VII-th International Psychotechnical Conference. (Moscow. 8-13/IX 1931)

Full Text

Согласно решениям VI й международной психотехнической конференции в Утрехте, ѴІI-я международная конференция происходила у нас в СССР. Съезд выявил с достаточной ясностью (основные моменты, впрочем, были ясны и раньше), что у нас нет и не может быть общего языка с большинством приехавших из капиталистических стран делегатов. Их психотехника—плоть от плоти капитализма— я наша советская психотехника имеют совершенно разные установки и преследуют совершенно разные цели. Последнее обстоятельство выявилось еще за два- три дня до формального открытия съезда, когда начали работать комиссии Международной психотехнической ассоциации. Советские представители в комиссиях 'внесли конкретные предложения и проекты резолюций по работам комиссий, и вот тут-то и разгорелись горячие прения, и выяснилась невозможность найти общий .язык вследствие разницы в основных принципиальных установках. Проф. Липман—фактический председатель нескольких комиссий, вследствие неявки ряда иностранных делегатов—сразу ополчился против попыток советских делегатов обосновать вносимые ими предложения принципами диалектического материализма. Проф. Липман заявил, что он вообще приехал не затем, чтобы «заниматься философией», Он ни за что не соглашался внести в проект резолюции формулировки советских делегатов—о преимуществах, которые дает советская форма производства для повышения производительности труда и одновременно для борьбы с травматизмом. В ответ на веские аргументы советских делегатов, проф. Липман вынужден был заявить: «Я лично согласен с мнением советских делегатов, но это согласно не считаю научно-обоснованным». Само собою разумеется, что это означало на деле отклонение предложений советской делегации. Поэтому к резолюциям большинства комиссий (по учету влияния человеческого фактора на производительность труда, по травматизму, по влиянию соцсреды, по терминологической) советские делегаты внесли на съезд свои добавления, отклоненные комиссиями в делом, ввиде деклараций.

Разность установок, обусловленных принадлежностью к двум различным мирам, капиталистическому и социалистическому, проходила красной нитью через все работы Международной конференции, и в этом резкое отличие ее от всех предыдущих международных психотехнических конференций, где с трудом можно было отличить по выступлениям делегата СССР от представителей буржуазной психотехники. В этом, в выявлении социально-классовых и политических установок, большая заслуга съезда. Результатом указанного явилось расслоение иностранных ученых, из которых выделились наиболее близкие нам по своим идеологическим установкам. «Мы и вы», «у вас и у нас», «ваша и наша методика, поскольку оно классово-обусловлены», вот лейт-мотив всех работ как комиссий, так и всего съезда,, прении по всем докладам. Весь съезд прошел под знаком классовости в науке, несмотря на все протесты против указанного положения со стороны представителей капиталистической психотехники, утверждавших, что наука вне-классова, над- классова, что нужно стремиться к объективной, аполитичной „истине“, что, по их мнению, единственно научно. Не будет преувеличением сказать, что главным выразителем указанной точки зрения являлся на съезде проф. Липман, который первый выступил с таким заявлением. Его дружно поддерживали Пьерон, Клапаред, Блюменфельд и др., и лишь небольшое число иностранных делегатов, главным образом представителей Франции (проф. Ля и, Корнгольд), разделяли полностью установки советских участников съезда о классовости науки, с одной стороны, и необходимости применения к решению основных вопросов психотехники единственно верной методологии диалектического материализма, с другой.

В обстановке двух миров проходила вся работа съезда. Основными программными вопросами последнего, которым были посвящены пленарные заседания, были: 1) теория психотехники, 2) применение математических показателей в психотехнике, 3) психология профессий.

Тем же вопросам были посвящены секционные заседания, занявшие два дня- Одно—вечернее заседание, было посвящено вопросам восприятий и массового воздействия, организованное Московским институтом педологии, психологии и психотехники.

Наибольший интерес и оживленные прения, как и следовало ожидать, вызвали доклады по теории психотехники, поскольку именно здесь противоречия капиталистической и социалистической психотехники были выявлены особенно резко. Не будет преувеличением сказать, что доклады Шпильрейна, Ляи и Штерна, из которых первые два и последний содержали принципиально разные теоретические установки, были самыми интересными докладами съезда.

Т. Шпильрейн заострял вопрос о теоретическом кризисе капиталистической психотехники, отражающем явления кризиса всей буржуазной науки в наше время. Сущность кризиса и слабости капиталистической психотехники проф Шпильрейн сводил к несоответствию применяемой методики—предмету исследования. Биологической методикой буржуазные психотехники исследуют объект " социального порядка (человека), рассматриваемого вне социальных условий, их изменений и моментов социального воздействия.

Анализ причин теоретических ошибок буржуазных психотехников приводит Шпильрейна к выводу, что эти ошибки не случайны, что они „заказаны работодателями-капиталистами, что в сущности мы имеем дело не с ошибками, а с извращениями буржуазной психотехники. Эти положения иллюстрировались в докладе фактом фальсификации тестов интеллекта, испытывающих фактически не интеллект, а общеобразовательную подготовку, фактом различного истолкования одних и тех же результатов исследований представителями буржуазной и советской психотехники, фактами из практики профориентационной работы Мовѳзена и высказываниями Меде на тему «о руководстве людьми». (Кстати проф. Меде имел смелость, мягко выражаясь, выступить на съезде с заявлением, что его нашумевшая книга «Menschenbehandlung», на которую ссылался Шпильрейн, в которой предпринимателям даются советы, как отделываться от нежелательных сотрудников, имела целью разоблачение политики предпринимателей (1!! М. Ю.).

В докладе Шпильрейна дана была критика страдающих излишним физиологизмом работ Ацлера и ряда других физиологов труда.

Загнивающей капиталистической психотехнике Шпильрейн противопоставлял психотехнику на службе пролетариата, залог дальнейшего развития которой лежит в правильном учете динамичности психотехники и роли социальных моментов. Тов. Шпильрейн иллюстрировал открывающиеся здесь возможности,., в частности в области постановки вопросов профконсультации у нас в СССР, в области постановки профобучения и т. д.

Доклад проф. Ляи «Научные основы психотехники»—был посвящен 4-м основным вопросам: 1) анализу понятий теоретической и практической психологии, 2) анализу основного объекта прикладной психологии, 3) рассмотрению значения закона детерминации для целей психологии и психотехники и 4) рассмотрению методов психологии и психотехники.

Первый вопрос Л я и разрешает так, что не существует, по его мнению, отдельной прикладной психологии как науки. Прикладная психология тесно- связана с теоретической, ее сущность вытекает из основных предпосылок последней.

В основной части доклада, посвященной вопросу об основном объекте прикладной психологии, проф. Ляи резко отмежевался от идеалистических концепций личности, в частности от насыщенной телеологизмом концепции персонализма Вильяма Штерна. Ляи критиковал основные положения Штерна, который во главу угла психологических исследований ставит личность, как обособленный объект.

Проф. Ляи протестовал также против расширенного толкования личности, которое дано у Штерна. Проф. Ляи указывал, что нельзя различать общую личность и личность „персону“, точно так же, как нецелесообразно различать общую и диференциальную психологию.

В отношении методов прикладной психологии Ляи протестовал против высказываний некоторых участников съезда, что методы могут быть одни и те же у исследователей, имеющих разное мировоззрение. По мнению Ляи, идеалист и материалист неизбежно пользуются различными методами: идеалист метафизическими, материалист «опытными». Все вещи, по мнению проф. Ляи, все явления требуют не метафизического, а опытного изучения. Нужно отметить, что высказывания Ляи обнаруживают в нем еще далеко не зрелого диалектика. Он скорее примыкает к французским материалистам XVIII века. При всем этом, при всей незрелости диалектического мировоззрения проф. Ляи, самый факт призыва его к западно-европейским ученым стать на точку зрения диамата и пронизать этим все свои исследовательские работы, заставляют считать проф. Ляи наиболее близким к нам из западно-европейских ученых. Свой доклад проф. Ляи закончил словами: «Психотехника станет подлинной наукой только при условии, что ее методологией будет диалектический материализм».

Доклад проф. Штерна „Личностный фактор в психотехнике и прикладной психологии“ не обманул ожидания советских участников съезда в том смысле, что содержание его, насквозь телеологическое, не расходилось со всеми прочими работами этого наиболее углубленного философа среди немецких психологов и психотехников.

В докладе Штерна особняком стояли две части: часть, посвященная концепции личности, и часть, посвященная рассмотрению задач психотехники. В концепцию личности Штерн не ввел ничего нового по сравнению с тем, что мы знаем из его основных выпущенных ранее научных работ. Здесь проф. Штерн стоит попрежнему на своих насквозь идеалистических, метафизических позициях. Психотехнику, которую Штерн определяет как практическую науку о познании человеческих свойств и форм поведения, с точки зрения их наилучшего выявления в трудовой, профессиональной жизни, проф. Штерн мало сравнительно связывает с первой частью своего доклада. Требование в отношении методов испытания целостного подхода в исследовании испытуемых безусловно созвучно требованиям, выставляемым и советской психотехникой. Но учет социального момента преломляется у проф. Штерна в плоскости, совершенно для нас неприемлемой. Штерн призывает к развитию науки в каждой стране применительно к ее социальному строю, применительно к требованиям последнего, т. е. тем самым защищает все основные позиции капиталистической психотехники.

Ряд пленарных докладов (Мальса, Мира) так же, как и материал, представленный не прибывшей на съезд Баумгартен, ставил вопрос о тех побудителях профессиональной успешности, которые выходят за рамки технических навыков. Самый факт постановки таких вопросов естественно нужно приветствовать так же, как и подчеркивание значения указанных факторов, тем более, что высказывания, в частности проф. Мира и Мальеа, на пленарном заседании, шли гораздо далее присланных ими предварительных материалов, из которых можно было сделать вывод о сведении побудителей профессиональной эффективности к факторам только биологического порядка. Так, например, по Мальсу; «лицо с достаточно развитым интеллектом может успевать в любой профессии, если побудительная активность, которая характерна для профессии, в достаточной степени отвечает преобладающим элементам его характера и темперамента».

Точно также проф. Мира говорил в предварит, представленном материале о важности «субъективных реакций, своеобразие которых определяется наличием или отсутствием внутренней приспособляемости». Под влиянием обстановки съезда, указанные высказывания были выражены на пленуме несколько иначе.

Баумгартен в своих материалах недалеко уходит от приведенных докладчиков в оценке и недопонимании социальных факторов профессиональной успешности, как таковых. Ставя вопрос о важности учета социального фактора в дополнение к биологическому, Баумгартен, совершенно неожиданно, приходит к тому, отчего хочет оттолкнуться, к биологическому пониманию способности «социабельности». Вследствие указанного в приводимой Баумгартен в классификации профессий, построенной на основе выделенных его 4-х форм «социабельности», нетрудно подметить сходство с совершенно недостаточной, односторонней конституциональной классификацией Кречмера. Вдалеке неслучайном недопонимании социального фактора как такового в профессиональном труде, не случайном, поскольку это обусловлено капиталистической концепцией зарубежной психотехники, как таковой, близость указанных 3-х докладов. В приведенных условиях безнадежно продвижение вперед в реализации желания зарубежных психотехников учесть факторы-побудители профессиональной активности. Биолотизация последних психотехникой в капиталистических условиях неизбежна, пока не будет иметь места социальный анализ, который в классовом обществе есть всегда социально-классовый анализ. Без последнего попытка выявить настоящих побудителей профессиональной активности бесплодна, как бесплоден и сам подобный анализ в капиталистических условиях, т. к. выводы из него не могут быть реализованы. Это блестяще было доказано в докладе Шпильрейна, на примерах профконсультационной практики Мовезена, который, как исследователь выявлял сокровеннейшие побудители профконсультируемых, с другой стороны, как представитель капиталистического мира, в ряде случаев, должен сам отговаривать от реализации этих желаний по мотивам социально-классового характера.

Основным остается то положение, что социально-классовый анализ приведенной проблемы не может привиться в капиталистической психотехнике, т. к. в капиталистических условиях невыгодно вскрытие таких побудителей профактивности, как напр. осознание работы для себя, в интересах своего класса.

Тов. Геллерштейн в своем докладе об анализе профессий показал, какой огромной силой положительной стимуляции является указанный социальный фактор в СССР, породив такие формы труда, как соцсоревнование и ударничество, с их невиданной дотоле производительностью труда. Советские участники съезда в целом ряде докладов настойчиво указывали иностранным ученым ту принципиальную разницу, которая в данном вопросе существует между социалистической и капиталистической психотехникой. Целый ряд советских докладов на эту тему настойчиво подчеркивали вывод того порядка, что вопрос о профнаправленности и профстимуляции в капиталистических условиях не может быть правильно поставлен и тем паче разрешен.

Из пленарных советских докладов, посвященных вопросу психологии профессий, доклад С. Геллерштейна („О проблеме психологии профессии в системе советской психотехники“) намечал те сдвиги в проблемах анализа профессий, которые обусловлены сдвигами в процессах труда, вызванного социалистическим строительством.

Отдельно были рассмотрены изменения, вносимые реконструкцией техники, реорганизацией производственного процесса и мощным развитием социалистических форм труда и политехнизации, как хозяйственно-политической и педагогической идеи. Давая принципиальные установки в требованиях, предъявляемых к методам анализа профессий на новом этапе, тов. Геллерштейн указывал, как на главный принцип классификации профессий, как основы профконсультационной работы, выявление связей между профессиональной ситуацией и активируемой профессией функцией, понимаемой в широком смысле этого слова, со включением не только формально-психологических свойств, но и свойств, относящихся к профессиональной направленности.

К группе докладов, относящихся к анализу профессиональной деятельности, относится также доклад Липмана „О методах описания профессии“. Но он стоит несколько особняком от вышеуказанных докладов, поскольку он вообще игнорирует социальный фактор и вопросы стимуляции труда. Его доклад посвящен рассмотрению четырех схем, составленных в целях описания профессий или вернее производственной работы, как таковой, из которых одна составлена в целях изучения роли человеческого фактора в проблеме производительности труда; вторая—изучения условий труда и их роли в проблеме производительности; третья— обнимает вопросы, применительно к определению пригодности к труду и четвертая—изучения моментов наифяжения органов и систем человеческого организма в данной профессиональной работе, в целях рационализации последней.

Особняком от всех пленарных докладов, посвященных рассматриваемому вопросу, стоит доклад проф. Руппа „О взаимоотношениях скорости и точности работы". Этот доклад, являясь докладом чисто-экспериментальным, подкупал высокой культурой, экспериментами и той немецкой тщательностью, с которой было проделано исследование. Проф. Рупп вскрывал экспериментальным путем особенности работы в отношении точности и скорости у одного и того же индивидуума в различных условиях, и работ разных индивидуумов при различных даваемых им инструкциях. Он установил целый ряд интересных положений. Так -напр., данные работы устанавливают, что существует некоторая средняя „осмысленная временная (скоростная) зона“, в пределах которой субъект чувствует себя ответственным за совершаемую им работу. При значительно замедленном или ускоренном темпе субъект старается организовать работу так, чтобы она оставалась возможно более осмысленной.

Аналогично указанному существует и осмысленная „точностная зона“. Целый ряд интересных выводов был получен в отношении изменений, которые претерпевает скорость и точность при различных инструкциях. В большинстве случаев наблюдается большее или меньшее изменение соответственно смыслу даваемой инструкции. В отношении взаимоотношений тенденции скорости и точности Рупп установил, что существуют работы, в которых тенденции точности и скорости совпадают, т. е. лучшими (наиболее точными), как правило, являются наиболее быстрые по темпам.

Большой интерес представляют выводы практического характера, которые делает Рупп из полученных материалов. Так, в частности, в отношении вопроса: как следует начинать упражнение — медленным или быстрым темпом, по Руппу—существующее правило „сначала упражняться медленно“ не является правилом всегда наиболее целесообразным. Оно применимо прежде всего там, где имеется налицо сложная структура работы, но и здесь не всегда. Если действие требует размаха или ритмического выполнения, медленный темп является мешающим обстоятельством. Так например, в работе молотком, в работе по опиловке -с самого начала нужно работать с размаха. Прочие соображения против универсальности правила упражняться медленным темпом сводятся главным образом к тому, что отдельные части работы могут оказаться слишком подчеркнутыми, отдельные мышцы—слишком напряженными. Сознательное фиксирование приема не всегда вызывает правильное соподчинение его частей. Высокая культура эксперимента, которую показал нам в своем докладе Рупп, то, чему не мешает поучиться и нашим советским психотехникам. К сожалению, у нас было представлено слишком мало хороших экспериментальных докладов.

Что мы, советские психотехники, вынесли в качестве урока из данного Международного съезда,—это безусловно то положение, что нам нужно научиться экспериментировать, обосновывая методику эксперимента принципом диалектического материализма. Правы были те делегаты съезда, главным образом иностранные, которые указывали, что наши экспериментальные работы, в сущности, ничем не отличаются от экспериментальных работ зарубежной психотехники, что диалектический материализм, о котором мы, советские делегаты, так много говорили на съезде, слишком мало отразился на наших практических работах. Этот 'упрек, справедливо сделанный, обязывает ко многому советских психотехников.

Из ценных советских докладов пленума необходимо отметить доклад тов. Жандрыки, посвященный вопросу применения математических методов в психотехнике. Если содержание докладов на ту же тему Пьерона, Фессара и Блюменфельда можно охарактеризовать как математизацию сложных психологических явлений, без качественного анализа самих явлений, то доклад тов. Мандрыки с достаточной полнотой охарактеризовал место и значение математических методов в применении к психотехнике с точки зрения диамата. Он дал развернутую критику той защитной оболочке, для фальсификации результатов исследования которой зачастую являются математические методы в своей „объективности“ и математической точности.

Мандрыка подчеркивал в своем докладе то положение, что математические методы в психотехнике и психологии должны являться лишь одним из ‘Способов оформления и организации психологического исследования, и что поэтому роль математических методов сугубо подсобная, вспомогательная и служебная.

Чрезвычайно ценной частью докладов т. Мандрыки нужно считать обстоятельную критику теории Спирмена и его школы („теория единственного общего фактора“)- Критика сводилась главным образом к трем следующим положениям: 1) В теории Спирмена мы встречаемся с совершенно неправомерной переоценкой значимости математических методов и с одним из наиболее ярких образцов математико-психологического фетишизма. 2) Мнение Спирмена и его школы о том, что разработанная ими теория лишена всяких побочных философских соображений, является неправильным, так как самая установка на выбор наиболее формально-простой схемы является отражением идеалистической установки. 3) Попытка разложения каждого свойства на сумму составляющих его свойств есть крайнее упрощенчество механистического характера.

Что звучало во всех высказываниях иностранных представителей, в прениях по пленарным докладам—это упорное желание доказать надклассовость, внеклассовость, бесклассовость науки. Липман, который явился на съезде самым ярым защитником указанной позиции, утверждал, что психотехника даже вообще ненаука, а только сумма технических приемов, не зависящих от политики и не связанных никак с философией, а только с „истиной“. Липмана дружно поддерживали, главным образом, профессор Пьерон и Клапаред. Резкий отпор со стороны иностранных же представителей съезда был дан аналогичным высказываниям доктором Лихтенштейн (Берлин), которая с большой страстностью обнажила сущность „истины", о которой упомянул Липман. Она указывала, что существуют разные „истины“, и что истины пролетариата и капиталистов не сов- надают.

С достаточной убедительностью вскрыл всю вздорность выступлений о бес-классовости науки тов. Кольман, который проанализировал, чем в сущности является эта внеклассовость. Тов. Кольман подчеркнул значение доклада Л я и,, подтвердившего высказывания Маркса и Энгельса, что в период решительных столкновений классов лучшая часть буржуазных идеологов перейдет на сторону пролетариата.

Указанные установки представителей капиталистической психотехники красной нитью проходили также через все секционные занятия съезда. Нужно сказать, что последние были построены несколько вермишельно, особенно иностранные.

Что касается последних, то кроме докладов по основным программным вопросам съезда, имели место в секциях такие доклады, как „Анализ теста лабиринтов“, „Испытание памяти психопатов“, „Анализ теста на испытание характера“, „Психотехнические опыты над местными арабами и приезжающими европейцами и т. д.“.

Большой интерес съезда вызвал доклад Лихтенштейн „Проблема безработицы с точки зрения безработного“. Психологический анализ политических взглядов безработных, особенностей, настроений и стимулов к борьбе, наличие конкретных указаний на изменение системы политического воспитания безработных, перевоспитания их в борцов-революционеров, анализ, проделанный с большой тщательностью и глубиной, преподнесен в подкупающих своей искренностью,, волновавшей эмоциональностью тонах, произвел большое впечатление даже на тех: участников съезда, которые по существу совершенно не сочувствовали идеям,, выставляемым докладчиком.

Вермишельное, как я уже указывала, содержание большинства секционных, докладов иностранных делегатов поражало иногда своей беспомощностью в отношении выводов, которые делались докладчиками, беспомощностью, причина которой зачастую, как это ясно было, заключалась в том, что по причинам социально классового порядка, невозможна правильная постановка поднимаемых докладчиком вопросов в тех условиях, где ему приходится работать.

Целый ряд докладов поражал наивностью выводов, как это относится, например, к докладу Гольдшейдера Массовые психотехнические испытания эмигрантов“, который заявил, что основной целью его доклада было доказать, что психотехника в состоянии уравновешивать противоречие интересов в сфере интернациональной экономической политики.

Так же наивно звучало положение Гак л я (Вена) в его докладе. „Психология? социальных профессий“: Деятельность в социальных профессиях существенно отличается от других профессий тем, что объект работы, т. е. воздействуемое лицо изменяется не только под влиянием методов работы, но в особенности под влиянием среды, в которой происходит работа, и что объект работы вызывает сильнейшее обратное влияние на самого субъекта работы, на носителя социальной профессии.

Если иметь в виду, что под социальными профессиями Гакль понимает деятельности, в которых налицо личное воздействие на других людей, то ясна будет его ошибка, которая заключается в недопонимании того момента, что в любом трудовом процессе (не только в тех процессах, в которых на-лицо личное воздействие на других людей, как самоцель, как например, в профессиях педагогических), мы имеем изменение природы трудящегося под влиянием трудового процесса и трудовой ситуации. К счастью, не присутствовал на съезде В ил ь буше в и ч, представленный доклад которого „О различиях между арабами и приезжими европейцами“ поражал своей механистичностью, чтобы не сказать больше, в той его части, где он пытается методом газообмена определять большую или меньшую пригодность испытуемого не только к физическому, но и к психическому труду. Его реакционные, шовинистические рассуждения „о толстокожих“ к счастью но были вынесены на съезд.

Что касается советских секционных докладов, то они, главным образом, обнимали серию вопросов, посвященных новым формам труда и перестройки основы проблем психотехники в связи с техническими и социальными изменениями условий профессионального труда в СССР.

Живой интерес среди иностранцев вызвал доклад, посвященный своеобразию положения женского труда в СССР (Коган, Маршева и Окунева) и Маро-Левитиной о социальных стимулах труда в эпоху построения социализма, изобиловавших оба большим количеством фактического материала.

Конкректно были намечены в ряде советских докадов перспективы советской психотехники и ее отдельных проблем, в частности проблем профотбора и профконсультации в связи с ростом значения политехнической школы и социально бытовых условий в формировании идеологической и политехнической полноценности личности (Колодная, Юровская, Карпов, Розенблюм и др).

Фактически советскими докладами экспериментального характера на съезде, если не считать докладов по травматизму и по непрерывному потоку, центр тяжести в которых был все же на методологической постановке вопросов, были доклады по вопросу массового воздействия, представленные московским ин-том педологии, психологии, психотехники. Большинство из этих докладов, частично знакомых советским делегатам по Всесоюзному психотехническому съезду, были заслушаны в специальном совещании съезда.

Посвященные вопросам восприятий (проблема эстетических восприятий, проблема восприятия и осмышления кино-фильмы детьми, вопросы радио-восприятия и т. д.) доклады представляли несомненно большой интерес, как по экспериментальному оформлению, так и по методологическому обоснованию самих постановок вопросов.

К сожалению, и это грех не только Ин-та IIIII, в некоторых докладах не сказывался приводимый докладчиками ленинский принцип партийности в исследовании, отрицающий классовую нейтральность технического элемента исследования. Экспериментально-методическое оформление большинства исследований вызвало (не без основания) у иностранных делегатов вопросы, которые звучали примерно так: „А почему так мало отражается на ваших экспериментах то, что вы принципиальные диаматчики?“—Вот чего еще у нас нет и чего мы должны добиться.

Из секционных докладов нужно выделить доклад т. Гастева „По вскрытию социалистических трудовых резервов“. Чрезвычайно интересный доклад, информировавший о работах ЦИТа по указанному выше вопросу, подчеркивал те исключительные преимущества, которые в деле разрешения указанных проблем имеются в социалистической системе по сравнению с капиталистической.

Но некоторые моменты, приведенные тов. Гастевым, являются спорными. Это те положения доклада Гастева, в которых он говорит о безграничности трудовых резервов работников. Конкретно по Гастеву это значит, что восстановительный процесс, имеющий свое значение по отношению к данной функции, может быть использован не в форме абсолютного отдыха, а как рабочий период по другой функции, требующей работы других органов или проявления других видов энергии, или, наконец, другого распределения усилий. Восстановительный и рабочий периоды по Гастеву могут протекать таким образом одно-временно. Указанное положение, приводящее Гастева к мысли о возможности проектирования непрерывной производственной работы, а следовательно безграничности трудовых резервов, кажется положением весьма сомнительным и вряд ли реальным. В их основе лежит предположение вряд ли верное, о характерных для многочисленных работ явлений утомления только местного характера, только в работающем органе. Это бывает редко. Нужно предполагать, что при продолжительной работе утомление иррадиирует. А это положение исключает возможность замены абсолютного отдыха сменой работы.

В докладе Гастева удивляло дальше то обстоятельство, что Гастев выступал перед иностранными делегатами более чем сдержанно по вопросу о роли и задачах психотехники в Советском союзе. Получилось такое представление, что Гастев считает, что в СССР нет условий для достаточного развития психотехники, как таковой. Между тем содержание его доклада, где говорится о нахождении элементов „организационно-биологического“ поведения работника в соответствии с данными организационно-техническими и производственными, повторяло содержание одной из важнейших областей психотехники, области психологического анализа профессий, с той только разницей, что психотехники не говорят о „биологическом“ поведении личности, поскольку они и не мыслят о возможности так его понимать. Гастев всюду говорит о биологических качествах работника, о биологических характеристиках, о биологической проекции, о биологическом поведении, уделяя чрезвычайно мало внимания факторам психологического характера, хотя сомневаться о значении последних с точки зрения их влияния на те же трудовые резервы, о которых говорит Гастев, не приходится.

Совершенно правильно оценив проблему отбора, как проблему отмирающую в условиях СССР, тов. Гастев, противопоставляя ей „переделку и самопеределку“ рабочего класса, ни одним словом не оговорил сохраняющей свое значение проблемы подбора и выбора профессий, которая на новом этапе меняет несколько свое содержание, но не теряет своего значения, как таковая, поскольку вопрос о правильном подборе людей и расстановке сил приобретает сейчас особо актуальный характер.

Отдельно хочется отметить имевшие место в ряде секционных заседаний выступления представителей советских и иностранных рабочих с предприятий СССР, из которых тов. Мишель (з-д АМО), как он заявил, явился на съезд, чтобы рассказать о различиях капиталистической и социалистической рационализации, поскольку он испытал на себе все прелести капиталистической рационализации во время работы на автомобильных заводах Ситроена и Рено. „Мы чувствуем, что буржуазные психотехники, даже те, у которых хорошие субъективные желания, не^ могут ничего сделать для рабочего класса... Он отвечает проф. Мира, который жаловался, что в своих обследованиях он с большим трудом всегда получал сведения от рабочих: „Мы никогда не хотели во Франции и Германии помогать психотехнике, обслуживающей капиталистическую рационализацию“.

Заканчивая рассмотрение работ съезда, нужно отметить, что советские делегаты не были совсем одиноки в своих основных установках, что кроме проф. Ляи, который по всем вопросам голосовал вместе с советскими делегатами, был еще ряд иностранных участников съезда, выступавших с близкими нам установками. Кроме уже указанной Лихтенштейн, нужно отметить доклад Шперберга (Берлин) „О психотехнике в ее отношении к марксистской психологии“, который дал анализ классовых извращений в основных проблемах психотехники за рубежом и намечал пути оздоровления, фактически сводящиеся к тому, что последнее может пойти только по путям, по которым идет советская психотехника.

Не совсем близко к нам, но особняком от большинства иностранных докладов стоял доклад Элиасберга, посвященный вопросу „Мотивизации труда и ее взаимосвязи с нормальным и патологическим хозяйственным состоянием“, который был интересен тем, что он ставил вопрос о неразрешимости в условиях капитализма указанной проблемы, поскольку интересы общества и интересы индивида в капиталистическом обществе противоположны. Правда, у докладчика не было четкости и не совсем удовлетворяла его теория „выравнивания“ моментов стимуляции в условиях капиталистических противоречий. По во всяком случае Элиасберг ставил целый ряд вопросов, которые не осмеливались ставить другие буржуазные психотехники, хотя вплотную сталкивались с ними в своей работе.

Из основных резолюции, принятых отдельными комиссиями международной ассоциации, на которых подробно здесь останавливаться нет возможности, укажу на наиболее „деловые части резолюции некоторых комиссий.

1. Комиссии по „человеческому фактору и влияния его на производительность труда“.

1) Решение разработать единую программу по изучению влияния человеческого фактора на производительность труда в целях сравнимости результатов исследователей различных стран.

2) Решение о необходимости привлечь к работе врачей, инженеров экономистов и рабочих обследуемых предприятий.

1. Комиссии по травматизму.

1) Решение учитывать в профессиях при изучении явлений травматизма, кроме психо-физиологических различий, кроме степени культразвития, возраста и проч., также санитарно-гигиенические условия производства, экономическую к социальную ситуацию, социально-бытовые условия, режим труда, систему зарвлаты и т. д.

III. Комиссией терминологической приняты следующие важнейшие формы работ.

1. Собирание и систематизация исторических справок о возникновении и развитии основных психологических терминов, с выяснением той конкретной социально-экономической ситуации, при которой данный термин приобрел актуальный характер.
2. Организация дискуссии по отдельным терминологическим вопросам.
3. Организация конкурсов на лучшие определения некоторых понятий.
4. Составление словаря с разработкой справок по истории возникновения отдельных понятий и терминов.

Подводя итоги ѴІІ-ой Международной психотехнической конференции, нужно сказать, что главное ее значение в постановке принципиальных методологических вопросов, в том, что она была фактически первой международной научной конференцией, где впервые были заострены вопросы о различиях социалистической и капиталистической науки и преимуществах первой.

Иностранные делегаты были вызваны на достаточное обнаружение и выявление своих основных принципиальных точек зрения. Для молодых психотехников Советского союза данный съезд был достаточно поучителен. Нужно полагать, что и иностранные делегаты убедились на факте, „воочию“, в достаточной степени, что внеклассовой науки, которую они так ярко защищали на съезде, фактически не существует. Если ставить вопрос о том, удалось ли нам изменить основные установки у иностранных специалистов, то за очень небольшим исключением на последний вопрос придется ответить скорее отрицательно (взгляды проф. Ляи сформировались, естественно, не на съезде и не о нем идет здесь речь).

Но все же иностранцы у нас кой чему научились и обогатили свои знания рядом новых постановок проблем. Интересен в этом отношении ряд статей о съезде, появляющихся в иностранной прессе, авторами которых являются участники съезда. Некоторые из них отмечают хорошую постановку научно-исследовательской и практической работы ряда психотехнических и-тов и лабораторий Москвы, в частности постановку работ на желдорсжном и городском транспорте. (Ст. Трамма в „Berliner Tageblatt“ от 30/IX 31 г.), но имеется и ряд статей „злопыхательского“ характера.

Так, Henning поместил в „Danziger Neueste Nachrichten“ от 28/IX 1931 г. солидную статью „Русская душа, как ее оценивают психологи всех стран“. Автор не находит других слов для советских граждан, как название „азиаты“. Он неревирает основные вещи, услышанные им на съезде и в беседах с представителями правительства СССР, с явной целью скомпрометировать научную мысль СССР. Так, например, идею соцсовместительства Henning излагает вульгарноупрощенчески так: „Нынешний рабочий физического труда может быть будет некоторое время выполнять обязанности математика, изобретателя (!?МЮ) или управляющего больницей. Нельзя сомневаться, что нынешний профессор лучше' знает свою специальность и привык к ней. Но кто привыкает, тот бюрократизируется—лучше давайте врашать подвижную сцену после первого акта (!? МЮ)“. (Сколько можно сказать злой иронии и в тоже время нарочитого вранья и благоглупости! (МЮ). Я хочу сказать, что в его лице мы имеем врага даже может быть более заклятого, чем до его приезда в СССР. Слишком расходится с его мировоззрением все то, что он увидел и услышал в СССР. Н& и трудно, было ожидать иного. Статья Шперберга „О загнивающей капиталистической психотехнике^[1], присланная из Берлина редакции ,,Известий“, и статья Henning’a „О русских азиатах“ воспринимаются как сами Особою разумеющиеся. Предполагать, что съезд „осоветит“ большинство иностранных делегатов, значило бы не понимать основных причин расхождения советских и зарубежных психотехников, значило бы уподобиться Гольдшейдеру, который считает, что психотехника в состоянии влиять на ликвидацию противоречий двух миров—капиталистического и социалистического.

К итогам съезда, чрезвычайно важным для нас, относится также осознание необходимости фактической перестройки всей нашей практической работы, которая действительно вытекала бы из принципов диалектического материализма, о котором мы еще пока больше говорим, чем учитываем в нашей каждодневной работе. Пронизать принципом диалектического материализма не только наши основные установки, но нашу практическую работу—это неотложная задача сегодняшнего дня, к реализации которой мы должны приступить такими темпами, чтобы уже на ближайшем международном психологическом съезде в Копенгагене (1932 г.) мы нашими экспериментальными работами могли бы иллюстрировать наши специфические теоретические установки.

Заканчивая информацию о съезде, нужно отметить, что иностранцы не преувеличивали, говоря о блестящей организации данной конференции. Обслуживание делегатов, точное выполнение регламента, передача докладов на 4 языках, что давало возможность активного участия абсолютно всем делегатам съезда, интереснейшие для иностранцев, по их отзывам, экскурсии—эти моменты нужно поставить в большую заслугу организаторам съезда.                           .                                        

About the authors

M. A. Yurovskaya

Author for correspondence.
Email: info@eco-vector.com
Russian Federation, Moscow

References

Supplementary files