Том 35, № 1 (2024)

В статье проводится философский анализ поздней повести Ф.М. Достоевского «Сон смешного человека». В отличие от распространенного в научной литературе подхода, в рамках которого исследователи пытаются интерпретировать творчество писателя, вписывая его размышления в различные традиции, автор статьи ставит цель проанализировать поставленную Достоевским философскую проблему соотношения жизни и сознания. Олицетворением решения этой проблемы у Достоевского являются антагонисты «подпольный человек» и «смешной человек». Если для «подпольного человека» сознание выше жизни и противостоит ей, то для «смешного человека» жизнь выше сознания, а счастье выше знания законов счастья. Автор раскрывает смысловую структуру повести, согласно которой герой от идеи о том, что его сознание есть, а мира нет, приходит к обратному заключению — мир есть, а сознания нет. В статье последовательно исследуются такие вопросы, как: что значит быть смешным? В чем заключен исток чувства и совести? Как соотносятся сон и реальность? Почему Достоевский говорит о богоборчестве героя, не говоря при этом о Боге? Как соотносятся планетарный рай и сознание, а также сознание и страдание? Отвечая на эти вопросы, автор показывает противоречия, содержащиеся в повести, и приходит к выводу, что причиной их является соединение Достоевским двух картин мира. Согласно первой, человек — существо планетарное и самодостаточное в своем естестве, согласно второй — человек обременен внутренним миром, уладить который может лишь внутренний закон, который Достоевский формулирует как заповедь любви.

Анализируются изменения представлений о субъективности в постгуманизме. Рассматривая различия между «сильным» и «слабым» субъектом, автор показывает, что экологическая субъективность в постгуманизме реализует проект слабой философии. Вопрос о субъективности в данном случае определяется не в связи с сознанием, а в связи с преобразованием телесности. Постгуманизм предлагает трансформацию человека с помощью гибридизации, то есть различных манипуляций с телом (например, путем добавления человеку генов растений и животных). Отношение к самому себе здесь понимается как зеркальное вглядывание в свою инаковость, которая связана теперь не с фигурой другого, а с животным. Базовая оппозиция «человек — животное» ставится под вопрос, поскольку между человеком и животным исчезают качественные различия. Показано, что обоснование этой постгуманистической идеи опирается на Аристотеля и постмодернистскую философию. Аналогичным образом постгуманизм пересматривает границу между человеком и техникой, открывая широкие возможности для модификаций человека и превращения его в киборга. Раскрывается суть философских оснований данной позиции и делается вывод о том, что процессуальная философия позволяет не только устранить различия между человеком и природой, но также отождествить искусственное и естественное. Таким образом, субъективность понимается как принадлежность существованию, а экологическая субъективность человека — как необходимость инкорпорирования в свой мир других существ. Экологическая субъективность в данном случае сводится к экологической телесности, то есть к попытке сконцентрировать в теле разные сущности.

Исследуется связь биобанков и общества через информированное согласие. Анализируются риски, ассоциируемые с биобанками, а также концепция информированного согласия в контексте функционирования биобанков. Гипотеза настоящего исследования состоит в том, что концепция информированного согласия структурно, на уровне оценки рисков по отношению к себе и своим близким родственникам не совпадает с бенефициарной моделью получения научного знания, основанной на справедливости и концепции минимального вреда. Данное обстоятельство может служить аргументом в пользу принципа информированного согласия, основанного на уважении принципа автономии. В статье делается предположение о том, что введение формы расширенного информированного согласия без возможности уточнения, в каких именно исследованиях будут использованы биообразцы донора, затрагивает уже не только его индивидуальные интересы, но и интересы его ближайших родственников. Нахождение такой модели информированного согласия, где будут приниматься во внимание не только аргументы бенефициарной модели и концепция незначительного риска, реализуемые на основе индивидуального решения, но и семейные связи, можно считать задачей адаптации информированного согласия к работе биобанков.

Статья посвящена рассмотрению некоторых философских аспектов пересадки лица. Представлен краткий обзор более или менее успешно осуществленных операций подобного рода в международной клинической практике, а также дискуссий о связанных с ними медицинских и этических рисках. Вопрос об этико-аксиологических основаниях и следствиях аллотрансплантации лица предлагается рассматривать в контексте более широкой проблемы биомедицинской объективации. В данной статье под биомедицинской объективацией человека понимается взгляд на пациента как на клиническое тело, изъятое из психосоциального контекста его жизни, который принято считать избыточным для диагностических и терапевтических задач. Подобный взгляд находит свое воплощение в различных практиках, связанных с отчуждением субъектности пациента. Это может проявляться в отчуждении имени, лица или всего тела от личности человека. В рамках донорских практик прослеживается две разновидности биомедицинской объективации — инструментализация и отчуждение в защитных целях. В случае пересадки лица объективация как инструментализация проявляется в том, что лицо сводится к совокупности тканей и превращается в биомедицинский артефакт, наделяемый инструментальной ценностью. В этом контексте вводится различение соматического лица (лицевых структур) и лица психосоциального (субъектной идентичности). Что касается объективации как отчуждения в защитных целях, реципиент, которому нужно освоиться со своим новым лицом, сталкивается с необходимостью внутренне дистанцироваться от личности донора. В статье делается вывод о том, что при пересадках лица, как и в донорских практиках в целом, может возникать конфликт между риторикой дарения, без которой немыслимо развитие донорства, и свойственной биомедицине логикой отчуждения.

Этнокультурные и этнопсихологические особенности взаимодействия с иностранными студентами требуют создания определенных образовательных технологий и креативных траекторий общения в процессе обучения. Познание при этом основывается на понимании как результате когнитивных операций, а воспитание — на «подтверждении» реальности как условия формирования личности профессионала. Это два крыла для освоения самостоятельного творческого полета. Цель работы — продемонстрировать принципы информационного моделирования в образовательном процессе при сотрудничестве представителей различных этнокультур. Преподавание профессиональных дисциплин предполагает в зависимости от тематики творческое моделирование структуры, актуального алгоритма и композиционного решения эффективной передачи знаний. Игровой принцип в таком моделировании выражается в снимающих лингвистические барьеры элементах тренинга. Каждый компонент подобной модели в значительной степени соотносится с содержанием этнокультурного пространства и этнопсихологического поля иностранных студентов на групповом и индивидуальном уровнях. Преподаватель становится своего рода «проводником» не только в профессию, но и в культуру и традиции страны, в которой студенты получают образование. На занятиях интеллектуальная атмосфера создается благодаря раскрытию различных культурных кодов, которые проявляются в процессе общения и отражают оригинальное восприятие реальности. Профессиональное мировоззрение формируется в результате синтеза этнокультурных представлений о мире, то есть монокультурные концепты сплавляются в поликультурные системы, определяющие индивидуально-авторский почерк профессионала.

Работа посвящена концептуализации феномена близких отношений и обобщению представлений об их развитии на протяжении жизненного пути. С опорой на разные теоретические подходы выделены следующие шесть основополагающих качеств близких отношений: направление передачи ресурса (инвестирую/приобретаю), дистанция (отдаленность/близость), страсть/рассудочность, ответственность/беспечность, аутентичность (искренность) / притворство, способность принять позицию партнера/эгоцентризм. В эмпирическом исследовании (196 русскоговорящих молодых взрослых в возрасте от 18 до 30 лет) с использованием открытых вопросов эти качества были верифицированы. Что касается развития близких отношений на протяжении жизненного пути, эвристичным представляется связать ротацию близких людей с содержанием кризисов, переживаемых человеком, и решаемых им задач развития. Хотя наиболее частым механизмом отдаления от одних людей и сближения с другими является сепарация, представляется, что человек скорее осуществляет межличностную рецентрацию, меняя субъективную значимость разных людей, которые не исчезают из круга общения, но взаимодействие теряет какие-то из перечисленных выше качеств. К настоящему времени рецентрация изучена применительно к периоду перехода от юности к зрелости, однако можно предположить, что это универсальный механизм ротации значимых других на протяжении жизненного пути. Рецентрация может быть реверсивной, когда после перерыва отношений люди вновь сближаются с референтными персонами прошлого, однако паттерн близости может быть отличным от того, который был раньше. Это предположение иллюстрируется примерами из консультативной практики и художественной литературы. В заключение делается вывод об отсутствии системных доказательных исследований развития близких отношений на протяжении жизненного пути, что обусловливает необходимость обоснования и проведения такого исследования.

Ностальгия по позднесоветскому принимает различные формы и сложным образом переплетается с глобальными трендами обращения к прошлому за вдохновением при создании новых образцов массовой культуры. К ностальгическим реминисценциям приобщаются новые поколения тех, кто родился и рос уже после распада советской системы. В статье анализируется социокультурный феномен направления электронной музыки «советская волна» (Soviet Wave), сочетающей стилистику позднесоветской популярной культуры и современной электронной музыки. Этот феномен может быть понят как постностальгия по позднесоветскому, поскольку в него вовлечены представители молодого поколения, знающие о советском из рассказов родителей и медиа. Кроме того, «советская волна» также анализируется как часть общей тенденции ретромании, описанной С. Рейнольдсом, когда происходит бесконечное обращение к музыкальным стилям прошлого при создании новых произведений. Основной концепцией рассмотрения феномена советской волны служит идея «эрзац-ностальгии» А. Аппадураи, которая предполагает современное переживание прошлого без соответствующего жизненного опыта и коллективной исторической памяти, но основана на расхожих образцах массовой культуры, в репрезентациях которой прошлое уже подверглось глубоким трансформациям. В статье представлена сжатая история формирования и эволюции сообщества музыкантов «советская волна» на российской субкультурной сцене, показана связь эстетики этого направления с ностальгическими настроениями относительно позднего советского периода, выявлены элементы эрзац- и техноностальгии (Т. Пинч, Д. Рейнеке), рассмотрена связь этого феномена с более широкими тенденциями в современной массовой культуре в международном контексте. «Советская волна» также понимается как элемент формирования культурного гражданства и трансформационной музеефикации советского. Статья опирается на результаты авторского социологического исследования, включавшего интервью с музыкантами, работающими в жанре «советская волна».