The medical and health crisis in Germany

Abstract

If you get acquainted with the numbers characterizing the medical healthcare institutions in Germany and their work, judging about medicine and healthcare in Germany by external signs and digital indicators, you get the impression of great well-being and a flourishing state.

Full Text

Если познакомиться с цифрами, характеризующими медицинские здравоохраненческие учреждения Германии и их работу, если судить о медицине п здравоохранении Германии по внешним признакам и цифровым показателям, то создается впечатление большого благополучия и цветущего состояния.

В Германии имеется 24 медицинских факультета, свыше 10000 студентов медпков, около 50.000 врачей, 4.500 лечебных заведений разного типа с числом коек приблизительно в 500.000 и значительное число санаторий. Выпускается ежегодно большое количество научных работ. Ежемесячно выбрасывается на рынок много новейших фармацевтических препаратов, широко рекламируемых не только в общей, но и в медицинской прессе.

Если ближе познакомиться с тем, что представляет собою медицинская наука в Германии, если глубже взглянуть на то, что делается в стенах высших медицинских школ, если внимательно изучить систему медицинской помощи населению, если присмотреться к тому, что представляет собою медикаментозный потоп, то предстанет совсем другая картина.

За внешним благополучием, кажущимся цветущим состоянием и полнокровием перед нами предстанет тяжелый недуг, поразивший медицинскую науку и дело здравоохранения Германии.

Верно ли это утверждение? Не является ли это преувеличением со стороны советского врачана блюдателя?

Медицинская наука и здравоохранение Германии действительно переживают тяжелейший кризис, они поражены тяжелой болезнью уже давно,это— явление не только сегодняшнего дня, обусловленное исключительным по своим размерам и тяжести экономическим и политическим кризисом[1] обо всем этом мы можем судить на основании заявлений виднейших представителей медицинской науки Германии, заподозрить которых rклевете на буржуазную науку и здравоохранение нельзя.

В течение ряда послевоенных лет в немецкой медицинской прессечасто появляются статьи и выпускаются книги, лейт мотивом которых является следующее утверждение: медицинская наука, медицинское образование, дело здравоохранения переживают тяжелый кризис, они стоятперед крахом; для того, чтобы их спасти, нужны поиски новых путей иначе они обречены на неминуемую гибель. Таковы выступления Аsсhner’a, Bier’a, Sauerbruch’a, Lieck’а и др. Если за последние год-полтора эти выступления стали реже, то не потому, что положение изменилось к лучшему, а наоборот, общая экономическая катастрофа, кризис всей капиталистической системы, грозящей рухнуть в любой момент, отодвинули на задний план вопрос о кризисе науки.

Где же корни кризиса?

Не подлежит сомнению, что кризис медицины отображает кризис всей капиталистической системы.

Кризис медицины, как науки—это кризис мышления, методологии. 

Действительно, для медицинской мысли Германии характерно либо полное игнорирование необходимости методологии, отказ от философии, как не имеющей ничего общего с медициной, либо различные философские системы, часто представляющие смесь самых разнообразных, нередко взаимоисключающих взглядов и положений.

Для многих ученых Германии характерен эмпиризм. Врач исследователь не идет дальше своих наблюдений, опыта. Он проделывает сотни экспериментов, описывает их, но ограничивается только констатацией наблюдения. Он не в состоянии понять собранный им материал, обобщить, ибо у него нет руководящей идеи. Он путается в столь характерном для биологии сложном комплексе взаимодействующих процессов. Вот почему он либо совсем отказывается от анализа и обобщения собранного материала, либо, находясь в плену метафизического мышления,делает ложные заключения и выводы.

Второе распространенное направление—это механицизм. Механисты пытаются свести все многообразие биологических процессов к простым физико-химическим законам, а так как это далеко не всегда удается, то они приходят к агностицизму. Они договариваются до непознаваемости вселенной, до утверждения, что вскрыть сущность и содержание изучаемых биологических процессов можно только до определенного предела, что дальше наступает мир непознаваемого, и этим самым они прокладывают мост к идеалистам. Вульгарный механистический материализм перерастает неизбежно в идеализм, мистицизм, признание божественного.

Вспоминаю слышанное мною выступление известного немецкого физика Шредингера: „Да, было время, заявил он, когда мы противопоставляли науку религии, как нечто несовместимое. Теперь мы убедились в том,что это неправильно, ибо наши знания имеют свой предел. Мы можем об‘яснить, понять изучаемые нами явления природы только до определенного предела, дальше этого предела мы не можем пойти, там начинается непознаваемое, которое мы можем выразить только в образах, сравнениях, но не объяснить“.

Механистический материализм все более вытесняется и замещается идеализмом всех сортов и оттенков вплоть до ничем не прикрытого мистицизма и поповщины, призывов вернуться к религии, к церкви.

Наряду с этими направлениями имеется большое количество эклекти ков, пытающихся, примирить непримиримое, берущих кое-что от механицизма, идеализма и даже диалектического материализма, полагающих, чтоот такого смешения получится нечто цельное, гармоническое. К числутаких принадлежит известный хирург профессор Бир. Он утверждает,что материализм—это уже давно преодоленное и отвергнутое наукой мировоззрение („Dieser Materialismus, der als Weltanschanng längstüberwunden und wissenschaftlich widerlegt ist ), что механицизм это пережиток материализма, бывшего когдато могущественным (die „reinmechanistische Betrachtungsweise, die ja weiter nichts ist, als ein Überbleibsel der hinter uns liegenden Zeit, so ausserordentlich mächtigen Materialismus“). Он объявляет себя поклонником первого диалектика древнего мира—Гераклита и многократно выявляет свою идеалистическую установку. Он однако полагает возможным не противопоставлять одни философские взгляды другим, а создать гармонию путем их синтеза. Теперь мы имеем, пишет он: „Hie Darwinismus, hie Mendelismus, hie Humoralhie Zellularpathologie, hie Allopathiehie Homöopathie“. Такую точкузрения он считает ограниченной (das ist ein beschränkter Standpunkt“).Необходимо, чтобы противоположности создали гармонию, а посему нужно не противопоставление двух противоположных взглядов, а признание того и другого. Он говорит: «Darwinismus und Mendelismus, ZellularundHumoralpathologie, Allopathie und Homöopathie soll es heissen, den erstdie Gegensätze schaffen die Harmonie“.

Философские мировоззрения не должны противопоставляться друг другу,заявляет Бир «Ebenso sollte es nicht in der Philosophie heissen: „hie Mechanismus—hiè Teleologie, hie Kausalität—hie Finalität, sondern Mechanismus und Finalität“.

Эти высказывания проф. Бира дают достаточно яркую характеристику его эклектизма, столь характерного для мировоззрения многих врачей и естествоиспытателей Германии.

Ползучий эмпиризм одних, механицизм других, идеализм третьих и эклектизм четвертых, отсутствие монизма, отрыв медицины от философии и пользование ошибочными философскими системами являются причиной переживаемого медициной тяжелого кризиса.

Каковы же последствия этого хаоса взглядов? Они многообразны, каки причины, их обусловливающие. Отметим хотя бы некоторые моменты: таковыми является чрезмерное увлечение лабораторией и медикаментами,переоценка возможности распознавания сущности патологических процессов, протекающих в человеческом организме, посредством лабораторных методов исследования и возможности воздействия на эти патологические изменения соответствующими медикаментами; чрезмерная специализация,деление человеческого организма на отдельные, мало связанные между собой компоненты, попытки, гл. обр., путем лабораторных методов исследования, установить в каждом случае заболевания те органы или изолированные от всего организма отдельные участки его, которые являются носителями заболевания. Желание воздействовать на больные органы или часть организма, которые считаются носителями болезненного процесса,только медикаментозным лечением, изучение части человеческого организма вне связи его со всем организмом—все эти моменты являются результатом механистического подхода к болезни и больному.

У представителей этого направления практическая лечебная работа нередко принимает уродливые формы. Переоценка лабораторного метода приводит к тому, что у больного производятся многочисленные лабораторные исследования, часто не имеющие никакого отношения к данному заболеванию; делаются многочисленные рентгеновские снимки, электрокардиограммы, химические исследования мочи и крови, различные пробы, пункции и т. д., а сам больной отступает на задний план. Его анамнез, особенно в социальной части, забывается, и врач соприкасается с больным только через посредство счетной камеры, пробирки, рентгена, зондов и т. д., в результате такого подхода ошибочный, нередко ничего общего с жизнью не имеющий диагноз.

Но если излишние лабораторные исследования небезразличны для больного, то преклонение врачей перед медикаментами, вера в их всемогущество уже часто приводит к вредным последствиям. Больной рас осматривается, как реактивная колба, его заболевание—как результат сдвигов физикохимического состава его организма в неблагоприятную для последнего сторону, и дачей медикаментов врач старается этот сдвиг изменить в желательную сторону. Дается одно лекарство, а так как ононе помогает, выписывается второе, третье и так далее до бесконечности,а то и сразу выписывается больному по 3—4 медикамента. Укажем для примера на следующее сообщение проф. фармакологии гейдельбергского университета Hеubnеr’а): в одном немецком университетском городе больной с воспалением легких подвергся следующим лечебным манипуляциям в течение 24 часов: снаружи смазывание иодом и компресс,

внутрь 3 раза Cardiazol, 3 раза дигипурат, 3 раза кодеин, кислородные ингаляции, 2 раза под кожу Ephetonin, 1 раз Anastil; внутримышечно камфарное масло, Transpulmin и Chininurethan—всего 12 куб. с. и наконец 2 раза внутривенно по 10 к. с. виноградного сахара с Cardiazol’ем и Digipurat’oм. Приходится удивляться стойкости человеческого организма, могущего выдержать такое количество медикаментов.

Излишняя специализация приводит к тому, что специалист в поисках за патологическими изменениями в относящихся к его специальности органах нередко находит то, чего на самом деле нет, и просматривает шли не обращает должного внимания на изменения, имеющие место в организме в целом или в „неотносящихся“ к его специальности органах. В том и другом случае страдает больной.

В противовес этому направлению мы имеем другое, утверждающее:назад—к Гиппократу! Медицина не столько наука, сколько искусство.Поменьше лабораторных исследований, побольше наблюдения у постели больного. На чрезмерное увлечение фармацевтическими медикаментами они реагируют объявлением несостоятельности последних и предлагают пользоваться гомеопатическими средствами. По этому скользкому путивдут такие видные ученые, как проф. Бир.

А что представляет собой учение столь уважаемого Биром Ганнеманна? Помимо самой ненаучности основного принципа гомеопатии „лечения подобного подобным, нет никаких обоснований назначения гомеопатами лекарств в разведении 1:10⁶ (т. е. на 1.000.000) или 1 на 10 в 30ой степени, что применялось основоположниками гомеопатии и многими гомеопатами применяется и в настоящее время. Гомеопаты, применяющие столь большое разведение, объясняют предполагаемое действие лекарства тем, что в этом разведении уже не содержатся материальные части лекарства и действие его является духовным.

Другие гемеопаты полагают, что при таких разведениях происходит распад атомов и при этом развиваются большие силы. Это учение получает большое распространение и среди части врачей. Врачи этого направления придают большое значение конституции больного и защитным силам его организма; задача врача. Эти защитные силы учесть и использовать при лечении. В вышеуказанном в достаточной степени сказывается идеалистическая сущность врачей этого направления, в особенности она проявляется в вопросе „о чудесном в учении о лечении“.„(Das Wunder in der Heilkunde). Яркий представитель этого направления др Лик в своих книгах доказывает, что успешно лечить больного можно только воздействием на его душу. Люди сильные духом могут оказать чудесное воздействиена больных, независимо от того, какими средствами они будут пользоваться. „Сила слова, волшебная сила врачебной личности“ („die Macht des Zaubers derärztlichen Persönlichkeit“) еще и теперь, по его мнению, недооценивается. Для доказательства своей мысли Лик приводит следующие факты, с которыми он познакопился, читая работу одного выдающегося (как он пишет) врача о душевном воздействии на ревматические заболевания. „Этот врач мог" 88% всех больныхс Torticollis, Lumbago, Ischias излечивать посредством смазывания слизистой носакокаином. Излечение часто, даже в тяжелых случаях, наступало моментально носле однократного смазывания" ^х).

В доказательство могущественного воздействия врача сильной воли и веры на больного Лек приводит примеры успешного лечения бородавок посредством внушения в университетских клиниках Кенигсберга и Цюриха. (Die Warzenbehandlung durch Suggestion).

Вера врача в избранный им метод лечения, вера больного во врача, кем бы он ни был—человеком с высшим образованием или знахарем—вот где, по мнению Лика, гарантия успешного лечения. „Wissenschaft zersttöreden Zauber; aber das Geheimnis des Lebens sorgt immer wieder dafür, dass das Wunder der Heilung und die Heilung durch das Wunder niemals aufhören“²), т. e. наука разрушаетверу человека, но жизнь всегда заботится о том, чтобы чудо излечения и излечение через чудо никогда не прекратилось“. Здесь, как видите, прокладывается мостк знахарству, здесь врач протягивает руку знахарю и пытается теоретически обосновать знахарство.

Такова точка зрения многих врачей, не только Лика. Мне вспоминается семинарское занятие проф. Гротьяна с врачами (на котором я присутствовал) где проф. Гротьян на вопрос, почему правительство не проводит закона о запрещении знахарства, ответил, что врачи не могут вести энергичную борьбу со знахарством потому, что многие врачи недалеко ушли от знахарства, и гл. обр; потому, что среди знахарей имеются сильные духом люди, которые умеют своим словом сделать больным больше, чем высококвалифицированные врачи.

Но если вера в чудо способна совершить чудо, то естественен вывод, что нѳследует разрушать веру, нельзя отказываться от бога. Врачу бог необходим. В книге „Das Wunder in der Heilkunde“ Лик без всяких стеснений пишет: „Мы нуждаемся в боге, врач нуждается в нем больше всех“. (Wir brauchen Gott, im meisten braucht ihn der Arzte“). Аналогичные рассуждения мы встречаем и у других врачей.

Вот неполная характеристика этих двух направлений и их отличие друг от друга; но они имеют и нечто общее.

Общим для ннх является игнорирование социальной сущности человека, пренебрежение к социальному анамнезу, а тем более к социальному диагнозу и терапии, рассматривание больного вне времени и пространства, как какойто абстрактной сущности.

Эти два направления встречаются наиболее часто, в чистом виде илив разных, сплошь и рядом самых нелепых комбинациях. Естественно, чтоони, базируясь на механизме, идеализме и их сочетаниях, не могли непривести и привели к тяжелому кризису медицины.

Но кризис переживает медицина не только как наука. И медицинскиешколы, где подготавливаются будущие врачи, переживают кризис; они перестали удовлетворять наиболее вдумчивых врачей. Чем это объяснить?

Основная причина—это, конечно, то, что на медицинских факультетах, являющихся центрами медицинской мысли, задающих тон и направление медицине, не мог не отразиться кризис этой науки.

Но имеются некоторые другие факторы, которые, помимо вышеуказанных, сыграли свою роль, способствовали кризису медицинских факультетов, и привели к тому, что выпускаемые врачи перестали удовлетворятьширокие массы трудового населения, и что медицинские факультеты (как идругие высшие школы) перестали пользоваться прежним весом и авторитетом.

Данные, характеризующие состав студенчества университетов Германии (а состав медфаков мало отличается от среднего состава университетов), говорят о том, что основная масса студентов—дети помещиковкрупной и средней буржуазии и высшей и средней категории служащих;детей же рабочих всего 0,8%, т. е. на 100 студентов приходится не более одного студента пролетарского происхождения. Это— несмотря на точто в Германии на 62 милл. населения около 15 милл. рабочих, а с членами семей—около 50% всего населения. Уже социальный состав в значительной степени предопределяет политическое настроение студенчества.Выборы студенческих организаций еще в 1930 г. показали, что подавляющее большинство студентов (около 70%) голосовали за фашистов«.

Политическое настроение большинства студентов достаточно ярко выявилосьв зверских нападениях и избиении находящихся в меньшинстве красных студентов, в участии студентов в нападениях над. социалистов на жилища революционных рабочих, и избиении этих рабочих, участие студентов в других столь же „геройских“ поступках. Они являются хранителями чистоты арийской крови немцеви оберегают их от смешения с „инородцами“. Вспоминаю характерное выступление некоторых студентов „нацис“ (фашисты) на дискуссионном собрании, организованном красными студентамимедиками. Нацисы предлагали в целях оберегания столь высокоценной и чистой арийской крови хороших немцев от примеси еврейской (крови) выселить из Германии евреев, либо изолировать их в какомнибудьодном округе Германии, запретив им вступать в брак с немцами. Студентыфашисты и примыкающие к ним герои резиновой дубинки и поножовщины, любителиизза угла нападать на революционных рабочих и студентов, естественно—горячиесторонники сохранения § 218, запрещающего под страхом тюремного заключения:производство абортов, особенно по социальным показаниям, ибо они заботятся осохранении достаточной резервной армии. Они за принудительную стерилизациюнекоторых групп больных и физически слабых; они против излишних забот органов здровоохранения, направленных на сохранение жизни слабых, больных, малоценных в их понимании, ослабляющих своим существованием и возможностьюразмножения немецкий народ. Они сыновья и дочери аграриевы, крупной и средней буржуазии и верных, в подавляющем большинстве, рабов капитализма,—служащих и технической интеллигенции, меньше всего склонны заботиться о здоровьешироких масс пролетариата. Естественно, что эти будущие врачи меньше всегостараются ознакомиться с теми социальными факторами, которые пагубно влияютна здоровье трудового населения и изучать методы и пути устранения этих факторов. Нечего изучать то, чего они не собираются изменять. Бот почему даже там,,где преподается социальная профессиональная гигиена, студенты эти курсы, заредким исключением, не посещают.

Да, они готовятся к своей будущей работе, усердно изучают медицинские книги, добросовестно посещают клиники, но цель основной массы студенчества— ознакомиться с тем, что им понадобится для их будущей работы частнопрактикующего врача.

Для характеристики научных работников университетов, медицинских:факультетов и научноисследовательских институтов приведем отрывки извыступлений и статей известного немецкого бактериолога Much’a; гейдельбергского фармаколога Heubner’a и бывшего министра просвещения в Бадене профессора Hе11расh’a. В статье „Die Lehrkorper unseres Universitäten “ (D. M. W. W. 10 1932) Hellpach указывает на то, что роль значение университетов и его представителей сильно упала за последние десятилетия. По его мнению, основная причина этого явления—вопрос научной смены (Nachwuchsfrage). Беда не только в том, что господствуют некоторые династии ученых, которые устроились в университетет .Gelehrtendynastien die an unseren Universitäten etabliert haben, а том, что в высшие учебные заведения хлынула масса посредственностей,,. хорошо знающих технику самопродвижения и вытесняющих всех независимых, лучших и талантливых. Он пишет: „В университетах все чащеи чаще избирается удобный коллега, бесцветная фигура, мелкий, но усердный работник, который однако охотно старается стать заметным; особенно важно—человек без качеств", о котором университет не знает ниодного предосудительного дела, человек, высказывания которого всегдастоль осторожны, что никогда никто не имел случая обижаться по поводу этих высказываний. Человек, против которого меньше всего возражают“—словом, типичный подхалим.

Естественно, это привело к воспитанию карликовой породы научныхработников. Красочно пишет об этом Мух в упомянутой книге о банкротстве медицины. Перевожу дословно: „Если ктолибо не имеет денег и если он к томуже свободно мыслит и действует, если он нарушает интересы господствующей клики—его уничтожают. Так взращивается господство посредственностей. Медицинские представители на высших постах государства—этозаурядные головы, которые видят в каждом талантливом человеке опасного соперника... „Испокон веков сжигали и распинали, но медицинасегодняшнего дня делает это в большей степени, чем когдалибо. Свобобода учения—это только фраза“.

Чрезвычайно интересна характеристика, которую Мух дает научнымконгрессам. „Конгрессы столь же бесполезны, как и опасны. Они никогда не приносили пользы. К тому же конгрессы являются соборами,где свободно творящие подвергаются осуждению с заранее распределенными ролями. Это ведет к террору клик и политиканству в медицине“.

Для иллюстрации господствующих в утах нравов приведу еще следующий отрывок из упомянутой статьи проф. Hellpach’a. Он ,пишет:»Университеты себя многократно дискредитировали тем, что удостаивализвания Dr.h.с.—людей совершенно не заслуживающих этого звания,только потому, что они оказывали уту какуюлибо материальную услугуили потому, что они являются начальством (министры, директора департаментов, советники министерств и т. д.). Теперь нет почти ни одной высшей школы, которая в списках своих докторов h. с. не числила не только смущающие, но и позорящие нас фамилии“.

Многие экспериментальные работы, выпускаемые медицинскими институтами имеют своей целью не продвижение вперед „чистой науки“, а самопродвижение по иерархической лестнице ученого, хотя проделанныеработы и приводят к поставленной научным работником цели (т. е. получение соответствующего научного звания или ранга), но, „самито научные работы минимум в 95% всех случаев бесполезны, а если смотреть на них с высшей точки зрения, то их следует признать негодными".

Выпускаемые некоторыми клиниками и институтами работы, посвященные вопросу оценки терапевтического значения новых медикаментов и методов лечения, вызывают сплошь и рядом сомнения в их научной объективности. Стимулирующим моментом для появления в свет таких работ далеко не всегда бывает желание бескорыстно продвинуть вперед науку,а некие более материального порядка вещи. Нужно полагать, что не безоснований гейдельбергский проф. Heubner пишет в статье „Wissen Schaft und ärztliche Tagesaufgaben“:„Торгашеский дух проникает в сферу практической деятельности врача, близка опасность, что этот торгашский дух уже проникает в его мышление и ощущения“ (D. М. W. № 9, 1932).

Что касается политической характеристики профессорскопреподавательского состава, то он мало отличается от студенчества. Значительная часть,научных работников университетов и медицинских факультетов—лица,сугубо реакционные, сторонники монархии или фашистской диктатуры.В лучшем случае эта лица, именующие себя демократами, сторонникипарламентаризма, но ярые враги поднимающегося к борьбе против существующей капиталистической системы рабочего класса и его передового отряда—компартии. На словах они пацифисты, а на деле они прямо или косвенно поддерживают фатализм, военщину.

Конечно, среди научных работников имеются и лица, искренно преданные делу пролетариата, принимающие активное участие в разгоревшейся в Германии классовой борьбе, но их, к сожалению, мало.

Можно бы привести много материала для характеристики научных работников университетов и медицинских факультетов, но и сказанного достаточно для того, чтобы читатель получил впечатление о том, что представляет собою основная масса научных работников университетов Германии и как выглядит на деле »свободная, чистая надклассовая и вне партийная наука.

[1] Доклад на заседании Науч. мед. ассоциации врачей ТР в июне 1932 г.