«SEIZURE OF KAZAN» IN THE NATIONAL HISTORIOGRAPHY OF THE MIDDLE 20TH CENTURY AND WORKS BY B.G. VERKHOVEN

Full Text

В современной историографии большой интерес вызывают «механизмы» создания звеньев «пропагандистской машины» И. В. Сталина в форме иделогем. Наиболее ярко эти процессы видны при изучении того, как в отечественной историографии 1930-х - 1950-х гг. вырабатывалось отношение к личности и времени Ивана Грозного, особенно в контексте интеграции Среднего и Нижнего Поволжья в состав Московского государства в ранний период царствования молодого царя, когда действовала «Избранная Рада» - реформаторский кружок середины XVI в. К настоящему времени утвердилось мнение о том, что источником упомянутых идеологем явились наблюдения Б. Г. Верховеня. Впервые такое мнение высказала А. Л. Хорошкевич, прямо указавшая на исключительное значение Б. Г. Верховеня в формировании идеологии «Иванианы», сравнивая его с той ролью, которую играл «некий «тов. Кречетов»» в официальном подходе ко всей отечественной советской историографии при жизни И. В. Сталина (Хорошкевич 1991: 88-89). Современный историк А. Г. Бахтин, классифицируя труды по истории присоединения Среднего и Нижнего Поволжья и Приуралья к России, считает, что книга Б. Г. Верховеня «Россия в царствование Ивана Грозного» не отличается от работ его современников К. В. Базилевича, С. В. Бахрушина, Г. Я. Меркушкина, К. Я. Наякшина, И. Г. Огнева, И. И. Смирнова, С. О. Шмидта. Работы всех перечисленных авторов, по мнению А. Г. Бахтина, страдают тем, что основной причиной расширения Московского государства на восток выступает необходимость «борьбы с внешней агрессией», а «экономическим причинам уделяется несущественное место или о них вообще ничего не говорится» (Бахтин 2001: 52, 69). Такой подход представляется слишком упрощенным. Как указывает А. Л. Хорошкевич, работы Б. Г. Верховеня об эпохе Ивана Грозного относятся к 1937-1939 гг. Все началось, по её мнению, с того, что «начинающий преподаватель МГУ Б. Г. Верховень» выступил 26 и 28 октября 1937 г. в Высшей школе пропагандистов имени Я. М. Свердлова при ЦК ВКП(б) с двумя лекциями о расширении Русского государства в рамках курса «История СССР». Исследовательница отмечает, что практически сразу же эти лекции сначала были напечатаны в сборнике под редакцией И. И. Минца, а потом вышли в виде отдельной брошюры «Расширение Русского государства» (Хорошкевич 1991: 89). Как указывает А. Л. Хорошкевич, эта брошюра стала распространяться в 1939 г. Следует отметить, что в том же году в свет выходит большинство работ Б. Г. Верховеня, отражающих эпоху Ивана Грозного. Среди них - центральная работа историка, книга «Россия в царствование Ивана Грозного» (Верховень 1939с). Тогда же появляется сразу в двух изданиях статья Б. Г. Верховеня «Ливонская война», которая имеет ярко выраженную популяризаторскую направленность (Верховень 1939a; Верховень 1939b). В то время Б. Г. Верховень занимал должность преподавателя кафедры истории партии МГУ. Следует также отметить и редко упоминаемую историографами рецензию Б. Г. Верховеня на сборник статей «Против исторической концепции М. Н. Покровского», которая появилась в том же году в журнале «Историк-марксист» (Поэль 1981: 18). Думается, что формирование парадигм официальной историографии Ивана Грозного протекало гораздо более сложным путем, и не только с точки зрения хронологии. В этом процессе, как представляется, ключевую роль сыграли концепции Р. Ю. Виппера и С. В. Бахрушина. Так, Р. Ю. Виппер изложил основы своего видения эпохи Ивана Грозного ещё в 1922 г. в книге «Иван Грозный», а впоследствии лишь корректировал изложенные тогда суждения (Виппер 1922; Виппер 1943; Виппер 1944; Виппер 1946). Популяризаторская работа С. В. Бахрушина, в которой были представлены основные моменты развития России при Иване IV, была опубликована, как и большинство работ Б. Г. Верховеня, в 1939 г., причем в центральном журнале «Пропагандист» (Бахрушин 1939). В 1938-1954 гг. увидели свет работы многих историков по вопросам внешнеполитической деятельности Ивана IV (Королюк 1954; Красинский 1947; Курмачева 1956; Лихачев 1944; Новиков 1938; Тельпуховский 1940). В них нет ссылок на работы Б. Г. Верховеня, что представляется их своеобразной оценкой в отечественной историографии середины XX века как вполне рядового явления. Важным аргументом в пользу такого представления выступает тот факт, что в ходе дискуссии о переосмыслении роли и личности Ивана Грозного, развернувшейся на страницах центральных изданий после смерти И. В. Сталина, шло обсуждение прежде всего работ Р. Ю. Виппера, С. В. Бахрушина, И. И. Смирнова, а работы Б. Г. Верховеня не затрагивались (См., напр.: Дубровский 1956: 121-129; Курмачева 1956: 195-204). Из современников только Ю. В. Готье откликнулся рецензией на книгу Б. Г. Верховеня (Готье 1939: 93-95). Наиболее важным в этой рецензии являются указания автора на многие фактологические ошибки, а не то, что (как заметила А. Л. Хорошкевич) критик следовал идеологической парадигме того времени, по словам Ю. В. Готье, что «Грозный «расширил сильное централизованное государство», а «самодержавная власть была прогрессивна…» (Хорошкевич 1991: 89). Примененные видным ученым идеологемы имели хождение в советской историографии уже на заре «школы Покровского». А. Л. Хорошкевич считает, что именно благодаря Б. Г. Верховеню в контексте изучения политики Ивана IV в научном лексиконе появился идеологический конструкт «Расширение русского государства»; следует отметить, что в то же время в работах других исследователей имел хождение и термин «централизованное». А. Л. Хорошкевич считает своё наблюдение важным в контексте того, что выражение «расширение» вместе с формулой о «наименьшем зле» меняло «характер … внешнеполитических акций» московских правителей, то есть исключалась их оценка как завоевания, захвата, агрессии (Хорошкевич 1991: 89). Но выражение «наименьшее зло» применительно к процессу роста территории Московского государства при Иване IV появилось уже после окончания Второй мировой войны, почему, такая экстраполяция кажется неубедительной. Учитывая то, что одновременно с работами Б. Г. Верховеня вышла статья С. В. Бахрушина «Расширение Русского государства при Иване IV», приоритет Б. Г. Верховеня в использовании термина «расширение» как оценки развития Московского государства середины XVI века представляется маловероятным. Подчеркнём, что Б. Г. Верховень рассматривал связи Московского государства со странами Поволжья и Сибири только как частность в развитии России при Иване IV. Представляется не случайным то обстоятельство, что по структуре данная работа напоминает опубликованный гораздо позже очерк С. В. Бахрушина «Иван Грозный». Б. Г. Верховень, как было принято в марксистской историографии, считал экономику основой всех процессов политической истории. Именно поэтому следует признать указанную классификацию А. Г. Бахтина неубедительной. Б. Г. Верховень подчеркивал преемственность завоевательной политики Ивана Грозного и его предшественников - Ивана III и Василия III. Именно в этом видится причина того, что историк рассматривал как феномены «завоевание Казани и Астрахани, и расширение связей с заграницей (с европейскими державами)». В глазах Б. Г. Верховеня Казанское ханство выступает как государство, сформированное одним народом, копия Золотой Орды, и поэтому именуется «Татарским ханством на Волге» (Верховень 1939c: 22). Из этой генеральной идеи вытекают и последующие постулаты автора. Так, историк едва ли не впервые в историографии попытался определить, правда, бездоказательно, статус татарской знати: эмир - «особо знатный» феодал, бей - «подобие» русских князей, что, конечно, следует признать некорректным. (Верховень 1939c: 22). Взгляды Б. Г. Верховеня на Казанское ханство значительно отличались от выводов С. В. Бахрушина. Так, Б. Г. Верховень, не перечисляя всех повинностей местных жителей, указывал, что, помимо ясака, татары платили 12 видов других налогов. Историк противоречиво писал о том, что основным направлением внешней политики Казанского ханства была борьба против Москвы из-за выгодной торговли русскими пленными (однако не признавал работорговлю основой экономики этого государства). Вместе с тем, вслед за С. В. Бахрушиным Б. Г. Верховень утверждал, что «Турция (так он называл Османскую империю. - В.З.) … пыталась вмешаться… в дела Казанского ханства» (Бахрушин 1936: 40-41; Верховень 1939c: 23). Апелляция к работе Ф. Энгельса «О разложении феодализма и развитии буржуазии»[1], позволила Б. Г. Верховеню представить создание стрелецкого войска не только как проявление «укрепления самодержавия», но и как отражение закономерного процесса эволюции феодализма не только в России, но и на Западе (Верховень 1939c: 25), причем едва ли не впервые в отечественной историографии. Б. Г. Верховень же первым в советской исторической литературе попытался осветить условия службы стрельцов (считая, что эти условия всегда были постоянными). Б. Г. Верховень полагал, что русские пищали являлись в то время «малосовершенными и весьма тяжелыми» (Верховень 1939c: 25). В трактовке русско-казанских отношений он во многом ориентировался на М. Г. Худякова. Так, например, историк вынужден был хотя бы в общих чертах описать приход к власти промосковского ставленника Шах-Али в Казани, но, в отличие от казанского исследователя, считал, что сменивший Шах-Али Едигер являлся креатурой астраханского хана, а не крымского. Б. Г. Верховень посчитал, что в походе на Едигера участвовали сотни стрельцов, при этом поражение русского войска «заставило Ивана IV лучше подготовиться и послать большее войско» (Верховень 1939c: 24). Б. Г. Верховень, противореча сам себе, утверждал, с одной стороны, что «Иван Грозный пытался также несколько раз организовать походы на Казань», а с другой - что поход 1552 г. и не преследовал цель осады Казани. Этот историк вслед за С. В. Бахрушиным и М. Г. Худяковым видел объективную причину провала первых походов Ивана Грозного в том, что у русских не было под Казанью военной и продовольственной базы - Свияжска (Бахрушин 1939: 18; Худяков 1991: 151). Её строителя И. Г. Выродкова, Б. Г. Верховень называет инженером, осовременивая, следовательно, функции дьяка. Дипломатической подготовке взятия Казани (1552 г.) автор внимания не уделял, сосредотачиваясь на военной стороне этого дела. Большинство ошибок Б. Г. Верховеня при описании «Казанского взятия» проистекает из того, что следовал он только «Казанской истории». Именно этим можно объяснить то, что историк подсчитал численность русской армии в 150 тысяч (при 150 тяжелых осадных орудиях), а стрельцам приписал главную роль во взятии Казани. Историк также считал, что ведущую роль во взятии столицы Казанского ханства сыграли в равной мере три военачальника: М. И. Воротынский, Н. А. Морозов и В. И. Шереметев. В современной историографии же большее значение признается за князем П. С. Серебряным. Как и М. Г. Худяков, Б. Г. Верховень считает, что подкоп при осаде Казани был применен впервые в русской истории (Худяков 1991: 151). При этом, полемизируя с М. Г. Худяковым, Б. Г. Верховень указывает на то, что взрыв в подкопе разрушил не стену Казанского кремля, а тайник с водой. По словам историка, «татары оказывали русским весьма сильное сопротивление. Даже женщины и дети принимали участие в борьбе» (Верховень 1939c: 26). Историк указывал на волнения в Среднем Поволжье, правда, считая их продолжением борьбы с казанскими феодалами, а не «черемисской войной»: «… 3-4 года шла борьба в окрестностях Казани...». Одним из эпизодов этой борьбы Б. Г. Верховеню представлялся поход князя А. М. Курбского для усмирения населения Казанского ханства. Только после этой борьбы, как следует из работ Б. Г. Верховеня, началось «покорение» народов Поволжья. В качестве начала этого этапа колонизации в глазах Б. Г. Верховеня выступало строительство крепостей (Чебоксар (1556 г.) и других). Думается, что такая трактовка событий истории Среднего и Нижнего Поволжья, последовавших за взятием Казани, проистекает из следующей установки: народы, обитавшие на территории колонизируемого Казанского ханства, «были угнетаемы татарами» (это явно противоречило выводам «школы Покровского»). По мнению историка, неудача с выбранной «промосковской партией» при поддержке ногаев кандидатурой Ямгурчея на Астраханский юрт привела к походу московских войск на Астрахань. Б. Г. Верховень практически не уделял внимания христианизации жителей Среднего и Нижнего Поволжья, а касался только военно-политической стороны событий (Григорьев 1938: 234; Верховень 1939c: 30-31). Б. Г. Верховень указывал, что русские отстроили Казань заново, и в этот город «было переселено много русских служилых людей - дворян и купцов, татарам же разрешалось жить только в пригородной слободе» (Верховень 1939c: 27). При этом не упоминается о крестьянском переселении. В трудах ведущих ученых 40-х - 50-х гг. XХ в. по истории России середины XVI в., в том числе и в контексте интеграции Среднего и Нижнего Поволжья в состав Московского государства, за исключением рецензии Ю. В. Готье, нет ни слова о Б. Г. Верховене, как не встречается и упоминаний о воззрениях этого историка в дискуссиях о переоценке эпохи Ивана IV, развернувшихся в эпоху «оттепели». Работы Б. Г. Верховеня позволяют представить всю сложность процессов развития отечественной историографии 1930-1950-х гг. и являются ярким примером «индивидуализации» в рамках «сталинской» парадигмы освещения времени Ивана Грозного. Представляется, что нет должных оснований считать Б. Г. Верховеня инициатором введения в научный оборот термина «расширение Русского государства» применительно к процессам середины XVI в.

About the authors

Vitaly Nikolaevich Zubov

Nizhnevartovsk State University

Senior Lecturer at the Department of Russian History

References

Supplementary files