Утопия как футуризация истории: аспекты дискурса

В современных utopian studies различие между утопией как интенцией и утопией как нарративом уже не подвергается сомнению. Начиная с А. Свентоховского и Э. Блоха утопия трактуется как мечта, универсальное измерение культуры, духовный ориентир или желание, способное задавать смысл человеческому существованию. В статье показано, что хотя следы утопии как мечты о лучшем мире теряются в глубинах истории, современные очертания она приобрела только в эпоху модерна, когда получила устойчивую привязку к будущему. Духовные предпосылки были сформированы западной секуляризацией, когда в результате разложения христианского видения истории, помещавшего рай в трансцендентное измерение, под сомнение была поставлена вся символическая картина мира средневекового общества, и прежние эсхатологические ожидания спасения стали вливаться в новые утопические меха. Суть утопии — земное совершенствование мира руками самого человека. Последующий расцвет утопии, связанный с включением в нее фактора времени, определялся масштабными социокультурными трансформациями, зачарованностью идеей прогресса и становлением исторического сознания. В результате утопия превращается из «места, которого нет» в «место, которого еще нет» (Э. Блох). Обращение авторов к концепции К. Манхейма позволило показать, что в различных исторических расширениях и деривациях утопии ее отношение ко времени складывалось различным образом, начиная с хилиастического растворения будущего в настоящем — до социалистически-коммунистического подчинения настоящего будущему (футуризация истории). Обе формы сохранили свою жизненность до наших дней, хотя футуризация истории в глобальном масштабе потерпела фиаско. Переживая кризисы, утопия продолжает жизнь в культуре, поскольку при всей своей (не)возможности она наделяет историю целями и идеалами и питает надежду на их достижение в будущем.