Formation and development of pathological craving for alcohol

Abstract

The formation of a pathological craving for alcohol was studied in 136 patients with alcoholism. It is shown how the use of alcohol is at first “symbolic”, later mediated by the desire for emotional contacts with the environment, then it becomes the motives of need, and subsequently acquires the character of passion, which determines the motives of behavior and includes components of the psychological, mental and physical plan in its structure.

Full Text

У 136 больных алкоголизмом изучено формирование патологического влечения к алкоголю. Показано, как употребление спиртного вначале носит «симво­лический характер», позднее опосредовано стремлением к эмоциональным контактам со средой, затем становится мотивов потребности, в последующем приобретает харак­тер страсти, определяющей мотивы поведения и включающей в свою структуру ком­поненты психологического, психического и физического плана.

Ключевые слова: алкоголь, патологическое влечение, хронический алкого­лизм.

Мы изучали симптом влечения к алкоголю у больных, леченных различными психотерапевтическими методами. Эта группа насчитывала 136 человек (все — лица мужского пола, возраст от 18 до 60 лет). У 5 больных была диагностирована I, ста­дия хронического алкоголизма и у 131 — II стадия; из числа последних 36 человек были с рецидивом заболевания. На психотерапевтическое лечение подбирали в основ­ном больных с достаточно сохраненным интеллектом, с определенными способностями к самосознанию и самоанализу, с относительно сохраненными социальными связями и отношениями, с появившимися побуждениями к лечению, с установкой на психоте­рапевтическое лечение в группе. Степень сохранности эмоционально-волевых качеств была разной.

Нами установлено, что интенсивность влечения в группе изученных больных в I—II и начале III стадии алкоголизма во всех его сложных проявлениях по мере уг­лубления болезненного процесса имеет тенденцию к нарастанию. Влечение к спиртно­му может, во-первых, носить разную степень осознаваемости его больным; во-вторых, быть различным по эмоциональной окраске, «эмоциональному заряду»; в-третьих, быть различным по качеству.

На этапе употребления спиртного, обусловленного общепринятыми моделями, традициями среды, само по себе употребление алкоголя не являлось самоцелью. В этой стадии большее значение для личности имели следующие программы: любопыт­ство, самоутверждение, подражание и т. д. Испытанное приятное ощущение эйфории, улучшение контактов, межличностных отношений, возможность реализации других программ, осуществляемых с помощью алкоголя, постепенно пробуждали потребность, стремление к повторению подобных ситуаций. Нередко приобщение к спиртному являлось вполне сознательным, целенаправленным актом для снятия, к примеру, комплексов неполноценности, ущербности, в силу тех или иных характерологических отклонений, имеющихся или мнимых, преувеличенных физических недостатков.

По мере приобщения к спиртному состояние опьянения, эйфории ассоциировалось в сознании пьющего с удовольствием от спиртного, удовлетворение же потребностей порождало эмоциональные реакции удовольствия или неудовольствия, и эмоции приобретали таким образом положительную или отрицательную окраску. Этому спо­собствовала и сложившаяся в сознании личности «модель алкоголизма». Несомненно, что это предполагаемое удовольствие было предопределено своеобразной психической подготовкой. Эмоции отражали активную форму потребностей, и в этом виде ее мож­но расценить как влечение к тому, что необходимо для ее удовлетворения (алкоголю). Таким образом, эмоции были тесно связаны с влечением, мотивами потребностей, что обусловливало мотивы поведения. Если моральные, этические, социальные «ограни­чители» не были на высоком уровне, и у личности не были сформированы весомые цели и задачи в жизни, то в процессе дальнейшего потребления у такой личности прием спиртного становился желательным, мотивы сопротивления постепенно угаса­ли, появлялось влечение к спиртному.

Следовательно, эмоции тесно связаны с влечением, мотивами потребностей, что обусловливает мотивы поведения.

В начале влечение и его реализация были возможны только в привычной среде чаще на фоне «благоприятных» факторов: бездеятельности, праздности, скуки и проч. Постепенно начинали формироваться межличностные отношения, связанные с удов­летворением этой потребности. Личность на этом этапе не была способна осознавать влечение как таковое, тем более как болезненное. Вне контактов с привычной средой они испытывали «тоску», «скуку», жизнь им казалась менее привлекательной, труд­но было оставаться в пределах семьи, появлялась раздражительность и нетерпимость к обычной обстановке, где фактор приема спиртного ограничивался или исключался. Появлялось стремление к общению с той средой; где возможен прием алкоголя: «хо­чется поговорить, раскрыться», «успокоить нервы» и т. п. Таким образом, мотивация этих порывов внешне была вполне приемлемой и больные при этом действительно верила, что это так, но где-то подсознательно они надеялись на то, что эта встреча, произойдет на фоне приема алкоголя. Итак, заблаговременно формировалась готовность к приему спиртного. В дальнейшем все более расширялось злоупотребление (имеется в виду частота и способы его удовлетворения). Появлялась тенденция к выдвижению в оправдание пьянства целой системы «оправдывающих» ситуаций, которые якобы способствовали приему алкоголя (имеется в виду система «алкогольных алиби»). К этому времени относится начало диссоциации внутрисемейных отношений. Чем выше меры воздействия со стороны семьи, чем больше факторов, подавляющих личность извне, тем, зачастую, выраженнее сопротивление; хотя оно и не носило явно осозна­ваемого характера, больному тем не менее было трудно встать на позицию критиче­ского взгляда на самого себя со стороны.

В данном случае можно говорить о неосознанном включении механизмов психоло­гической защиты. Каждая личность, будет ли это ею осознаваться или нет, стремится хотя бы в глазах окружающих быть социальной. В дальнейшем влечение приобретало такие формы, что даже случайные ситуационные моменты побуждали к приему спиртного. Завязывались случайные связи: задачи, цели, интересы жизни подавля­лись все возрастающим влечением, страстью к спиртному. Влечение, достигшее зна­чительной силы, следует назвать страстью. Теперь, на этом этапе, жизненные напря­жения могли быть «разрешены» только в случае приема спиртного. Стимулы, задер­живающие пьянство, влечение к спиртному, приобретали кратковременный характер, стимулы же, побуждающие влечение, проявлялись все настойчивее и длительнее. Все в меньшей степени больным были свойственны мотивы борьбы, влечение стано­вилось все более выраженным.

При формировании абстинентного синдрома больные в большинстве случаев уже могли определить в себе наличие влечения. В психологической интерпретации боль­ных это звучало как ощущение «внутренней тяги» или как физиологической потреб­ности («жажда», «сосет» и т. п.). Больные отмечали также неопределенные ощуще­ния телесного или психического происхождения. К этому времени хорошо определя­лись и внешние симптомы зависимости — при упоминании о спиртном происходило оживление мимики, двигательных реакций, оживлялась речь, повышалось настроение. Однако во многих случаях осознание «тяги» и «влечения к спиртному» не ассоции­ровалось с их болезненным характером, эмоционально не переживалось на должном уровне. Затем мотивы борьбы уступали влечению настолько, что исчезало и желание сопротивляться этому влечению. Этот момент мы расценивали как этап компульсивности влечения; проявлялась она всегда после первых доз спиртного и в похмельном состоянии.

Однако не всегда еще каждый прием спиртного означал неконтролируемость пития, здесь играли роль и определенные задержки. Крайним вариантом выраженной зависимости от спиртного следует считать ее проявление в период, свободный от ал­коголизации, на фоне обычных жизненных ситуаций. Были больные, для которых один вид, запах спиртного исключал способность к сопротивлению, к анализу своих ощущений, поведения, к волевому управлению своими действиями. Возникала тоталь­ная (физическая и психическая) зависимость. На этом этапе запои заканчивались физическим и нервнопсихическим истощением больного. По восстановлении опреде­ленного уровня психофизиологического состояния организма компульсивный характер влечения вновь включался в мотивы потребности, осознание болезненности влечения могло присутствовать полностью, но зачастую внутренних волевых ресурсов для са­мостоятельного выхода из болезни могло уже и не быть.