Allergic and anaphylactic processes in infectious diseases

Abstract

The problem of allergy and its role in the immuno-biological changes of the body are enormous, which explains the intense attention of scientific thought that has been and is being paid to this problem. The state of hypersensitivity of the organism and, in particular, anaphylaxis at the beginning of his study seemed a paradoxical phenomenon, sharply different and diametrically opposite to the state of immunity.

Full Text

Проблема аллергии^[1]⁾ и ее роль в иммуно-биологических изменениях организма громадны, откуда понятно то напряженное внимание научной мысли, которое уделялось и уделяется этой проблеме. Состояние сверхчувствительности организма и, в частности, анафилаксия в начале его изучения казалось парадоксальным явлением, резко отличным и диаметрально противоположным состоянию иммунитета. С углублением наших знаний в этой области былые резкие грани до некоторой степени стерлись и, хотя еще очень далеко до полного понимания интимной сущности указанных явлений, все же мы должны признать, что они тесно связаны с иммунитетом, являясь выражением защитной реакции организма на самые разнообразные раздражения, будь то чужеродный белок, бактерии и целый ряд веществ, как обладающих, так и не обладающих антигенными свойствами.

Для ясности дальнейшего изложения я позволю себе несколько остановиться на самом понятии аллергии и анафилаксии.

Творцом слова и понятия „аллергия“ является Pirquet, который понимал под аллергией состояние измененной реактивности организма, происшедшее или под влиянием перенесенного инфекционного заболевания, или благодаря искусственной предварительной обработке организма чужеродным ему веществом.

Типичным примером измененной реактивности организма на один и тот же раздражитель является вакцинация. Как известно, при первичной прививке оспы местные явления наступают через 3—4 дня, протекают довольно бурно и ведут к образованию пустул, заживающих рубцом. При ревакцинации обычно наблюдается другая картина: местные явления появляются раньше, но бывают значительно слабее выражены, чем при первой прививке оспы.

Ту же самую измененную реактивность организма, но в смысле усиления ее, можно видеть при повторных инъекциях сыворотки. В зависимости от интервала между этими инъекциями инкубационный период сывороточной болезни резко укорачивается—до 3—4 дней вместо 8—12 дней (ускоренная реакция), или же он совершенно отсутствует (немедленная реакция)—в тех случаях, когда промежуток между инъекциями сыворотки был небольшим. Мало того, при повторном введении сыворотки сывороточная болезнь очень часто протекает более бурно, сопровождаясь колляпсом. Таких клинических примеров, поясняющих основную мысль Pirquet, можно было бы привести много. Приведенные примеры говорят нам, что организм под влиянием первичного воздействия на него раздражителя (в наших примерах—вакцины, чужеродной сыворотки) на повторное введение этого же вещества реагирует значительно быстрее, он как бы сенсибилизирован им. И не только характерно значительное укорочение срока наступления реакции, но и сама реакция может меняться как в количественном, так и в качественном отношении, как в сторону плюса, так и минуса, т. е. сверхчувствительности и нечувствительности, иммунитета. Эти изменения реактивности могут быть чрезвычайно разнообразны. На первый взгляд отсутствие реакции на токсин у лиц, обладающих антитоксическим иммунитетом, свидетельствует о быстро наступающей реакции организма, в смысле ускоренной продукции антитоксина и быстро наступающей нейтрализации введенного токсина, т. е. такая измененная реактивность иммунного организма на токсин тоже должна быть отнесена к аллергическому состоянию в смысле Pirquet.

С течением времени основное понятие, данное Pirquet оо аллергии, было изменено и расширено. Так, Doerr и целый ряд других авторов относят к аллергии повышенную чувствительность к веществам не только антигенного, но и неантигенного характера (медикаменты, пищевые вещества и пр.), то-есть явления т. наз. идиосинкразии. Некоторые лица—идиосинкратики-обнаруживают высокую чувствительность на введение веществ (медикаментов, пищевых веществ и пр.), совершенно безвредных для других лиц. Эта высокая чувствительность проявляется определенным симптомокомплексом, причем последний не стоит ни в какой зависимости от фармакологического действия вызвавшего его вещества. Говоря кратко, симптомы эти таковы: появление крапивницы, зуда, гэморрагий на коже, воспалительных явлений слизистой носоглотки и конъюнктивы глаза, нарушения функции желудочно-кишечного тракта—рвота, понос и пр. Все перечисленные симптомы являются вместе с тем характерными признаками т. наз. аллергического симптомокомплекса, что и дало повод рассматривать идиосинкразию, как аллергическое состояние, как аллергию. Как известно, клиническими признаками аллергического симптомокомплекса являются следующие:

а) общие симптомы: колебания t° (особенно понижение ее), понижение кровяного давления, колляпс, шок, судороги:

б) симптомы со стороны кожи: крапивница, отек Quincke, чес, гэморрагии;

в) симптомы со стороны слизистых оболочек: чихание, насморк, конъюнктивит, спазмы бронхов;

г) желудочно-кишечные расстройства: рвота, понос;

д) со стороны крови: лейкопения, эозинофилия, гэмокластический криз;

е) со стороны сосудистой системы: понижение кровяного давления, паралич вазомоторов. Как видно из этого перечня, клинические проявления идиосинкразии входят, как часть в целое, в картину аллергического симптомокомплекса.

Резюмируя сказанное, можно дать следующее определение аллергии: аллергия—это состояние повышенной специфической реактивности организма, частью прирожденное, частью приобретенное, по отношению как к антигенным, так и к неантигенным веществам (Каmmеrеr). На введение этих веществ аллергичный индивидуум отвечает определенным аллергическим симптомокомплексом, который не стоит ни в какой зависимости от первичного ядовитого действия аллергена, если он таковым обладает. Между картиной отравления, характерной для данного яда, и аллергическим симптомокомплексом нет ничего общего. В том случае, если аллергическое состояние проявляется по отношению к веществу, обладающему антигенными свойствами, то принято говорить об анафилаксии, основным признаком которой, в отличие от других аллергических состояний, является механизм ее происхождения: нужно считать твердо доказанным, что в основе ее лежит протекающая в организме реакция между введенным антигеном и образовавшимися по отношению к этому антигену антителами. Таким образом анафилаксия большинством авторов рассматривается, как частный случай аллергии, как повышенная чувствительность, характеризующаяся определенным симптомокомплексом на повторное введение белковых веществ, обладающих антигенными свойствами. Эта измененная реактивность может быть искусственно вызвана только путем предварительной обработки индивидуума тем или другим белковым антигеном. Ранее считалось, что только протеины обладают анафилактогенными свойствами, т. е. что только белки обладают способностью вызывать в организме образование специфических анафилактических противотел, с которыми протеины вступают в реакцию (связывают их как in vivo, так и in vitro). Однако работами Obemeуr’а и Рісk’a, Landsteiner’а, Avery, Heideiberg’a и др. было доказано, что целый ряд веществ,—липоиды, полисахариды, некоторые химические вещества,—обладают способностью связывать соответствующие антитела, вступать с ними в реакцию, хотя сами перечисленные вещества не могут вести к образованию в организме противотел; отсюда название—неполные антигены или гаптены (Landsteiner). Последние могут стать полными антигенами, если их искусственно соединить с белком, или если они естественным путем соединились с ним; в таком случае они не только обладают способностью связывать антитела, но и ведут к образованию их в организме, т. е. приобретают все свойства полных антигенов.

Я не буду останавливаться на оригинальной и очень интересной классификации состояний повышенной чувствительности организма, которую предложил американец Соса. Эта классификация не может еще считаться общепризнанной, и по поводу ее ведутся горячие дебаты. В настоящем обзоре я придерживаюсь классификации Bansen’a, в основе которой лежит классификация Doerг’а:

Аллергия

А) по отношению к антигенам, способным к размножению (антиинфекционный иммунитет

Б) по отношению к веществам, не могущим увеличиваться, размножаться:

• неантигены: некоторые лекарственные вещества, органические и неорганические химические вещества;
• неполные антигены (гаптены): протеиды, липоиды, полисахариды, некоторые лекарственные «вещества, некоторые органические химические вещества (реакция антиген-антитело)

В) полные антигены:

• протеины (истинная анафилаксия).
• токсины (реакция антиген-антитело).

Переходя к изложению проявлений аллергически-анафилактических состояний при инфекционных заболеваниях, нужно оговориться, что необходимо крайне осторожно переносить данные эксперимента на животных на патологию человека. Кажущееся сходство не дает еще нам права говорит о тождестве явлений, об одинаковой их сущности. Правы те авторы, которые говорят, что проблема аллергии и, в частности, ее проявлений при инфекционных заболеваниях еще далеко не выяснена. Окончательные выводы здесь еще только намечаются.

Несмотря на все разнообразие клинической картины инфекционных заболеваний, можно подметить общие черты для них, а именно, наличие инкубационного периода, температурной реакции и экзантемы при сыпных заболеваниях. Вполне понятно, что помимо этих общих для всех инфекционных заболеваний черт, каждая инфекция имеет свои особенные, свойственные только ей признаки в зависимостм от избирательного токсического воздействия, обусловленного биологическими особенностями возбудителя и специфичностью ядовитых веществ, им сецернируемых, от локализации болезненного процесса и т. д.

Если присматриваться к этим разнообразным признакам, именно к тем из них, которые с определенной закономерностью повторяются при всех сыпных инфекционных заболеваниях, то невольно бросается в глаза, что эти признаки наблюдаются не только при инфекциях, но и в группе аллергических заболеваний, типичным примером которых является сывороточная болезнь. Среди клинических проявлений сывороточной болезни обращает на себя внимание наличие у ней определенного инкубационного периода, высыпания на теле, подчас очень напоминающего коревое высыпание, температурной реакции, поражения суставов, характерного изменения картины крови и т. д. Вообще имеется много общих клинических черт у сывороточной болезни с инфекционными заболеваниями. Тем не менее мы хорошо знаем, что сывороточная болезнь не есть инфекция. Сталкиваясь с таким поразительным сходством клинических проявлений, невольно приходишь к мысли, не лежит ли в основе их один и тот же механизм. И действительно, целый ряд авторов —в том числе и Ріrquеt—проводят аналогию между сывороточной болезнью и инфекционными заболеваниями.

Pirquet был первым, высказавшим мысль, что сущность инкубационного периода сводится не к тому, чтобы за это время возбудитель заболевания успел размножиться, и тем самым был бы перейден порог раздражения, а к тому, что за время инкубации организм сенсибилизируется к бактериальному антигену, вырабатывая соответствующие специфические противотела. И только тогда, когда последние образовались в достаточном количестве, когда таким образом внутри организма создалась необходимая предпосылка для наступления реакции антиген-антитело,—только тогда наступают острые клинические явления, характеризующие вообще инфекционное заболевание.

Таким образом, по воззрению Pirquet, острые явления инфекционных заболеваний до некоторой степени аналогичны анафилактическому шоку у экспериментальных животных. Ріrquеt подчеркивает, что инкубационный период при некоторых инфекциях (корь, оспа, коклюш)—тот же, что и при сывороточной болезни.

Friedbеrgеr идет еще дальше и склонен объяснять почти все проявления инфекционных заболеваний анафилактическими процессами, именно, действием анафилатоксина, т. е. того яда, который, по его мнению, возникает при парентеральном расщеплении бактерийного антигена под воздействием образовавшихся в организме антител к этому антигену и при участии комплемента. При медленном и неполном расщеплении антигена промежуточные продукты его распада, оказывают ядовитое действие. Kriеdbсrgеr говорит, что анафилаксия есть ничто' иное, как крайняя и острая форма инфекции, а инфекция - это смягченная и замедленная форма анафилаксии. В своих совместных с Mita экспериментах на анафилактичных морских свинках, варьируя дозу антигена и способ введения ого опытным животным, этот автор мог получить и разнообразные температурные реакции, очень близко напоминающие разнообразные типы температурных кривых при различных инфекционных заболеваниях человека. Этот интересный взгляд Friedberger’а на инфекцию, как на исключительно - анафилактическое состояние, совершенно отодвигает на задний план другие биологические особенности возбудителя. как, напр., действие токсина и эндотоксина. В той сложной картине, какую мы имеем при инфекционных заболеваниях, в сложных иммуно - биологических изменениях в организме под влиянием инфекции, все эти факторы, несомненно, имеют место, действие их наслаивается друг на друга, и мы не можем всегда точно разграничить их.

Neufeld и Dо1d, Pfeiffer и Веssа и придерживаются того взгляда, что наряду с анафил актовой ном и истинные токсины и эндотоксины являются реальными и специфическими факторами инфекционных заболеваний. Целый ряд. других авторов совершенно отрицает участие анафилатоксина при инфекционных заболеваниях. Wasserniаnn и Doerr идут еще дальше, отрицая вообще возможность получения анафилаксии к бактериальному антигену. Возражения их в главном сводятся к следующему: во-первых, бактерийный протеин в большинстве случаев по своему химическому строению есть низко-молекулярный белок и, как таковой, не может вызвать анафилаксии, так как отличительной чертой белковых анафилактогенов, т. е. веществ, могущих вызвать анафилаксию, является высокомолекулярная структура белковой молекулы; во-вторых, у человека вообще нельзя вызвать анафилактического состояния.

На это можно, однако, возразить следующее: общепризнано, что путем иммунизации животных бактерийными протеинами можно получить преципитирующие сыворотки, т. е. сыворотки, дающие осадки с соответствующим антигеном, а, как известно, большинство ученых склонны рассматривать преципитины и анафилактические антитела, как идентичные вещества. Как раз сторонником такого взгляда и является Doerr. Далее, то возражение, что у человека вообще нельзя вызвать анафилактического состояния, нам кажется достаточно опровергнутым работами Hooker’а, Рark’а, Маkaj, Hustin’a, Tоnielli, Bieberstein’a и др. которые показали, что можно внутрикожными или внутримышечными инъекциями чужеродной сыворотки человеку сенсибилизировать его и вызвать состояние повышенной чувствительности к повторному введению сыворотки, т. е. сделать его. анафилактичным.

Втечение инфекционного заболевания имеется полная возможность сенсибилизации организма бактерийными протеинами. Вопрос лишь в том, как проявляется эта сенсибилизация, насколько велико участие этого фактора в клинической картине заболевания. Какими же мы располагаем методами для доказательства действительного существования аллергически-анафилактических состояний при инфекционных заболеваниях? Кроме тех умозрительных заключений и отчасти аналогий с экспериментальной анафилаксией у опытных животных (Friedberger, Pirquet), о которых мы уже упоминали, в нашем распоряжении остаются наблюдения над ответной реакцией больных и выздоровливающих на парентеральное введение им продуктов жизнедеятельности бактерий, бактерийных протеинов (токсины, вакцины), и отчасти наблюдения над изменением картины крови. К анализу этих реакций я и перейду.

Выпадение реакции Schiсk’а и Dick’a (на внутрикожное введение соответствующего токсина) при дифтерии и скарлатине,—как правило, слабо-положительное в начале заболевания и отрицательное при выздоровлении,—говорит об измененной реактивности организма к токсину, т. е. об аллергическом состоянии, обусловленном наличием антитоксического иммунитета и возникшем, как следствие перенесенной инфекции. Аллергия по отношению к истинным токсинам (дифтерийному, столбнячному, дизентерийному, ботулизма) хорошо изучена на опытных животных. Нечувствительность или пониженная чувствительность к введению соответствующего токсина, несомненно, связана с наличием антитоксического иммунитета. Таким образом и сущность, и механизм этого состояния ясны. Несколько сложнее обстоит дело с повышенной чувствительностью к токсину, которая может наблюдаться и при наличии в соках испытуемого организма большого количества антитоксина. Я не буду впрочем останавливаться на этом вопросе, ибо это не входит в мои задачи,—замечу только, что здесь, по всей вероятности, дело идет об измененной повышенной реактивности к токсину важных для жизни организма клеток (Doerr).

Очень интересны наблюдения Zöller’a над изменением реактивности кожи человека при интракутанных инъекциях антитоксина, т. е. токсина, подвергшегося продолжительному воздействию формальдегида и высокой температуры, в результате чего он теряет свои токсические свойства, сохраняя антигенные. Положительное выпадение этой пробы зависит не от действия токсина, так как токсичность, благодаря соответствующей обработки препарата, им утеряна, а зависит от воздействия протеинов дифтерийной палочки; за это говорит то обстоятельство, что тот же самый результат получается, если внутрикожно вводить взвесь убитых дифтерийных палочек. Положительная кожная реакция на протеин дифтерийных палочек, по всей вероятности, свидетельствует о том, что данный субъект уже был в контакте с антигеном (дифтерийной палочкой) и сенсибилизирован ею, аллергичен к дифтерийному протеину. Так трактуют эту реакцию сам Zöller и ряд других авторов. Следовательно, заболевание дифтерией или даже только продолжительный контакт с дифтерийной палочкой, в виде бациллоносительства, ведет, с одной стороны, к образованию в организме антитоксического иммунитета и, следовательно, к нечувствительности к токсину (отрицательное выпадение реакции Schick’a), а с другой —к повышенной чувствительности к бактерийному белку.—мы бы сказали, к анафилаксии, о чем свидетельствует положительная анатоксин-реакция.

В остром периоде кори, как известно, исчезает кожная чувствительность больных к туберкулину и вакцинам с тем, чтобы с выздоровлением опять восстановиться. Вessа и ставит в прямую связь исчезновение кожной чувствительности коревых больных с тем, что коревой яд по меньшей мере отчасти имеет анафилактический характер. Острый период кори, таким образом, по мнению Be s s ан, близко напоминает состояние антианафилаксии у экспериментальных животных, при которой гаснет кожная чувствительность к анафилактогену.

Общеизвестен, далее, факт исчезания кожной чувствительности к соответствующим вакцинам в остром периоде заболевания при целом ряде инфекций: брюшном тифе, скарлатине, стрептококковом сепсисе, пуерперальных заражениях (Le Vaditі, Fanconi, Аристовский, Агафонов, Желтенков, Глухов и др.). Мы полагаем (как это видно из нашей совместной с профессором В. М. Аристове к им работы «О кожной чувствительности скарлатинозных к стрентовакцине»), что кожная чувствительность исчезает главным образом к вакцинам, приготовленным из микроорганизмов, имеющих этиологическое значение для данного заболевания. При выздоровлении, наоборот, наблюдается повышенная кожная чувствительность к тем же вакцинам.

Мы склонны объяснять сущность этих реакций не действием эндотоксина (как то делают Глухов и Szirmay), а анафилактическим состоянием больного, сенсибилизированного к соответствующим бактерийным протеинам. Состояние повышенной чувствительности кожи животного к определенному анафилактогену, как это вытекает из нашей экспериментальной работы о местной анафилаксии, вместе с тем свидетельствует и о наличии повышенной чувствительности всего организма к тому же антигену, т. е. существует довольно тесный параллелизм между кожной и общей чувствительностью к анафилактогену. Если признать повышенную кожную чувствительность инфекционного больного к соответствующей вакцине в период выздоровления, как проявление местной анафилаксии то отсюда логически вытекает, что эта чувствительность должна быть специфичной.

В отечественной литературе мы находим указания ряда авторов (3иликина, Кудирко, Ионина и Козьмина и др.) на отсутствие специфичности при подобного рода явлениях. Не вдаваясь в обсуждение этого чрезвычайно интересного вопроса, мы здесь ограничимся лишь указанием на то, что в сложных явлениях, сопровождающих иммуно-биологические реакции, в особенности при наблюдении их на живом организме, почти всегда играют видную роль факторы неспецифического порядка, которые то в большей, то в меньшей степени затушевывают картину специфичности. Всякий антиген, помимо своих специфических свойств, обладает и неспецифическим действием, а организм, в свою очередь, отвечает на действие антигена как в специфическом, так и неспецифическом направлении (Аристовский).

Исчезновение в остром периоде инфекционного заболевания кожной чувствительности к соответствующей вакцине, а может быть, и к целому ряду других вакцин, можно объяснить таким образом, что в это время организм наводнен антигеном, следовательно, анафилактические антитела находятся в связанном состоянии, и на новое введение антигена организм уже не реагирует, так как антитела израсходованы (Levaditi). Наблюдения над состоянием кожной чувствительности при инфекционных заболеваниях к соответствующим бактерийным протеинам (к вакцинам) позволяют нам проводить аналогии с состоянием кожной чувствительности анафилактичных опытных животных (морских свинок) к соответствующему анафилактогену. При наших опытах с десенсибилизацией анафилактичных морских свинок мы могли убедиться, что животные, которым мы ввели большие количества антигена внутрибрюшинно или в вену, и которые пережили анафилактический шок, теряли кожную чувствительность к соответствующему антигену, или эта чувствительность значительно ослабевала; затем, в дальнейшем, через сравнительно короткий срок (несколько дней) их кожная чувствительность опять постепенно восстанавливалась. Аналогичные явления мы констатируем и у человека: здоровые люди, как правило, все без исключения положительно реагируют на интракутанное введение им стрептовакцины, что можно объяснить предшествующей сенсибилизацией их к стрептококкоку, которая неизбежно должна была наступить при постоянном интимном сожительстве его с человеком. По лишь только наступает заболевание скарлатиной, в первые дни заболевания кожная чувствительность скарлатинозных больных к стрептовакцине исчезает с тем, чтобы с выздоровлением не только восстановится, но и значительно усилиться.

Очень интересна попытка аллергического анализа скарлатины и кори, которою сделал Schiff в своей работе. На основании исследования крови при упомянутых заболеваниях он нашел, что число кровяных пластинок и эритроцитов и отчасти свертываемость крови претерпевают при этом изменения, характерные для анафилактического состояния. Эти изменения очень напоминают изменения крови при сывороточной болезни. В своих совместных с Matyas’oм исследованиях Schiff констатировал при скарлатине и кори в известные периоды заболевания резкое увеличение числа тромбоцитов и уменьшение—эритроцитов. Существует лишь различие во времени появления и продолжительности этих изменений. При кори и сывороточной болезни наступление их тесно связано с периодом высыпания, а затем они скоро проходят; при скарлатине же они появляются лишь после окончания острых явлений, в периоде выздоровления, и держатся довольна долго. Schiff объясняет это различие тем, что при кори неизвестный virus быстро погибает и выводится из организма, при скарлатине же, наоборот, он долго остается в жизнедеятельном состоянии у выздоравливающего, и тем самым поддерживается аллергическое состояние организма. Описанные Schiffoм изменения крови при скарлатине и кори близко подходят к позднее описанному Wіdаl’ем, т. наз. гэмокластическому кризу. Этот криз многие авторы считают заявление, характерное для анафилактического состояния. Работы Schiff’a можно отнести, таким образом, к тому крайне интересному течению научной мысли, которая скарлатину рассматривает, как классическую картину анафилактического заболевания. Сторонницей такого взгляда является немецкая школа (Kretschmer. Glаnzmаn и др.). Esсherісh и Schick возникновение последующих скарлатинозных осложнений (нефрит, аденит) считают обусловленными аллергическим состоянием скарлатинозных больных.

Что касается хронических инфекционных заболеваний, то tbc является особенно ярким примером, где на сцену выступают явления аллергического состояния. Особенности иммунитета при tbc, его лабильность кладут отпечаток и на проявление аллергии при этой инфекции. Реакция па туберкулин, как показатель иммуно-биологических изменений в инфецированном the организме, свидетельствует об аллергическом состоянии последнего. Большинство авторов чувствительность к туберкулину tbc организма рассматривают не как явление, аналогичное с чувствительностью к белку при анафилаксии, а как феномен sui generis. Вessau, разделяя упомянутый взгляд, все же думает, что в результате реакции между туберкулином и tbc тканью возникает яд, который он относит к анафилактическому яду. Hayek в своей блестящей монографии „Проблема туберкулеза“ высказывает взгляд, что туберкулиновая чувствительность tbc организма по своей сущности является анафилактическим процессом. Он говорит, что состояние повышенной чувствительности при tbc является проявлением защитной реакции организма на. tbc инфекцию. Под воздействием защитных сил организма происходит расщепление tbc антигена, причем, если это расщепление протекает медленую и неполно, то образуются промежуточные продукты распада, оказывающие ядовитое действие подобно тому, как это имеет место при парентеральном переваривании белка (Wеісhаrd, Schittenhelin). Спор о сущности туберкулиновой реакции,— о том, что эта реакция, в известных пределах, отображает аллергическое состояние инфецированного tbc организма, далеко еще не закончен; но насколько целесообразна и продуктивна постановка вопроса об аллергических изменениях при tbc инфекции, свидетельствуют хотя бы работы Rаnkе, так много давшие для понимания клиники tbc.

Еще менее разработан вопрос об аллергических изменениях при другой хронической инфекции —lues’e. Очень интересны наблюдения над внутрикожным введением люетина—взвеси убитых Sp. pallida. Noguchi, Lauterstend, Planer, Гельтцер и другие считают эту реакцию строго-специфичной, дающей положительный результат только у сифилитиков.

Из нашего обзора видно, что в литературе накопляется все больше и больше фактов, свидетельствующих о наличии при инфекционных заболеваниях—как острых, так и хронических,—аллергически-анафилактических процессов. Правда, мнения различных авторов о размерах и роли этих процессов как в патогенезе, так и в клинической картине инфекционных заболеваний подчас еще резко расходятся: достаточно указать здесь с одной стороны на Fгiеdbегgег’а, который весь симптомокомплекс инфекционных болезней сводит к явлением анафилаксии, а с другой—Dоеrr’а, Wassеrmаnn’а и др., которые за этими явлениями не признают никакой роли. Эти две крайние точки зрения едва ли можно примирить в настоящее время, и мы хотели бы в заключение указать только на то, что теоретическое изучение инфекционных болезней под углом зрения Fгiеdbеrgеr’а принесло уже свои плоды, и не только в смысле чрезвычайно интересной интерпретации отдельных фактов, но и в чисто-практическом отношении у постели больного человека. Исходя именно из представления об аллергическом состоянии организма, в котором он находится под влиянием инфекции, мы применяем у постели больного человека ряд методов как для диагностики, так и для лечения заболевания. Для выявления аллергического состояния больного практически применяется, во-первых, метод т. наз. пассивной анафилаксии, когда с сывороткой исследуемого субъекта состояние анафилаксии переносится на морскую свинку, у которой затем исследуется ее отношение к соответствующему антигену; во-вторых, наиболее простым способом является метод внутрикожных инъекций, которые находят все большее и большее применение.

Наличность реактивных явлений на бактерийный протеин при внутрикожном введении его по целому ряду вышеприведенных нами соображений позволяет рассматривать эти реакции, как проявление местной анафилаксии. Правда, пока еще отсутствует ряд доказательств, которые позволили бы нам окончательно высказаться за анафилактическую природу этих реакций, в основе которых, как было сказано выше, лежит реакция антиген-антитело, ибо далеко еще не во всех случаях доказано наличие, соответствующих противотел у лиц, дающих положительную реакцию на тот или другой бактериальный протеин. Нужно признаться также, что попытки привести такого рода доказательства методом пассивной передачи кожной чувствительности к бактерийному протеину на нечувствительных лиц далеко не всегда оказывались удачными. С другой стороны, однако, нельзя не указать на некоторые факты, которые как будто достаточно убедительно указывают на роль специфических противотел в механизме происхождения внутрикожных реакций. Так, напр., Szігmоs доказал, что можно погасить кожную чувствительность к стрептовакцине у лиц высокочувствительных к ней путем предварительной обработки этой вакцины сывороткой тех же самых чувствительных к ней субъектов. Смесь вакцины и сыворотки у таких лиц после содержания ее втечение некоторого времени в термостате уже не дает кожных реакций у высокочувствительных к вакцине лиц; следовательно, в сыворотке у них должны находиться какие-то противотела к вакцине, нейтрализующие ее действие.

Путь, по которому идет научная мысль для разрешения проблемы аллергии, т. о. намечен.

Для целого ряда заболеваний, каковы сенная лихорадка, отчасти бронхиальная астма, вазомоторный ринит и др., строго доказана их аллергическая сущность. Эти заболевания обусловлены сенсибилизацией организма тем или другим аллергеном, при контакте организма с которым наступает типичный припадок заболевания. При этом путем внутрикожных проб можно определить, какой именно аллерген является виновником болезни, и не только найти его, но и достигнуть полного излечения болезни повторными инъекциями минимальных, осторожно повышаемых доз аллергена, т. е. десенсибилизируя организм.

Поскольку и при инфекционных заболеваниях мы имеем дело, хотя бы отчасти, с явлениями аллергического порядка, невольно и здесь напрашивается мысль применить метод десенсибилизации с лечебной целью. Можно даже сказать, что фактически десенсибилизацией, как лечебным методом, клиника давно уже пользуется при некоторых инфекциях. Есть основание думать, что, например, вакцино-и протеинотерапия брюшного тифа имеет в своей основе именно десенсибилизацию организма. В чрезвычайно интересной работе Rusznyák и Korányi мы находим, между прочим, следующее толкование лечебного эффекта протеинотерапии брюшного тифа: „Под влиянием небольших, парэнтерально введенных доз белка у больного наступает десенсибилизация к протеину тифозной палочки, и таким образом организм выводится из состояния повышенной чувствительности, которая лежит в основе клинических явлений болезни, в частности лихорадки; клетки организма теперь, несмотря на наличность тифозных бацилл, более уже не реагируют на их присутствие“. Таким образом, но мнению названных авторов, применяя метод десенсибилизации организма, в виде протеинотерапии, при инфекционных заболеваниях, мы вправе расчитывать на исчезновение тех болезненных явлений, в основе которых лежит аллергическое состояние организма.

Проблема аллергии стала актуальным вопросом. Нам думается, что дружные усилия научной мысли как теоретиков, так и клиницистов дадут много нового в этой области и в частности для терапии инфекционных заболеваний, а также подведут прочный теоретический фундамент под вакцинотерапию а, быть может, и под неспецифическую протеиновую терапию, как методы десенсибилизации организма.

¹ Пробная лекция на соискание звания приват-доцента, прочитанная 23 мая 1928 г. в заседании Совета гос. Института для усовершенствования врачей.