Становление и развитие патологического влечения к алкоголю

Аннотация

У 136 больных алкоголизмом изучено формирование патологического влечения к алкоголю. Показано, как употребление спиртного вначале носит «симво­лический характер», позднее опосредовано стремлением к эмоциональным контактам со средой, затем становится мотивов потребности, в последующем приобретает харак­тер страсти, определяющей мотивы поведения и включающей в свою структуру ком­поненты психологического, психического и физического плана.

Полный текст

Ключевые слова: алкоголь, патологическое влечение, хронический алкого­лизм.

Мы изучали симптом влечения к алкоголю у больных, леченных различными психотерапевтическими методами. Эта группа насчитывала 136 человек (все — лица мужского пола, возраст от 18 до 60 лет). У 5 больных была диагностирована I, ста­дия хронического алкоголизма и у 131 — II стадия; из числа последних 36 человек были с рецидивом заболевания. На психотерапевтическое лечение подбирали в основ­ном больных с достаточно сохраненным интеллектом, с определенными способностями к самосознанию и самоанализу, с относительно сохраненными социальными связями и отношениями, с появившимися побуждениями к лечению, с установкой на психоте­рапевтическое лечение в группе. Степень сохранности эмоционально-волевых качеств была разной.

Нами установлено, что интенсивность влечения в группе изученных больных в I—II и начале III стадии алкоголизма во всех его сложных проявлениях по мере уг­лубления болезненного процесса имеет тенденцию к нарастанию. Влечение к спиртно­му может, во-первых, носить разную степень осознаваемости его больным; во-вторых, быть различным по эмоциональной окраске, «эмоциональному заряду»; в-третьих, быть различным по качеству.

На этапе употребления спиртного, обусловленного общепринятыми моделями, традициями среды, само по себе употребление алкоголя не являлось самоцелью. В этой стадии большее значение для личности имели следующие программы: любопыт­ство, самоутверждение, подражание и т. д. Испытанное приятное ощущение эйфории, улучшение контактов, межличностных отношений, возможность реализации других программ, осуществляемых с помощью алкоголя, постепенно пробуждали потребность, стремление к повторению подобных ситуаций. Нередко приобщение к спиртному являлось вполне сознательным, целенаправленным актом для снятия, к примеру, комплексов неполноценности, ущербности, в силу тех или иных характерологических отклонений, имеющихся или мнимых, преувеличенных физических недостатков.

По мере приобщения к спиртному состояние опьянения, эйфории ассоциировалось в сознании пьющего с удовольствием от спиртного, удовлетворение же потребностей порождало эмоциональные реакции удовольствия или неудовольствия, и эмоции приобретали таким образом положительную или отрицательную окраску. Этому спо­собствовала и сложившаяся в сознании личности «модель алкоголизма». Несомненно, что это предполагаемое удовольствие было предопределено своеобразной психической подготовкой. Эмоции отражали активную форму потребностей, и в этом виде ее мож­но расценить как влечение к тому, что необходимо для ее удовлетворения (алкоголю). Таким образом, эмоции были тесно связаны с влечением, мотивами потребностей, что обусловливало мотивы поведения. Если моральные, этические, социальные «ограни­чители» не были на высоком уровне, и у личности не были сформированы весомые цели и задачи в жизни, то в процессе дальнейшего потребления у такой личности прием спиртного становился желательным, мотивы сопротивления постепенно угаса­ли, появлялось влечение к спиртному.

Следовательно, эмоции тесно связаны с влечением, мотивами потребностей, что обусловливает мотивы поведения.

В начале влечение и его реализация были возможны только в привычной среде чаще на фоне «благоприятных» факторов: бездеятельности, праздности, скуки и проч. Постепенно начинали формироваться межличностные отношения, связанные с удов­летворением этой потребности. Личность на этом этапе не была способна осознавать влечение как таковое, тем более как болезненное. Вне контактов с привычной средой они испытывали «тоску», «скуку», жизнь им казалась менее привлекательной, труд­но было оставаться в пределах семьи, появлялась раздражительность и нетерпимость к обычной обстановке, где фактор приема спиртного ограничивался или исключался. Появлялось стремление к общению с той средой; где возможен прием алкоголя: «хо­чется поговорить, раскрыться», «успокоить нервы» и т. п. Таким образом, мотивация этих порывов внешне была вполне приемлемой и больные при этом действительно верила, что это так, но где-то подсознательно они надеялись на то, что эта встреча, произойдет на фоне приема алкоголя. Итак, заблаговременно формировалась готовность к приему спиртного. В дальнейшем все более расширялось злоупотребление (имеется в виду частота и способы его удовлетворения). Появлялась тенденция к выдвижению в оправдание пьянства целой системы «оправдывающих» ситуаций, которые якобы способствовали приему алкоголя (имеется в виду система «алкогольных алиби»). К этому времени относится начало диссоциации внутрисемейных отношений. Чем выше меры воздействия со стороны семьи, чем больше факторов, подавляющих личность извне, тем, зачастую, выраженнее сопротивление; хотя оно и не носило явно осозна­ваемого характера, больному тем не менее было трудно встать на позицию критиче­ского взгляда на самого себя со стороны.

В данном случае можно говорить о неосознанном включении механизмов психоло­гической защиты. Каждая личность, будет ли это ею осознаваться или нет, стремится хотя бы в глазах окружающих быть социальной. В дальнейшем влечение приобретало такие формы, что даже случайные ситуационные моменты побуждали к приему спиртного. Завязывались случайные связи: задачи, цели, интересы жизни подавля­лись все возрастающим влечением, страстью к спиртному. Влечение, достигшее зна­чительной силы, следует назвать страстью. Теперь, на этом этапе, жизненные напря­жения могли быть «разрешены» только в случае приема спиртного. Стимулы, задер­живающие пьянство, влечение к спиртному, приобретали кратковременный характер, стимулы же, побуждающие влечение, проявлялись все настойчивее и длительнее. Все в меньшей степени больным были свойственны мотивы борьбы, влечение стано­вилось все более выраженным.

При формировании абстинентного синдрома больные в большинстве случаев уже могли определить в себе наличие влечения. В психологической интерпретации боль­ных это звучало как ощущение «внутренней тяги» или как физиологической потреб­ности («жажда», «сосет» и т. п.). Больные отмечали также неопределенные ощуще­ния телесного или психического происхождения. К этому времени хорошо определя­лись и внешние симптомы зависимости — при упоминании о спиртном происходило оживление мимики, двигательных реакций, оживлялась речь, повышалось настроение. Однако во многих случаях осознание «тяги» и «влечения к спиртному» не ассоции­ровалось с их болезненным характером, эмоционально не переживалось на должном уровне. Затем мотивы борьбы уступали влечению настолько, что исчезало и желание сопротивляться этому влечению. Этот момент мы расценивали как этап компульсивности влечения; проявлялась она всегда после первых доз спиртного и в похмельном состоянии.

Однако не всегда еще каждый прием спиртного означал неконтролируемость пития, здесь играли роль и определенные задержки. Крайним вариантом выраженной зависимости от спиртного следует считать ее проявление в период, свободный от ал­коголизации, на фоне обычных жизненных ситуаций. Были больные, для которых один вид, запах спиртного исключал способность к сопротивлению, к анализу своих ощущений, поведения, к волевому управлению своими действиями. Возникала тоталь­ная (физическая и психическая) зависимость. На этом этапе запои заканчивались физическим и нервнопсихическим истощением больного. По восстановлении опреде­ленного уровня психофизиологического состояния организма компульсивный характер влечения вновь включался в мотивы потребности, осознание болезненности влечения могло присутствовать полностью, но зачастую внутренних волевых ресурсов для са­мостоятельного выхода из болезни могло уже и не быть.