣтъ. Самъ Наполеонъ въ своихъ запискахъ выразился, что онъ за всю свою жизнь никогда не встрѣчалъ болѣе добродѣтельнаго человѣка, чѣмъ Ларрей. И что же! въ своихъ мемуарахъ, которые названы критикой героической поэмой въ прозѣ, Ларрей низводитъ Наполе­она до нуля за его равнодушное отношеніе къ судьбѣ раненыхъ и больныхъ своей арміи. При отъѣздѣ Наполеона изъ Россіи, Ларрей не послѣдовалъ за нимъ и предпочелъ остаться при фран­цузской арміи, сопровождалъ ее пѣшкомъ и оказывалъ врачеб­ную помошь нуждающимся въ ней больнымъ. Какъ неутомимый филантропическій труженикъ, участвовавшій въ 25 походахъ и 75 сраженіяхъ, Ларрей стремился къ осуществленію трехъ основ­ныхъ принциповъ военно-санитарнаго дѣла, а именно: быстрой эвакуаціи больныхъ и раненыхъ, учрежденія летучихъ подвиж­ныхъ лазаретовъ (ambulance volante) и нейтрализаціи на войнѣ раненыхъ. Но эти великія идеи начали реализироваться лишь толь­ко въ новѣйшее время, со 2-ой половины 19-гостолѣтія. Въ кам­паніи же 1812 года, эти санитарные принципы не получили фак­тическаго, реальнаго примѣненія. Не взирая на близкія отноше­нія Наполеона къ Ларрею, послѣднему, послѣ долгихъ и настой­чивыхъ стараній, удалось организовать эти летучія амбулянсы только при французской гвардіи, въ другихъ же частяхъ арміи больные и раненые долго оставались на поляхъ битвъ и были пре­доставлены произвольнымъ случайностямъ.

Директоръ Французскихъ военныхъ госпиталей Гапдъ, какъ очевидецъ, описываетъ печальную картину обстановки раненыхъ подъ Люценомъ и Эйлау и отношеніе къ нимъ Наполеона. „Ули­цы, ведущія ко дворцу, были усѣяны мертвыми и умирающими.

Собственный экипажъ побѣдителя давилъ и сокрушалъ все, встрѣ­чающееся на пути его. Дворъ замка, гдѣ остановился Наполеонъ, переполненъ былъ ранеными. „Избавьте меня отъ этого зрѣли­ща" воскликнулъ Наполеонъ, выходя изъ кареты. Для исполне­нія этого повелѣнія, немедленно явились фургоны, куда нагрузи­ли живыхъ и мертвыхъ, безъ разбора, и изъ 8оо бывшихъ тамъ раненыхъ доставлены въ разные госпитали живыми только всего 150 человѣкъ."

Извѣстенъ также всѣмъ отвѣтъ Наполеона Метерниху, кото­рый, предлагая ему миръ, приводилъ доводомъ огромныя поте­ри людей, какихъ бы потребовалось при продолженіи войны. „Въ Васъ нѣтъ души солдата, Вы не научились презирать чу­жую жизнь. Что значитъ для меня двѣсти тысячъ человѣкъ"? от­вѣтилъ Наполеонъ.

Въ спеціальныхъ сочиненіяхъ по исторіи военнаго искусст­ва вопросъ объ участи раненыхъ на войнѣ обыкновенно обхо­дится молчаніемъ. Но извѣстный военный писатель генералъ фонъ Клаузевицъ, въ своемъ критическомъ разборѣ кампаніи 1812 года, даетъ намъ выводы, имѣющіе весьма близкую и тѣ­сную связь съ врачебными условіями этого похода. Въ числѣ главнѣйшихъ причинъ гибели французской арміи Клаузевицъ отмѣчаетъ слѣдующія:

1. Черезмѣрное, форсированное, маршевое движеніе (120 миль въ теченіе 8I дня) лишило возможности реконвалесцентовъ изъ больныхъ и раненыхъ, а также и переутомленныхъ отъ по­ходной жизни солдатъ возвращаться обратно въ ряды арміи.
2. постоянное бивуакированіе.
3. Неблагопріятная погода въ первое время вторженія фран­цузской арміи.
4. Недостаточное обезпеченіе арміи провіантомъ, такъ что, не достигши еще Витебска, уже приходилось отпускать солдатамъ муку вмѣсто печенаго хлѣба.
5. Сильная лѣтняя жара въ мѣстностяхъ со скудными исто­чниками водоснабженія.
6. Быстрота и натискъ, какъ отличительная черта Наполе­оновской тактики.
7. Огромный недостатокъ въ хорошо организованныхъ лечебныхъ заведеніяхъ, гдѣ больные и раненые могли бы возста­новлять свое здоровье и возвращаться къ своимъ частямъ.

Замѣчательно «мѣткую характеристику Наполеоновской тактики по отношенію къ интересующему насъ санитарному вопро­су, далъ намъ художникъ-писатель Вальтеръ-Скоттъ: „Громад­ныя, говоритъ онъ, жертвы потребовались со стороны француз­ской арміи, чтобы выполнить всѣ трудности и громадное спо­движничество, которое диктовалось военными комбинаціями и планами Наполеона. Для своевременнаго выполненія заранѣе на­мѣченныхъ стратегическихъ плановъ и маневровъ, Наполеонъ ни въ какомъ случаѣ недопускалъ никакихъ препятствій и от­ступленій. Для того что бы какой нибудь отрядъ дошелъ до зара­нѣе намѣченнаго пункта и выполнилъ въ точности какое нибудь распоряженіе, ничего не щадилось, ни передъ чѣмъ не останав­ливались; жертвовалось военными припасами, складами, продо­вольственными магазинами и даже орудіями, лишь бы только раз­рѣшилась заранѣе намѣченная задача. Для достиженія намѣчен­ной цѣли въ отрядахъ Наполеона нерѣдко пренебрегались и игнорировались самыя насущныя жизненныя потребности, безъ которыхъ существованіе арміи становится невозможнымъ. Очень часто отряды, въ цѣляхъ быстраго передвиженія, не имѣли ни палатокъ, ни лагерныхъ приспособленій, ни магазиновъ, ни госпи­талей и т. п. Солдаты ѣли, спали и умирали гдѣ попало, лишь бы только безостановочно двигаться, бороться и побѣждать. От­сюда понятны тѣ ужасы, которыми сопровождались Наполеонов­скія побѣды. Воодушевленные своими побѣдами, солдаты, лишен­ные нерѣдко самыхъ насущныхъ жизненныхъ потребностей, вы­нуждены были прибѣгать къ мародерству и грабежу мирнаго населенія; эти грабежи наносили больше вреда жителямъ, чѣмъ пользу солдатамъ. Арміи правда побѣждали, но при этомъ са­ми таяли и погибали отъ разныхъ лишеній и изнурительныхъ болѣзней". Очень можетъ быть что такого рода характеристика Вальтеръ-Скотта не вполнѣ согласуется съ теоретическими воз­зрѣніями нѣкоторыхъ спеціалистовъ по военному искусству, но зато она вполнѣ подходитъ при оцѣнкѣ военной санитаріи Напо­леоновской арміи.

(Окончаніе слѣдуетъ).

[1] *1659 нашего лѢтосчисленiя

[2] *1661 нашего лѢтосчисленiя